Будни кремлевской тюрьмы — взгляд изнутри

18 февраля 2019

2545

Будни кремлевской тюрьмы — взгляд изнутри

«Мои публикации о том, что генеральная прокуратура мстит мне за дело игорных прокуроров и арест сотрудника Генпрокуратуры Сергея Абросимова, а также детальный расклад о выдуманных обвинениях и мифических десяти миллиардах, вызвали неадекватную реакцию надзорного ведомства во главе с Юрием Чайкой.

Обидевшись, в том числе, и за своих сыновей (напомню, Артема Чайку в уголовном игорном деле называли главарем прокурорской банды, а Игоря Чайку не устраивала моя борьба с мусорным полигоном «Лесная»), он вмешался, чтобы превратить мое и без того нелегкое нахождение за решеткой в сущий ад. Как стало известно, заместитель Чайки пожаловался в министерство юстиции РФ на моих адвокатов, якобы они передают мне какую-то информацию, не относящуюся к делу.

Всем прекрасно известно, что 99% арестантов имеют в тюрьмах мобильные телефоны и передают какое угодно количество любой информации. Почему Чайка равнодушен к этому факту, а волнует его исключительно Шестун, хотя я всегда находился в спецблоках с особо строгим режимом, включая тюрьму «Лефортово», и ни разу за 8 месяцев не держал в руках телефона, вполне понятно.

Сын генерального прокурора Игорь Чайка в бытность советником губернатора Подмосковья в здании правительства Московской области лично сказал мне: «Ты — враг семьи» и велел не подходить к нему. Как ни пытаются голубые мундиры с пеной у рта и фальшивой театральностью доказать, что Шестун — рядовой гражданин, но всеми своими действиями они лишь подтверждают обратное.

После прокурорской жалобы в Минюст в 6-м спецблоке «Матросской тишины» начались ежедневные жесткие обыски в камерах с переворачиванием всех вещей, а у моих защитников сотрудники изолятора стали отбирать бумаги, составляющие адвокатскую тайну.

Мало того, мне по-прежнему отказывают в госпитализации по моему основному заболеванию, а у меня, напомню, диабет, извитость сонной артерии со стенозом 64%, потери сознания и, как следствие, высокий риск ишемического инсульта.

6 февраля я вместе с двумя сокамерниками объявил вторую голодовку с требованиями прекратить беспредел и госпитализировать меня в центр имени Бакулева. Ко мне пришла целая группа врачей и предложила отправить в «Кошкин дом» — психиатрическую больницу в Бутырской тюрьме. Я удивился, зачем мне «Кошкин дом», мне нужно лечение стеноза, диабета и сердечно-сосудистых заболеваний. Я часто теряю сознание, и мое состояние ухудшается.

Однако на следующий день вместо перевода в больницу меня заточили в СИЗО 99/1 ФСИН, или «Кремлевский централ». Уверен, этому поспособствовали герои моих публикаций, потому что попадают сюда исключительно по распоряжению с самого верха.

Этот филиал «Лефортово» широко известен своей «заморозкой» — полным отсутствием связи с внешним миром. Вдобавок ко всему следователь Роман Видюков уже два месяца запрещает мне свидания с семьей, а персонал СИЗО 99/1 умышленно препятствует моим встречам с адвокатами; несмотря на то, что они занимают очередь в 9 утра, запускают их лишь в конце рабочего дня за 10 минут до закрытия адвокатских кабинетов.

При этом фсиновцы отбирают у защитников документы по делу и стоят с видеорегистратором в метре от стола при моем общении с адвокатами.

Даже писем в этой тюрьме нет, потому что как только я заехал на «Кремлевский централ», цензор ушел в отпуск почти на два месяца! Совпадение?

Напомню, в ноябре, при этапировании из СИЗО-2, руководство «Кремлевского централа» отказалась меня брать, заявив, что «Шестун — мерзавец». Они знают, сколько жалоб я написал на коррупционные нарушения в «Лефортово», и не хотели поселять у себя такого бунтаря.

Впрочем, есть здесь и свои плюсы. Бытовые условия в СИЗО 99/1 весьма сносны, у меня сейчас большая камера, по которой можно даже ходить. Правда, из-за голодовки я не занимаюсь спортом — берегу силы. В камере есть холодильник и телевизор. Но у меня, как обычно, забрали и не отдают глюкометр, что при моем сахарном диабете является прямой угрозой жизни и здоровью.

Этот изолятор так же, как и «Лефортово», славится своими вип-арестантами, так что теперь в моих записках появятся новые герои.

Например, в 601-й камере сидит Николай Павлинов, известный житель города Чехов. Ему вменяют самую страшную статью уголовного кодекса — организацию преступного сообщества за якобы незаконное приобретение земельных участков и зданий, а ведь на свободе Николай строил храмы, ледовый дворец в Чехове, финансировал хоккейный клуб «Витязь», боксеров Поветкина и Лебедева.

Сосед Павлинова — Сергей Щипанцев (Малыш) стал известен после скандала с избиениями и вымогательствами в московском СИЗО-4 «Медведково», после которого даже был уволен начальник тюрьмы Алексей Хорев. Малыш в составе Люберецкой ОПГ получил приговор за разбой — восемь лет строгого режима и был этапирован в исправительную колонию во Владимир.

С учетом времени, проведенного в СИЗО, а это 6,5 лет, в колонии Малыш пробыл недолго и уже через три месяца готовился к условно-досрочному освобождению (УДО). Однако за два дня до свободы его этапировали на «Кремлевский централ» и завели новое уголовное дело по событиям в «Медведково».

Я сижу в 506-й камере, а по соседству, в 501-й, живет мэр Владивостока Игорь Пушкарев. Начальник управления «К» ФСБ генерал Иван Ткачев, убеждая меня написать заявление об отставке, бахвалился тем, как «закатал» «царя и бога Владивостока».

«Он был самый крутой, его на руках носили!» — рассказывал Иван Иванович об отношении жителей дальневосточной столицы к главе, однако это не помешало арестовать Пушкарева на пустом месте и влепить ему целый букет статей УК РФ — 201, 204, 285, 290, 291, 327 — злоупотребление полномочиями, коммерческий подкуп, взятка…

По закону, рассмотрение по существу дела Игоря Пушкарева должно было происходить в Приморском крае, по месту инкриминируемого преступления, однако генерал Ткачев, прекрасно понимая, что судьи Владивостока могут не пойти на поводу у центрального аппарата ФСБ и вынести объективный приговор, лично, за своей подписью, написал ходатайство заместителю генерального прокурора России Виктору Гриню об изменении территориальной подсудности дела. Гринь, конечно же, не мог ослушаться Ткачева, поэтому заседания по делу мэра Владивостока проходят в Тверском суде Москвы, который по качеству кривосудия может соперничать с Басманным.

Экс-министр финансов Подмосковья Алексей Кузнецов сидел в 609-й камере. Он ел все подряд — и баланду, и еду из дополнительного питания, аппетит у него отличный, он очень чистоплотный и скромный. Алексей Викторович спал на втором ярусе, все время писал стихи и читал труды Ницше и Фрейда, взятые в тюремной библиотеке, выписывал их цитаты себе в тетрадь.

У экс-министра финансов Подмосковья есть 30-летняя девушка в Париже, на которой он хочет жениться, как только выйдет на свободу. У него четверо детей, одна дочь от Жанны Буллок, она работает в США в партии Хилари Клинтон. Еще есть 32-летний старший сын и две дочери от предыдущей жены, они тоже живут за границей.

Десять лет назад Кузнецов поссорился со своей матерью и до сих пор с ней не разговаривает. Конфликт произошел из-за сестры, которую посадили на 7 лет по его уголовному делу. Она отбывает наказание в Костромской колонии — той же самой, где сидела мой заместитель Елена Базанова, которую арестовали в самый разгар моей борьбы с подмосковной прокурорской бандой, крышевавшей казино.

Задерживало Елену Юрьевну ГУЭБиПК, вся верхушка которого спустя несколько лет сама оказалась в тюрьме по обвинению в фабрикации уголовных дел и организации преступного сообщества, а руководитель этого элитного подразделения МВД генерал Денис Сугробов получил 12 лет лишения свободы.

До этапирования на Кремлевский централ Алексей Кузнецов уже отсидел шесть лет во Франции, в том числе, два года под домашним арестом. Ему обещали самый комфортный следственный изолятор Москвы — СИЗО 99/1, здесь и правда лучшие бытовые условия. Также ему гарантировали, что он будет сидеть в Брянской колонии после приговора, а его уголовное дело из 150 томов никак не будет меняться, ему просто объявят приговор и отправят на зону с учетом отсиженного за границей. Кузнецов настроен очень оптимистично.

Во Франции в СИЗО было комфортно, один в камере площадью 20 квадратных метров, где был телевизор, холодильник, телефонные звонки без ограничений, видеоигровые приставки и так далее. Русских в тюрьме было мало, в основном, арабы, но еще есть украинцы и армяне.

Многие помнят, как 2009 году неофициально накануне новогодних праздников Владимир Путиннастоятельно не рекомендовал российским чиновникам появляться на фешенебельных альпийских курортах. Однако во французском Куршевеле журналисты застукали и президента Олимпийского комитета Леонида Тягачева, и директора ФСО Евгения Мурова, и беглого министра финансов Подмосковья Алексея Кузнецова, и руководителя ЦИК «Единой России» Андрея Воробьева, который увидев, что его узнали, попытался спрятаться, чтобы избежать скандала.

Причем в узком кругу было поговаривали, что Воробьев вместе с Тягачевым и Муровым отмечали Новый год вместе с Кузнецовым и даже вели переговоры о том, как решить проблемы экс-министра финансов.

На 12 февраля у меня было назначено очередное судебное заседание по продлению ареста. Как всегда, я подготовил обличительную речь на нескольких листах, чтобы произнести ее в присутствии моих соратников и большого количества журналистов, и взял ее с собой вместе с другими необходимыми документами.

Но не тут-то было! Конвоиры попытались у меня отнять бумаги. За восемь месяцев моего путешествия по московским тюрьмам, а я сменил уже шесть изоляторов и несколько десятков камер, с такой наглостью и беспределом я столкнулся впервые. Конечно же, никаких законных оснований отбирать у меня документы к суду никто не имел права, и я отказался их отдавать.

Вертухаи, недолго думая, решили применить против меня космический десант. На меня налетело около двадцати сотрудников ФСИН в гермошлемах, повалили на асфальт перед автозаком и долго били резиновыми дубинками, прыгали по мне. Я был еле живой, ныло все тело, было больно дышать. Работали эти космонавты очень умело, практически не оставляя внешних повреждений, лишь небольшие гематомы, зато почки мне отбили. Чуть позже развилась сильная головная боль и рвота. Я даже толком не мог сам идти.

В таком состоянии меня погрузили в автозак, где уже сидели другие арестанты СИЗО 99/1, слышавшие, как меня избивают. Познакомился лично в автозаке с мэром Владивостока Игорем Пушкаревым. Он относится ко мне с уважением. Я обещал дать показания на его суде по поводу угроз генерала ФСБ Ткачева и политического характера преследования Пушкарева.

Как только мы добрались до Басманного суда, я попросил вызвать скорую помощь. Фельдшеры приехали и сказали, что меня необходимо забрать в приемный покой, однако конвоиры запретили это делать, и медицинская помощь мне не была оказана.

На продление ареста собралось огромное количество журналистов с телекамерами. В основном, это были федеральные ТВ — «Первый канал», «Рен», «Звезда», которые дают исключительно очерняющие меня репортажи. Честно говоря, думал, что арест сенатора Рауфа Арашуковаполностью перебил мою историю, и интерес ко мне должен спадать, но раз телевизионщики так дружно собрались, то ничего хорошего ожидать не следовало. Я не ошибся.

Представитель генпрокуратуры Степан Тюкавкин, практически неслышно сидевший половину заседания, во второй части неожиданно выдал неуклюжую театральную речь, которая, видимо, должна была претендовать на сенсацию, но вышло, как в несмешном анекдоте.

Представитель генеральной прокуратуры России, как обиженный ребенок, начал жаловаться, что Шестун пытается дискредитировать правоохранительные органы, заявил, что голубые мундиры вовсе не мстят мне, и что Шестун для них — рядовой гражданин, при этом сравнив меня с совсем не рядовыми полковником Дмитрием Захарченко и губернатором Сахалина Александром Хорошавиным.

Затем Тюкавкин зачем-то, разглашая врачебную тайну, зачитал во всеуслышание результаты моей психиатрической экспертизы в институте имени Сербского, установившей мою полную вменяемость. При этом озвучил исключительно негативные выдержки из описания моей личности. Свои басни Тюкавкин завершил чтением некоего «перехваченного» письма, о подлинности которого можно судить по тому, что он отказался показать его судье, адвокатам и вообще приобщать к делу.

Все это было похоже на дешевую безыскусную клоунаду с блеклым актером. Эту стопроцентную клевету с переворачиванием смысла я легко разбил фактами в ответной речи на суде.

Какой же я рядовой, если я — единственный гражданин в истории России за последние 10 или 20 лет, по чьему заявлению был посажен в тюрьму сотрудник генпрокуратуры на генеральской должности! Также я являлся заявителем по делу игорной прокурорской мафии, по которому 10 высокопоставленных сотрудников сели в тюрьму. В показаниях зампрокурора Московской области Станислав Буянский называл сына генпрокурора главарем банды, и Артем Юрьевич Чайка уже стал объектом разработок УСБ ФСБ и Управления «М» ФСБ.

Прямые подчиненные Юрия Яковлевича обеспокоились тем, чтобы заткнуть мне рот, из-за чего меня перевели в условия полной изоляции на «Кремлевский централ», да еще и избили, отнимая документы к суду.

Если я обычный человек, то почему тогда генпрокуратура собрала целый брифинг с участием федеральных СМИ, посвященный мне, и придумала 10 миллиардов? В списке имущества нет ничего моего, кроме дома и одной машины! Но я свой дом заработал, я был президентом Серпуховского союза промышленников и предпринимателей, крупнейшим предпринимателем в Серпухове, платил гигантские налоги и сдавал декларации о доходах, где каждый гвоздь, каждая доска, каждый кирпич моего дома учтены.

Следователь Видюков еще в августе, когда я находился в больнице после 26-дневной голодовки в «Лефортово», сказал, что Генпрокуратурой уже принято решение о том, что я пойду по пути Захарченко и Хорошавина, и у меня изымут все.

Я уже не говорю о том, что генерал ФСБ Ткачев, производивший задержания всех губернаторов, еще в 2017 году до возбуждения уголовного дела говорил, что мы заберем все у тебя, у твоих родственников, у твоих знакомых, у бизнесменов, которые даже к тебе отношения не имеют. Когда я возражал, что это незаконно, Ткачев лишь посмеивался, заявляя, что «суды и прокуроры под нами». Теперь вся Россия видит, что так и происходит.

На репризу господина Тюкавкина, что я хочу дискредитировать правоохранительные органы, я прямо в лицо всем присутствовавшим заявил, что многих прокуроров, следователей, сотрудников ФСБ и судей нужно судить. Откуда у того же Юрия Чайки замок на Рублевке? Генпрокурор никогда не занимался бизнесом и не имел доходов, как я.

Именно поэтому Министерство юстиции РФ не ратифицировало 20-ю статью Конвенции ООН о незаконном обогащении, ведь в таком случае все эти генералы и полковники юстиции и, в первую очередь, Чайка отправятся в тюрьму.

Следователь СК Роман Видюков не привел никаких новых доводов о необходимости продления моего ареста, на что судья Карпов ему сделал замечание. Мало того, на каждом продлении ареста я прошу очных ставок с теми, кто говорит что-то против меня, чтобы высказать свои аргументы. И всегда следователи обещают судье, что в следующий раз тут же приступят к ним, но за восемь месяцев этого так и не произошло!

Таким образом, следствие умышленно волокитится, необходимые следственные действия не проводятся, вместо этого Видюков допрашивает десятки случайных свидетелей, которые ровным счетом не имеют никакого отношения к делу и не могут ничего пояснить, а также заказывает длительные, бессмысленные экспертизы. Я уже не говорю о том, какое давление оказывают сотрудники ФСБ и следователи СК на свидетелей, запугивая их арестами, угрожая порчей имущества и проблемами родственникам.

Главным же аргументом продления ареста стало возбуждение еще одного уголовного дела по статье 290 УК — «взятка» по голословным показаниям Татьяны Гришиной, начальницы подразделения администрации района, курировавшей спорт.

Никаких взяток от Гришиной я, конечно же, не брал. Этот оговор был выбит из нее классическим путем: 63-летнюю тяжело больную женщину, которая недавно похоронила дочь, мужа и мать, бросили за решетку по другому уголовному делу по статье 159 УК, а дальше по знакомому сценарию: оговори Шестуна и выйдешь на свободу.

В этом вся работа следователей сегодня. Они не ищут доказательства, как в сериалах или учебниках, они просто задерживают кого-то и ставят ультиматум. Как только Татьяна Николаевна дала «нужные» показания, ее тут же выпустили из тюрьмы.

Помимо всего адвокат Гришиной — бывший сотрудник Серпуховской городской прокуратуры Михаил Жданович, фигурант дела о подпольных казино, просидевший год под арестом по моему заявлению — очевидно, воздействовал на Татьяну Николаевну с целью отомстить мне.

При этом «защитника» совершенно не волновала участь самой Гришиной, ведь если до этого ей вменяли более «легкую» статью, то оговорив себя по особо тяжкой 290-й, вряд ли она может рассчитывать на то, чтобы остаться на свободе. Закошмаренная ужасами тюрьмы и «добрыми» советами Ждановича, она вряд ли осознавала, что лишь усугубила свое положение. Между делом, супруга Ждановича на момент его ареста являлась личным секретарем генерального прокурора Юрия Чайки.

Дальше больше. По показаниям, некая Кривова носила мне деньги в кабинет. Однако я сразу заявил, какая Кривова? Я даже не знаю, кто это такая. Она никогда не заходила в мой кабинет. Что сделали фокусники-следователи? Поняв свою ошибку, они тут же состряпали протокол дополнительного допроса, и теперь уже не Кривова, а Гришина заходила в кабинет с деньгами. Это же просто какая-то игра в наперстки и прохиндеи с большой дороги!

Помимо слов Гришиной, у следствия нет никаких доказательств: ни диктофонных записей, ни самих денег. Татьяна Николаевна не помнит ни чисел, когда она якобы давала взятки, ни сумм. Причем деньги она якобы давала в то время, когда я был председателем Совета депутатов и не являлся ее начальником, не имел соответствующих полномочий.

Странно, что в те годы, когда я был ее руководителем и возглавлял администрацию, до 2013 года, она мне подношений как раз не давала. Сплошные несостыковки, которые подтверждают липовость обвинения.

Что же касается самого первого обвинения по постановлению 9-летней давности, то оно такое же фейковое. Нет никакого преступления в том, что администрация района дала предпринимателям участки по льготной десятикратной ставке. Земля используется по назначению, на ней построены торговые центры, в бюджет уплачиваются налоги.

Всем заводам, всем отелям, а их построено очень много за 15 лет в Серпуховском районе, земля предоставлялась по льготной цене. Серпуховский район — удаленный от МКАД, граничит с Тульской и Калужской областью, что и определяет рыночную цену на землю.

Я проделал огромную работу с инвесторами, привлек в район десятки самых современных предприятий с российским и зарубежным капиталом, включая уникальные для нашей страны заводы. «Герофарм» — единственная в России компания, производящая инсулин от субстанции до капсулы по европейским и американским стандартам. ЗАО «ФП Оболенское» — лидер отечественного рынка по производству лекарств твердой формы (таблеток).

Крупнейший лифтостроительный завод в деревне Ивановское посещал председатель правительства Дмитрий Медведев и проводил на нем совещание кабинета министров. Предприятие «Маревен Фуд Сэнтрал» — крупнейшие инвестиции Вьетнама в Россию, за что я получил государственную награду Вьетнама — Орден Дружбы и звание почетного гражданина Ханоя.

Миллиард частных инвестиций вложен в школу-интернат «Абсолют» по австрийскому проекту для детей-сирот с ограниченными возможностями. Рядом с ней — коттеджный поселок для приемных семей, построенный на частные деньги «Лукойла». Оба объекта безвозмездно переданы правительству Московской области.

Все они получали землю по льготной 10-кратной ставке, потому что иначе эту землю никто не купит. Нет сделок вообще по кадастровой стоимости, так как она не соответствует рыночной.

Губернаторы других регионов приезжали ко мне и направляли глав своих муниципалитетов, чтобы я делился с ними опытом. То, что я поднял район, подтверждают и мои друзья, и мои враги. Судья Артур Карпов около получаса перечитывал мои награды, а ведь практически все они были даны за развитие экономики — именно за то, за что меня теперь судят…»

pasmi.ru