«Эгилс Левитс находился под “колпаком” всего аппарата советского КГБ»

14 сентября 2019

2062

«Эгилс Левитс находился под “колпаком” всего аппарата советского КГБ»

В интервью Delfi глава государства с завидным постоянством возвращается, снова и снова, к пресловутым “мешкам” одиозной “конторы” - латвийского КГБ. В последней связи, хотел бы остановиться на нескольких моментах, которые, как следует из интервью, до сих пор так сильно заботят самого г-на Левитса.

Прежде всего, хочу отметить, ту “разработанную” президентом “систему шагов” и, в особенности, его личное осознание того, что в «теме “мешков ЧК”» Латвия «продвинулась не дальше второго шага» - «признания в содеянном».

Великодушно прошу заранее извинить, но о каком признании тут можно вообще пытаться вещать, если подавляющее большинство всех тех “бойцов невидимого фронта” - секретных агентов и прочих категорий негласных помощников все того же латвийского КГБ продолжают, как “стойкие оловянные солдатики” с завидным упорством долдонить одно и то же - что, якобы, “не состоял”, “не участвовал” и, вообще, был “мягким и пушистым”, никогда не имевшим никакого отношения к пресловутой конторе. Даже несмотря на те многочисленные документальные материалы, которые уже преданы общественной огласке: kgb.arhivi.lv.

Вместе с тем, не могу частично не согласиться с г-ном Левитсом относительно того, что “большинство не чувствует необходимости признаться”. Не берусь судить со стороны, но основываясь на собственных познаниях в этой области, могу предположить, что в определенной степени многие и многие “бойцы невидимого фронта” чувствуют себя если не в полной безопасности, то уж, как минимум, почти неуязвимыми. Руководствуясь почти железобетонным принципом – «какие ваши доказательства?!» Ведь одно лишь наличие регистрационной карточки “Формы 3” из “мешков”, показывающей, что тот или иной человек состоял в агентурном аппарате органов КГБ Латвии не является достаточным доказательством - основанием клеймить каждого чье имя обнаружилось в “мешках”.

В продолжение темы, затронутой в интервью президента - упоминания имени самого Эгилса Левитса в архивах латвийского КГБ. Мне по большому счету все равно, поверят мне или нет, но вероятно, не очень приятной самому г-ну Левитсу новостью будет то, что его имя в “конторских” материалах упоминалось несравненно большеи значительнее, чем указано в публикации Delfi.

Для ясности поясню: в стенах латвийской “конторы” на самого Эгилса Левитса в 80-е и 90-е годы были получены, либо “накоплены” не только сведения, предоставленные всего лишь тремя отдельными негласными информаторами - агентами КГБ, как упоминается во все тех же недавних публикациях DELFI. В действительности, в отношении Эгилса Левитса в стенах республиканского КГБ и практически вплоть до его ликвидации в августе 1991-го года, велись самые, что ни на есть, негласные секретные разработки. Причем, опять-таки, вероятно, к большому “сюрпризу” для г-на Левитса, на него было заведено целых три отдельных дела оперативного учета - активные секретные оперативные разработки, ДОР.

Насколько в курсе, один из таких ДОРов - дело оперативной разработки находилось в секретном делопроизводстве 1-го отделения 5-го (“идеологического”) отдела (впоследствии - отдел “З”) “конторы”. Именно там, в силу непосредственной “ориентации”, заводились и велись большинство секретных дел негласного оперативного учета на всех заслуживавших «оперативного внимания» активистов латышских эмигрантских центров по всему миру, как было принято говорить в “конторе”, “обоснованно подозревавшихся в принадлежности к агентуре спецслужб главного противника”.

В данной связи, очевидно, любопытным, тут может служить факт, что одними из наиболее ярых сотрудников этого оперативного подразделения в КГБ Латвии в пору перед самым началом процесса называющегося “пробуждением национального самосознания”, кто во всю “копал” под этих самых зарубежных активистов, в числе которых был и Эгилс Левитс, являлись такие впоследствии “незапятнанные” и “достойные” члены латвийского общества, в числе которых, Алдис Плаудис, Иварс Шнейдерс, Валерий Морозов и кое-кто еще. Некоторые из них в скором будущем сами в одночасье “перекрасились” и превратились в “непримиримых борцов” за государственную “независимость” Латвии.

Именно фактором прямого “оперативного интереса” 1-го отделения 5-го отдела “конторы” и объяснилось то, что многие материалы, получаемые от секретных информаторов других оперативных латвийского КГБ первоначально стекались и накапливались, как в своего рода “корзине -отстойнике”, в 5-м отделе (а затем - в отделе ‘”З”’). Что, собственно, и видно из преданных огласке распечаток, якобы, “компьютеризированной” системы “ДЕЛЬТА ЛАТВИЯ”. Последняя, являвшаяся частью отдельного Информационно-аналитического отдела (ИАО) “конторы”, структурно входившего в состав КГБ ЛССР, по сути, представляла собой этакую “корзину общего пользования”, где в “навальном виде” первоначально накапливались материалы в отношении “оперативно интересных” лиц, включая иностранцев, и доступ к этой системе “ДЕЛЬТА ЛАТВИЯ” имели без ограничения все сотрудники всех оперативных подразделений “конторы”. Что, собственно, и видно из опубликованных распечаток некоторых информационно-аналитических справок-отчетов.

Следует особо учитывать, что далеко не все сведения, полученные как агентурным путем, так и посредством иных “оперативных возможностей” (о чем, возможно, еще расскажем) “разработчиками” из 1-го отделения 5-го отдела в отношении их “объекта” секретного Дела оперативной разработки Эгилса Левитса предоставлялись в информационную систему “ДЕЛЬТА ЛАТВИЯ”.

Часть материалов, имевших гриф “совершенно секретно”, равно как и сведения, относящиеся к категории особо “чувствительных”, никогда не “сливались” в общую “корзину - мусоро-отстойник”, каковым и являлась система “ДЕЛЬТА ЛАТВИЯ”. Другое секретное дело оперативного учета - Дело оперативной разработки, главным “объектом” (извините великодушно, не мной придуманное слово называть живых людей “объектами” - так на “конторском” лексиконе было принято называть любого, кто попадал и находился в оперативном поле зрения КГБ), которого являлся Эгилс Левитс, находилось в ведении 1-го отдела, занимавшегося исключительно внешней разведкой. Этим и объясняется, почему во все той же “ДЕЛЬТЕ” имеется ссылка на агентурное сообщение полученное сотрудником 1-го отдела Юрием Тарасюком.

Не стану уделять много времени разъяснению, какого вида деятельностью занимался 1-й отдел КГБ. Это следует из краткой расшифровки - внешней разведкой. В силу последнего, надо понимать, основными “клиентами” 1-го отдела являлись иностранцы, и негласная работа по ним велась, в основном, за рубежом, в том числе и с помощью секретных информаторов - агентов. Попутно необходимо также отметить, надеюсь понятно, что в силу чисто иностранной “ориентации” и “специфики” 1-го отдела “конторы” и всеми “клиентами” его сотрудников являлись исключительно иностранные граждане. На тех из них, кто попадал в поле оперативного зрения оперов из 1-го отдела, почти сразу же (за редким исключением) заводились “корки” - секретные дела оперативных разработок, ДОРы.

Еще одна особенность работы 1-го отдела заключалась в том, что в отличие от прочих оперативных подразделений КГБ, в которых подобные дела оперативного учета велись по различных направлениям (как в плане дальнейшего возможного использования “объектов” таких дел в негласных интересах “конторы” - в качестве информаторов, так и в плане изобличения и пресечения “враждебной” или “преступной” деятельности таких лиц), опера из 1-го отдела занимались исключительно одной-единственной “бело-воротничковой” работой, а именно получением “оперативно значимой разведывательной информации”. Для которой им, как воздух, в первую очередь требовались негласные источники - агенты и прочие категории .

В том числе и прежде всего, завербованные среди тех же иностранцев, “объектов” оперативных разработок. В последней связи, следует однозначно понимать, что вся работа в отношении таких иностранцев - “объектов ДОРов” велась всегда всего лишь в одном-единственном направлении, логическим финалом которой являлась вербовка иностранного гражданина в негласный аппарат осведомителей КГБ.

Надо понимать, не было тут исключением и дело оперативной разработки в отношении Эгилса Левита, находившееся в секретном делопроизводстве 1-го отдела КГБ Латвии.

Попутно вся оперативно интересная, получаемая по этой разработке, информация в обязательном порядке регулярно докладывалась в “центр” - существовавшее в рамках структуры КГБ СССР в Москве Первое главное управление (ПГУ). которое после развала “конторы” затем превратилось и в поныне действующую Службу внешней разведки (СВР).

Может возникнуть вопрос, откуда мне может быть известно о том, что Левитсом интересовались в Москве? Ответ прост - на определенном этапе моей работы в “конторе”, в основном контрразведывательном подразделении - во 2-м отделе, в рамках моей деятельности там, мне как-то на глаза попались секретные документы - ответы-распечатки на запросы-“проверки”, направленные в единую оперативно-информационную базу данных ПГУ в Москве, которая называлась 15-й отдел ПГУ. Из которых следовало, что наряду с информацией поступавшей и накапливавшейся там в отношении Эгилса Левита из Латвии, схожие оперативные сведения по нему также приходили и от оперативных источников внешней разведки как непосредственно в ФРГ, США и других западноевропейских стран, так и от соседних республиканских “контор” из Литвы и Эстонии. У сотрудников 1-х отделов которых, надо понимать, также имелись свои собственные негласные оперативные источники информации в эмигрантской среде.

Скажу даже более - после того, как я стал работать опером во 2-м отделе “конторы” который, как известно, занимался исключительно контрразведкой “по странам”, то отрядили меня там на считавшуюся весьма малоперспективной и хлопотной линией, которая называлась “активные контрразведывательные мероприятия за рубежом”. Которая непосредственно напрямую курировалась и контролировалась 14-м отделом Второго главного управления в КГБ СССР в Москве. Именно там мне как-то при случае (так сложились обстоятельства, что я был достаточно неплохо лично знаком с тогдашним начальником этого подразделения полковником Владимиром Третьяковым, оказавшимся большим умницей и не лизоблюдом московских генералов) и стало известно о том, что Эгилс Левитс был в числе наиболее “перспективных” в плане оперативной разработки иностранцев.

Может возникнуть вопрос, а откуда вообще Второй главк мог быть в курсе тех дел, которыми занималась разведка, ПГУ? Дело в том, что 14-й отдел ВГУ в Москве практически параллельно работал с Управление “К” ПГУ, которое также занималось теми же “активными контрразведывательными мероприятиями за рубежом”, но только с той лишь разницей, что работа эта велась с позиций разведки. Так что между двумя управлениями был не только налажен постоянный взаимообмен оперативными сведениями но и, зачастую, одна и та же агентура была задействована в одних и тех же оперативных мероприятиях.

Так что, как бы не хотел г-н Левитс ошибочно считать, что “контору” он интересовал не очень-то, подобные предположения очень далеко недооценены - по той лишь причине, что в действительности находился он под самым, что ни есть, плотным “колпаком” и негласным присмотром всего аппарата советского КГБ аж еще с конца 70-х.

Теперь вкратце о секретном деле на Эгилса Левитса в латвийской “конторе”. Мне доподлинно известно, что в рамках 2-го отдела КГБ ЛССР, который как известно, был призван заниматься исключительно контрразведывательным противодействием спецслужб “главного противника”, коим всегда было принято считать, спецслужбы США, Канады, Великобритании, ФРГ, Франции, Австралии, Скандинавских стран, а также почему-то “дружественного коммунистического” Китая, в отношении Эгилса Левитса велось “активное Дело оперативной разработки”. Вероятно, заслуживающим определенного внимания моментом тут может также служить факт того, что несмотря на то, что Эгилс Левитс являлся гражданином ФРГ, тем не менее, разработка на него была начата и находилась в 1-м отделении 2-го отдела КГБ Латвии, занимавшимся исключительно спецслужбами США и Канады.

В середине 1989-го года по собственному желанию из 3-го отдела “конторы” я перевелся в “двойку” - в 1-е отделение 2-го отдела КГБ ЛССР. Начальником этого подразделения в ту пору являлся подполковник Владимир Комогорцев, параллельно занимавший еще и должность заместителя начальника 2-го отдела. Так уж случилось, что поначалу мне довелось делить небольшой рабочий кабинет с тогдашним замом Комогорцева по 1-му отделению - Владиславом Селицкисом. Помещение было до того крохотным, что рабочие столы стояли почти вплотную, так близко, что нам обоим были хорошо видны все те документы, которые находились на поверхности стола у каждого из нас. С учетом того обстоятельства, что и сфера оперативной деятельности у меня была этаким образом “смежная” с работой Селицкиса, он поначалу, вводя меня в курс дел в 1-м отделении, часто делился, рассказывал о конкретных “объектах” его собственных секретных разработок. Вот как раз одним из них и оказался в ту пору “активист латышских эмигрантских центров, обоснованно подозреваемый в принадлежности к агентуре спецслужб США” гражданин ФРГ Эгилс Левитс. На которого во 2-м отделе КГБ Латвии уже было открыто и активно велась “оперативная разработка”. По материалам которой Эгилс Левитс значился также под оперативной кличкой “Стивен”.

Ни в коем случае не следует тут ошибочно считать, что эта кличка была оперативным псевдонимом Левитса. Вовсе нет. Это было всего лишь некое имя, которое опер, заведший Дело оперативной разработки, сам присвоил своему “объекту” - Эгилсу Левитсу.