«Я хоть сейчас могу построить завод, но в России заниматься бизнесом уголовно наказуемо»

16 марта 2019

1497

«Я хоть сейчас могу построить завод, но в России заниматься бизнесом уголовно наказуемо»

Примеров, когда человек, придумав оригинальную идею, смог ее монетизировать, а то и масштабировать, в России немного, и большинство успешных стартапов касаются ИТ-рынка. В производстве же таких историй — одна на тысячу. А уж историй, когда прежде удачливый предприниматель дважды теряет все и придумывает стартап в промежутках между судами и визитами силовиков, и вовсе единицы. 

Пять лет назад Алексей Елисеев, предприниматель из небольшого города Первоуральска Свердловской области, представил уникальную разработку не только для России, но и для зарубежных рынков — волногенератор, способный бесконечно вырабатывать энергию вдали от суши (в 2014 г. за проект Ocean RusEnergy Алексей стал лауреатом премии «Человек года» в номинации «Лучший стартап»). Волногенератор мог сделать бизнесмена не только знаменитым, но и богатым в очень короткий срок. Но не сделал. Потому что в нашей стране все подобные начинания, которые могут быть интересны госструктурам, об эти самые структуры и спотыкаются. Да и предыстория у этой разработки была совсем не классической историей успеха. К ней вел длинный путь — от неожиданных взлетов до крутых падений.

Алексей Елисеев откровенно рассказал DK.RU, от чего зависит успех российских производственников, как один контракт может обрушить годами создававшееся предприятие, почему все без исключения на этом рынке зависят от монополистов, и можно ли попасть в совершенно безнадежную ситуацию, выкарабкаться из нее и стать владельцем уникального патента.

Гибкость металла

Алексей Елисеев родом из Казахстана, в 1997 г. семья переехала в Свердловскую область. Себя он называет предпринимателем во втором поколении: у отца был комиссионный магазин в Кустанае, другие родственники тоже всегда были связаны с бизнесом. «И у меня в голове сидело, что надо иметь какое-то свое дело», — говорит Алексей. И, поработав несколько лет оператором на телевидении, он начал заниматься обработкой металла. Уже 17 лет его жизнь так или иначе связана с ним.

Сначала был маленький цех в Первоуральске, где делали павильоны для летних кафе, после Алексей освоил художественную гибку металла и стал изготавливать мангалы и камины. Конкурентов в начале нулевых почти не было, и дела шли отлично. А в 2004 г. пришел по-настоящему крупный заказ: Екатеринбургский художественный фонд заказал художественную гибку для городского фонтана Тюмени «Времена года».

От мангалов к знаковому городскому объекту — неплохой сюжет.

— Да, тем более, это было совсем не то, чем я занимался раньше: другие технологии, другие сечения, да и сырье — не чермет, а цветные металлы и нержавейка. Но и деньги совсем другие. И хотя я не умел работать с этими металлами, все равно взялся и сделал. Страха вообще не было.

Деньги мне заплатили огромные, я сразу BMW себе купил, и еще осталось. Такое время было, шальное.

То есть на жизнь хватало.

— Да, до поры до времени. А уж когда нам предложили изготовить конструкции для Нижневартовской стелы, посвященной Самотлорскому нефтяному месторождению, наша маленькая производственная фирма пережила пик развития. Полгода я жил этим проектом, 50 сварщиков на меня работали. Ситуация была безумной — варили тут, монтировали там, шли бесконечные отгрузки, а у меня там, на месте, даже бухгалтера не было, отгружал под честное слово, без документов. Три месяца, пока шел монтаж, жил в Нижневартовске. А потом случилось ужасное. Генеральный подрядчик превысил смету, и когда проект закончился, документы мне не подписали, приемку не сделали. Швырнули. И эта орава в 50 человек-сварщиков дружненько заявила: вот ты нас, Елисеев, киданул. И пошли заявления в прокуратуру, мне начали дела шить за невыплату зарплат.

На какую сумму «киданули»?

— Около 2 млн руб. Для меня это были огромные деньги тогда.

А предоплату нельзя было взять с заказчика?

— Сам-то проект в районе 6 миллионов был, то есть часть денег мы получили, но все они шли на закупку материалов. А вот остаток нам не заплатили — говорю же, под честное слово работали. Так что на этом мой первый бизнес закончился. И это было мое первое банкротство, которое невероятно меня подкосило.

Что изменилось в мироощущении?

— Я по-другому на жизнь стал смотреть. Пройдя эту яму, не было вообще желания каким-то бизнесом заниматься. Два года, наверное, отходил.

Токарный продюсер

Когда банкротный шок прошел, Алексей Елисеев принял приглашение поруководить механическим цехом на заводе ЗЭТРОН. Цех находился в центре Первоуральска, работали в нем три десятка токарей, и место это имело определенный исторический бэкграунд. Дело в том, что сюда годами по проторенной дорожке ходили представители разных автосервисов и автомастерских заказывать запчасти. И работники, понятно, предпочитали быструю наличку и игнорировали планы собственников цеха. А поскольку планы не выполнялись, то и у нового начальника не было шансов нормально зарабатывать.

— Это был замкнутый круг: план не выполняется, значит, задерживается зарплата, а раз нет зарплаты, то токари начинают больше халтурить. Причем токари — матерые такие товарищи, меня как начальника всерьез не воспринимали.

И что вы сделали?

— Я подумал: если бардак есть, надо этот бардак возглавить. Взял табуретку, поставил ее в пятидесяти метрах от цеха и обосновался там. И всех, кто шел по проторенной дорожке с халтурой, останавливал. Говорил им: я — токарный продюсер, давайте мне свой штуцер на КамАЗ или что у вас там, и завтра приходите за готовой деталью. Перекрыл кислород своим токарям процентов на 90.

К вечеру у меня собиралась приличная кучка заказов. Часа в четыре прихожу на чай к токарям, говорю: мужики, халтура есть. Одного зацепил, второго… А когда у тебя деньги и ты начинаешь их давать, это сильно меняет логику отношения к тебе. В итоге через пару месяцев весь заводик работал по 18 часов шесть дней в неделю. С 8 до 5 на 100% выполняли положенный план, а после брались за халтуры. Задержка по зарплате была полностью ликвидирована. То есть, грубо говоря, я систематизировал все халтуры, ввел их на предприятие официально, но во внеурочное время.

А тут и собственник цеха прибыл — он отдыхать на два месяца уезжал. И злые языки ему отчитались: вот, мол, Елисеев у тебя деньги лопатой гребет. Он приходит ко мне: ты у меня накрал денег, 2 миллиона. Я говорю: да пошел ты, если тебе что-то не нравится, я могу уйти. Ну, и ушел спокойно. А токари мои через окно все это увидели и вышли тоже, все 30 человек: мы с тобой пойдем. Я говорю: куда? Они: не знаем, Алексей Викторович, но мы здесь не останемся.

Буквально на следующий день мне предложили холодный склад с одним токарным станком. И как бы мне ни хотелось связываться с предпринимательством, а пришлось. Сначала двоих токарей взял, через месяц купил еще станок, еще двое ко мне пришли… В итоге практически весь коллектив перешел ко мне. Так мы построили Первоуральский механический завод и сразу стали выполнять заказы для корпораций.

Где брали заказы?

— В основном у газпромовских структур. У корпорации около 80 заводов было завязано на «Северный поток», и периодически то у одного, то у другого что-то выходило из строя или горели сроки. Так что целая группа предприятий работала у них на подхвате. К примеру, на Приобскую газотурбинную электростанцию компания Сименс поставила турбины, а оснастку не поставила. Нам поручают разобраться. Я вылетаю на место, ищу, в чем проблема, каких запчастей не хватает, делаю чертежи, согласовываю их со шведами, изготавливаю, поставляю. Или вот в Новокузнецке завод обанкротился, и очень много осталось недопоставленных позиций, например, крепежных материалов для компрессорной станции — снова срочный заказ.

Бизнес-то был нервный, честно говоря, все время балансируешь на грани, но благодаря срочным и сложным заказам мы достигли достаточно неплохих показателей. С Газпромом в этом плане можно было работать. До поры до времени.

Крах на олимпийской стройке

В 2011 г. у Алексея Елисеева случилась олимпийская стройка. Заказ был очень сложный — нужно было изготовить соединительные механизмы для двух трубопроводов, которые должны отводить воду на пять километров в Черное море. Нюанс был в том, что детали эти были бронзовые, и никто в стране подобное не выпускал.

На своем заводе, как я понимаю, вы их сделать не могли?

— Конечно, нет. Нужно было нанимать целое литейное предприятие, чтобы этот заказ выполнить, а на деле это была целая технологическая цепочка. В Каменске-Уральском мне отливали бронзовые чушки, потом я вез их в Новосибирск на другой литейный завод, где их отливали в формы, потом в пригороде Новосибирска на оборонном заводе обтачивали. И все это — в пожарном режиме, все это надо сделать «вчера». А есть ведь технологический цикл, который не обманешь, и этапы не пропустишь.

Доходило до смешного. Хотя не смешно. Четыре дня до Нового года, я как раз работаю над этим сочинским заказом, модели строю, звонок: здравствуйте, я вице-президент «Олимп-строя», завтра жду вас в гостинице «Кавказ», город Адлер. Звоню в Москву, а мне говорят: капец, вся стройка из-за тебя останавливается!

Ну что делать — прилетел в Адлер, просидел день в гостинице, наутро устроили мне аудиенцию с могущественным человеком, вице-президентом олимпийской стройки. Приезжаем с ним на территорию. И вот представьте: стройка на 2,5 миллиарда, а на площадке один экскаватор, три таджика и мои изделия рядышком стоят. Оказалось, стройку не могли начать из-за того, что не проложили трубы, для которых я делал механизмы, а в Москве ничего лучше не нашли, как сказать, что Елисеев там, на Урале, задерживает поставку труб.

Я вице-президенту, конечно, все объяснил, и он все прекрасно понял. И высказал генподрядчику все, что о нем думает. А генподрядчик решил, что это я его подставил. Поэтому, пока я назад на Урал летел, потерял миллионов восемь. Самый дорогой перелет в моей жизни.

Непонятно, почему вы потеряли 8 млн? Вам в итоге отказали в этом заказе?

— Нет, этот мы сделали, но вторую очередь у меня отозвали. И это был один из первых звоночков, что при работе с такими структурами нужно по-другому выстраивать отношения. Надо держать все на контроле, знать, кому и что можно говорить и откуда что может прилететь. Потому что Газпром — это огромная структура и огромные потоки денег. На потоках все, безусловно, хотят зарабатывать, кто-то выслуживается, кто-то на эмоциях, вокруг интриги сплошные. По уму-то мне надо было переехать в Москву и каждый день быть в центре принятия решений. А когда находишься далеко, пропускаешь удары. Каждый день в Москву не наездишься, у меня же предприятие, пролетариата 200 с лишним человек, и у каждого своя жизненная ситуация… Плюс местный бюджет, местные чиновники — с ними тоже надо отношения выстраивать. Вот так я и пропустил несколько ударов, и в один какой-то момент все развернулось для меня на 180 градусов.

Нет ли у вас ощущения, что вы были слишком маленьким и обособленным предприятием для олимпийского объекта, может, просто не нужно было туда соваться? Или дело было только в деньгах?

— Для меня вопрос финансов никогда первым не стоял. Для меня важно, что это за заказ, интересный он или нет. Имя себе как инженеру не заработать на простых вещах. Тогда мы больше на имя работали. Ну, и деньги тоже, конечно. Если предлагают заказ на 30 тонн метизов из нержавеющей стали, на которых наш маленький цех может заработать порядка 6 миллионов, разве можно отказываться? Вредно отказываться от такой работы.

В плену у корпораций

Восемь миллионов, потерянные на олимпийской стройке, были, увы, не последними. Буквально спустя год Алексей Елисеев потерял все свои активы. И снова это произошло из-за отозванных заказов. Суммы потерь были уже девятизначными.

На этом частном примере становится понятно, почему так часто в России банкротятся успешные заводы. Оказывается, все, что производится в нашей стране, так или иначе завязано на монополистов. И стоит головному заказчику отозвать хотя бы один крупный контракт, вся производственная цепочка рушится, как карточный домик, и завод становится банкротом.

Объясните, как это происходит. Вот предприятие, оно работает, заказы есть, выручка исчисляется сотнями миллионов, и вдруг оно банкрот.

— Производственная цепочка выглядела примерно так: есть несколько заказов, они распределены по году, по каждому — 30-процентная предоплата. У нас, например, в течение года на разных стадиях в работе были три-четыре компрессорных станции, каждая частично заавансирована, и эти авансы позволяли полностью, без кредитов, обеспечивать отгрузку продукции на десятки миллионов в месяц. Если эта цепочка на каком-то моменте ломается, это может рассыпаться, как карточный домик.

Заказчик отзывает предоплату?

— Просто сами контракты прекращаются. А если у тебя в работе 80-миллионный контракт, его же не возьмешь где-то в другом месте на рынке, дыру-то эту надо закрыть чем-то.

Есть еще кредитные линии, многие пользуются.

— Я никогда в жизни не брал кредиты в банках. Контрактная схема позволяла мне бесперебойно работать и строить производственные мощности без кредитов. Взять деньги в банке и строить завод — это самое глупое, что можно сделать.

Но, как оказалось, и контрактная схема небезупречна.

— Если отвлечься от нашей истории, то на рынке металлоконструкций проблема в другом. У меня было преимущество в том, что я получал заказы практически напрямую от Газпрома, что большая редкость, потому что рынок этот — посреднический.

Почему он сегодня вымирает на уровне цехов? Потому что Газпром, образно говоря, закладывает тонну металла по 150 тысяч рублей, а сюда этот заказ спускается меньше чем по 70 тысяч. В два раза снижается цена, пока идет из Москвы. Сначала один посредник снял где-то в московских офисах 5%, потом другой. И пока сюда дойдет, смысла работать уже нет. Если хочешь получать нормальный ценник, нужно постоянно физически присутствовать на высоком уровне, балансировать, переговариваться. Я в этом плане находился где-то наверху. Но, видимо, все же недостаточно высоко.

Ну, так что все же произошло? Сколько заказов у вас отозвали и на какую сумму?

— Фактически — на полугодовую выручку. Скажем так, в год мы тогда производили на 300 с копейками миллионов продукции, а отозванных заказов было на 146 миллионов.

Вот как у нас подавляющее большинство предпринимателей на потребительском рынке зарабатывает? Ларьки, магазинчики — там все понятно, у каждого своя целевая аудитория. А в сфере промышленности все не так. 100% всех производственников так или иначе работают на двух конечных заказчиков — и это либо государство, либо госкорпорации. Кто-то под Ротенбергом, кто-то под Потаниным, везде кланы, цепочки: генподрядчик, подрядчик, проектный институт, производственники, вплоть до металлобаз и комбинатов, и все это между собой как-то завязано, все живут на этих финансовых потоках.

То есть, любой металлоцех, даже маленький, является участником этой цепочки?

— Является частью условного Газпрома, да. Поэтому так часто заводы падают — кто-то начинает цепочку на себя перетягивать, производственные связи рвутся, ресурсы перетекают с одного предприятия на другое, кому не повезло, тот рушится.

На тонущем корабле

На момент отзыва заказов на 146 млн у Елисеева было два предприятия — Первоуральский механический завод и Уральский технопарк машиностроения, на обоих он был директором и собственником. По сути, это был единый производственный комплекс, который пришлось когда-то разделить.

— Я не сторонник того, чтобы плодить много юридических лиц, но когда механический завод благодаря газпромовским инвестпроектам начал расти как на дрожжах, вынужден был разделить его на два юрлица. У нас в Первоуральске администрация и налоговая почему-то считают, что если у тебя работает больше ста человек, значит, ты уже в категории крупных предприятий. Так что разделил я компанию на две, на год примерно хватило. Но потом оба предприятия «выскочили» за 100 человек. И я стал двумя крупными предприятиями. А это — совсем другое отношение.

То есть чем крупнее предприятие, тем оно интереснее налоговой службе?

— Конечно, а чего с мелочью-то связываться. И на фоне интереса налоговой наш корабль стал тонуть. Цепная реакция. Сначала финансовый поток развернулся, потому что гензаказчик заказы отозвал. Потом появились первые задержки по зарплате, и, конечно, один из работников тут же написал заявление в прокуратуру. И хотя я тут же погасил эту задолженность, это не помогло. Попытались уголовное дело завести. Помню, приезжает зам главного прокурора, собирает всех сотрудников, достает готовые бланки, где надо только фамилию вписать и подпись поставить. Но поскольку я довольно-таки авторитетный был руководитель, что-то прокуратура расстроилась: ходили полдня, упрашивали всех вместе и по отдельности, чтобы подписи поставили. Но ничего у них тогда не вышло.

А зачем это, они планы какие-то выполняют?

— Я не знаю, зачем. Спрашиваю у прокурора: на меня же заявлений нет, зачем уголовное дело? — Ну, вот, отвечает, мы блюстители закона.

И вот таких эпизодов с проверяющими было у меня штук 40. Приходит одна камеральная проверка, потом вторая. Через неделю на второе предприятие — одна, вторая. Потом к камеральной добавляется выездная, потом пенсионный фонд свои требования выставляет, потом какое-то уголовное дело шьют, потому что один из поставщиков металла, большой человек, на меня обиделся и попросил начальника ГУВД Свердловской области вступиться. Потом МВД подтянулось, четыре дела по экономическим преступлениям пытались завести, и опять налоговая, ОБЭП, соцстрах, приставы, арбитраж… Так и хочется сказать: ребята, встаньте в очередь хотя бы.

А мне надо дыру в финансировании закрывать, для этого с заказчиками разговаривать, в Москву ехать. А я даже из города выехать не мог.

Добила меня муниципальная комиссия, когда меня начали каждую неделю в администрацию вызывать. Приходишь в кабинет к мэру, и идут главы: глава пенсионного фонда, глава соцстраха, прокурор, главный по МВД, и сидят тебя воспитывают, где, типа, наши бабки, ты их заработал, теперь отдавай долю государству. Я походил, да и перестал. Потом меня еще и за это пытались привлечь, что уклоняюсь. Короче, просто астрономическое моральное давление началось. И пошли суды, один за другим. Сначала ходил, потом и на них перестал ходить, просто морально уничтожен был.

Какие долги вам приписывали в тот момент? Это была зарплата или несделанные заказы?

— Перед работниками у меня не было долгов, и не было долгов банковских. В основном это были налоги, в большинстве — субсидиарка. Причем многие долги, которые сейчас фигурируют — задвоенные, а то и затроенные. Плюс личное банкротство пытаются возбудить. И вот я понимаю теперь, что на суды-то ходить надо. Потому что если ты не придешь, то начинает работать чужой юрист, потом появляются конкурсные управляющие, которые работают на своего клиента и против тебя. Один суд выиграешь, поверх подается новое заявление, открывается новое дело, вторая сторона начинает суммы задваивать, и так до бесконечности закручивается клубок. Парадоксальная ситуация: у тебя есть конкурсный управляющий, но он занимается только тем, чтобы тебя еще больше в яму засадить, при этом ты ему еще должен зарплату платить.

Все это тянется с 2012 г. и никак не может закончиться. В прошлом году я понял — пора распутывать это дело и ставить точку. Подписал договор с адвокатской конторой, юристы начали работать.

В России легко стать предпринимателем, но, к сожалению, на тренингах не объясняют, что чем дольше ты в бизнесе, чем больше у тебя коллектив, тем больнее по тебе ударит система. Рано или поздно, но к тебе придет государство со своими требованиями, а потом и другие требовальщики, включая людей в погонах. У нас же два типа людей: одни что-то делают, а вторые ищут, к кому из первых присосаться.

Во всем этом, как ни странно, есть и хорошая сторона. Когда ты понимаешь, что полностью зажат этими обстоятельствами и что никто руку помощи не протянет, хочешь не хочешь, надо собираться с мыслями и вылезать. Вот и появились у меня новые проекты — один, потом второй, а заодно и финансовые возможности, чтобы решать прошлые проблемы.

«Мой крест — работать с государством»

Несмотря на два банкротства подряд, Алексей Елисеев продолжил заниматься производственными проектами, но с учетом полученного опыта: он больше не покупает и не оборудует цеха и не связывается с «пролетариатом». Место производственных цехов с сотнями трудоустроенных работников заняли инженерные проекты. Например, «Уральский Дом инженера» — здесь разрабатываются инженерные решения, которые после реализуются на сторонних предприятиях в аутсорсинговом режиме.

Но прославило Елисеева другое инженерное решение, которое впоследствии может стать основой для реализации больших международных проектов. Называется оно Ocean RusEnergy и представляет из себя устройство, вырабатывающее электроэнергию из морских волн — волногенератор. Позже, наработав компетенции в возобновляемых источниках энергии, Алексей рискнул принять участие в нескольких частно-государственных программах. И учредил компанию «Урал-Гидро».

«Урал-Гидро» — это компания, которая управляет государственными гидроэлектростанциями. Вам мало было проблем с государством?

— Наверное, это мой крест, работать с государством (). Но тут есть перспективы. «Урал-Гидро» было создано при участии правительства Свердловской области, но все же это частная компания. Сейчас мы занимаемся тремя гидроэлектростанциями, вкладываем туда средства и надеемся, что когда-нибудь их запустим и уже начнем возвращать инвестиции. Но все идет медленно, очень сильна бюрократия в этом деле.

В чем тут бизнес и почему все так медленно движется?

— Бизнес в том, чтобы вырабатывать и продавать электроэнергию. У нас в России практически нет возобновляемых источников энергии, гидроэлектростанций — считанные единицы.

Нижнеиргинскую ГЭС в Красноуфимском районе нам уже передали, но нет смысла запускать только ее, так что пока мы ее просто содержим. Сейчас идет оформление второй гидроэлектростанции в Сысерти, ну и на очереди — объект в Серове.

Получается, они вам ничего не приносят, а только требуют вложений. Зачем тогда это нужно?

— А с государством по-другому нельзя. Сначала приходится вложиться, хоть я и не олигарх. До меня много кто пытался этими проектами заниматься, даже иностранцы приезжали, но никому эта тема не поддалась, а мы как-то упорно, медленно, но за два года более-менее привели объекты в порядок.

То есть вы будете ими управлять, а они останутся на балансе у государства?

— Они останутся на балансе муниципалитета, но будут сданы в аренду. Когда мы только столкнулись с этим, там был немножко бардак. Фактически станции были построены государством, но юридически они были бесхозные. Первое, что мы сделали вместе с министерством энергетики — поставили их на баланс Свердловской области. Потом через МУГИСО передали в муниципалитет, а потом уже выставляли на конкурс, чтобы взять в аренду.

Эта отрасль очень перспективная, особенно если строить новые объекты — а заявки на них уже есть, колоссальный инвестиционный потенциал. Но нужны деньги. К сожалению, Внешэкономбанк для нас теперь закрыт, нужно договариваться со Сбербанком, но для этого нужна опробованная схема — то есть, нужно запустить уже имеющиеся объекты, чтобы показать наглядно, как ходят деньги. На пальцах это не объяснишь. Так что вот такой замкнутый круг. Но мы надеемся, что удастся из него выйти.

Ваш проект Ocean RusEnergy в 2014 году произвел фурор (Алексей Елисеев получил несколько престижных наград за разработку волногенератора). Но сейчас про него не слышно. Проясните, что с ним происходит?

— Он у нас немного отлеживался, но теперь у меня появились возможности и я его возобновил. В прошлом году изготовили волногенератор для детского технопарка «Кванториум» в Севастополе, чтобы показывать детям, какие инновации у нас в России бывают. Для нас сам факт покупки государственной компанией этого агрегата — уже значительный шаг. Получили также несколько предложений с Запада, и в этом году планируем выход на глобальный рынок.

Это вообще была очень необычная идея для стартапа — все же знают, что искать инвесторов нужно с ИТ-идеями, а производственные идеи не срабатывают. Разочарование было?

— Это и не был чистый стартап, потому что по факту Ocean RusEnergy — это машиностроительный кейс, поднять такой в России невозможно. Здесь в одном соединяются и металлургия, и электричество, и электроника, и ИТ. Как собирать коллектив? Получается, нужна целая команда — инженеры, электрики, электронщики, специалисты по композитным материалам, механики. Это не то, что в айти — написал программу, она и выстрелила. Здесь подход своеобразный. На хайпе такие проекты до серьезного уровня не поднять, их надо долго и трудно взращивать.

Причем, парадоксальная ситуация: у нас в Первоуральске про этот проект знают, но его ценность не осознают, в Екатеринбурге понимают разве что продвинутые айтишники, Москва полностью в теме, а Европа, Штаты пищат по поводу того, какие деньги можно зарабатывать на альтернативных источниках энергии.

Так что как бы вы ни сопротивлялись, а уезжать из Первоуральска придется, если вы хотите, чтобы у уникальной идеи была дальнейшая жизнь.

— К сожалению, нам неизбежно придется переносить производство волногенераторов в другую страну или хотя бы в Москву. Сейчас начали оформлять права на интеллектуальную собственность на американском рынке. Так что проект переедет или полностью, или частично. И на зарубежных рынках будет позиционироваться не как российский, а как европейский либо американский продукт.

Проясните еще, чем занимается «Дом инженера».

— Если коротко, то глубоким инжинирингом. Например, недавно мы закончили возведение металлоконструкций для большой концертной площадки в Москве. Всю инженерную разработку вел «Дом инженера», а сам заказ мы размещали на двух уральских заводах. То же самое и с ремонтом электростанций. Нам заказывают сложные специфические запчасти, мы разрабатываем конструктив, а изделия для нас делают партнеры.

Сам собой напрашивается вопрос — к чему эти сложности, ведь если продукт полностью ваш, то и логично делать его от начала и до конца.

— И сам собой напрашивается ответ — увы, не те времена сегодня в России, чтобы в производство входить. Я сегодня — налегке.

Ну хорошо, когда речь идет об обслуживании сторонних заказчиков — того же Газпрома, это понятно. Но если говорить про массовый выпуск волногенераторов — разве возможно размещать подобные заказы на «чужих» заводах?

— Пожалуй, это единственное исключение. Если есть очень мощный продукт, такой, как Ocean RusEnergy, то свое производство может быть оправдано. Тем более, рынок совершенно свободный, с гигантским потенциалом. Заявки к нам поступали с 56 стран мира! Я хоть сейчас могу построить завод, производить эти волногенераторы серийно и отгружать их по всему миру. Но поскольку в России заниматься бизнесом уголовно наказуемо, а экспортом — вдвойне наказуемо, то такой завод вряд ли появится здесь. В России что-то делать — это квест сплошной. Учитывая тот гигантский негативный опыт, который у меня был, я уже не смогу подобные приключения пережить. Меня не хватит.

Расскажите на пальцах, что из себя представляют волногенераторы.

— Это источник альтернативного питания, который размещается там, где нет никакой инфраструктуры — то есть в открытом море. Есть большая-большая проблема у человечества: мы о море-океане меньше знаем, чем о космосе. И мы не осваиваем океан теми темпами, как то же космическое пространство. По одной простой причине: нет автономного источника питания. Если выйти за шельф, там будет безжизненное пространство, и разместить там ничего нельзя — все технические приборы, роботы требуют питания, хотя бы на аккумуляторах. И чем дальше от земной полосы находится прибор, тем больше он жрет энергии. Так вот, наш продукт, находясь в море, сам себе генерирует электричество и позволяет любому техническому прибору находиться долго и безопасно очень далеко от земли.

А солнечные панели разве не решают эту задачу?

— Безусловно, солнечная панель — выход. Но дело в том, что солнечные панели эффективно работают только на экваторе или в субтропиках, а в России или других северных странах они бесполезны. Особенно где-то ближе к полюсам. Между тем, все разведанные запасы недр как раз там и находятся. То есть у человека есть понимание и экономическое обоснование, что ему нужно от полюсов — золото, нефть, газ, другие полезные ископаемые. Но прежде чем поставить там нефтяную вышку, нужно техническими устройствами все там исследовать. Наш источник питания позволяет исследовать дешево.

Вы не боитесь, что у вас украдут эту идею?

— Смысл? Бояться — в лес не ходить. К тому же мы сейчас занимаемся патентами — в России и в Штатах.

Одно мне непонятно: почему вы до сих пор сидите в Первоуральске и почему не найдете инвестора, который вложится в эти волновые генераторы хорошей суммой? Можно было бы масштабировать этот бизнес и стать богатым человеком.

— Что касается инвесторов, я не могу сказать, что Ocean RusEnergy был как-то ими обделен. Были желающие, и много, но мы не смогли найти общий язык, на разной волне находились. На сегодняшний момент охоту за инвесторами я не веду. Появятся — хорошо. Но тратить время на акселераторы, форумы — нет. Лучше я вложусь в поиск «своих» людей, которых смогу привлечь в проект. Мне нужны себе подобные, те, кто работал на очень высоком уровне, с огромными деньгами, но потерпел неудачу и все равно встал на ноги. Эти люди знают и что такое вкус денег, и как выжить, если все потерял. Молодые менеджеры, ищущие хайпа, мне не подходят.

У меня были предложения уехать в Сингапур, на Филиппины, в Швейцарию. Банкиры предлагали финансирование на сумасшедшие суммы, до 500 миллионов евро. Но это все как-то неубедительно, что ли. Еще звали в Чили, и я даже общался с замминистра энергетики Республики Чили. Но они — чиновники. А у чиновников нет национальности, они везде одинаковые. Я представил, что мне придется за 14 тысяч километров уехать… А если по факту все окажется не так?

А главное — я считаю, где родился, там и пригодился. Ну, уедем мы все, и тут совсем грустно будет. Лучше я пока буду потихоньку сколачивать фундамент, ставить достижимые цели. То, что можно было предложить по волногенераторам в России — мы предложили. Есть три-четыре потенциальных заказчика, но тратить на них время нет смысла, они все связаны с государством. По факту, здесь мы были первые, и первыми останемся надолго. Следующий шаг — пойдем на запад, туда, где не надо ничего никому доказывать.