Сидящий пожизненно экс-сенатор Изместьев раскрыл тайны своего дела

17 февраля 2019

901

Сидящий пожизненно экс-сенатор Изместьев раскрыл тайны своего дела

Но Алексеева считала его невиновным. «И когда милуют, не думают, виноват ли. Просто милуют, от доброты сердечной», — сказала она Президенту России Владимиру Путину, когда тот приехал поздравить ее с 90-летием.

Президент тогда, при встрече, обещал с оговоркой: «Не сразу, но я сделаю, ладно?» С этого момента прошло полтора года. Не стало Алексеевой, а Изместьев по-прежнему в тюрьме.

Дело Изместьева изначально было засекречено, и мало кто понимал — в чем вообще его суть? Может, пришла пора ее раскрыть? Хотя бы в память о Людмиле Алексеевой и в напоминание о ее последней просьбе.

Обозреватель «МК», член СПЧ попыталась разобраться в трагической криминальной истории и попросила рассказать о ней самого главного героя.

«Я ночами о нем думаю»

«Он 12 лет сидит, и двенадцатый год я по ночам просыпаюсь и думаю о нем...» — эти слова Алексеева говорила Путину про Изместьева. На сайте Кремля до сих пор есть распечатка их разговора. В самом конце, после всех поздравлений Алексеева снова вернулась к своей просьбе: «Владимир Владимирович, только не забудьте про Изместьева». — «Не забуду». — «Будьте добры. Сделайте это доброе дело. Это нам обоим на том свете зачтется, потому что это будет христианский поступок».

Алексеева, пожалуй, так ни за кого не просила.

Примерно через месяц после этой встречи Путина и Алексеевой я нашла Изместьева в московском СИЗО №1 («Кремлевский централ») во время проверки. «Раз уж этапировали сюда из колонии для пожизненно осужденных «Белый лебедь», значит, не за горами освобождение», — подумала я тогда. И ошиблась.

Помню ту встречу во всех деталях, черты лица Изместьева, напряжение мышц.

Спокойный, на приход людей «с воли» он все же реагирует остро — чувствуется как легкий электрический разряд. Возможно, это оттого, что каждый «вольный» может быть источником каких-то новостей, в его случае судьбоносных. А возможно, дело в том, что приход кого-то — это вторжение в вынужденное одиночество. Изместьев на тот момент провел в камере-одиночке в общей сложности 3 года. Это, конечно, не тотальное одиночество — регулярны встречи с адвокатом, каждый день заглядывают надзиратели. И все же, каково это, когда засыпаешь и просыпаешься совершенно один в «каменном мешке»?

— Можно начать разговаривать самому с собой. И сойти с ума, — ответил мне тогда, грустно улыбнувшись, Изместьев. — Если хочешь сохранить себя как личность, то нужно полностью себя загружать от подъема до отбоя. Я освоил комплекс гимнастики цигун (повезло, в тюремной библиотеке нашлась книга о нем). Читаю литературу на английском (со словарем это непросто, но времени занимает много, что в моем случае хорошо). А чтение газет и научно-популярной литературы позволяет не только разгрузить психику, но и быть адекватным для современного мира человеком. В общем, я понимаю, когда говорят, что в тюрьме времени не хватает...

Я тогда спросила у Изместьева, надеется ли он на освобождение, все-таки президент пообещал... «Я не могу себе позволить надеяться», — ответил он тогда после долгой паузы. И я поняла, что в его случае несбывшаяся надежда равносильна смерти.

В конце декабря 2018 года Изместьева из Москвы этапировали в соликамскую колонию «Белый лебедь». Он сейчас, по словам адвокатов, еще в пути. Значит ли это, что никакого помилования не будет?

Еще одна неприятность — прокуратура отказалась пересмотреть дело Изместьева ввиду новых открывшихся обстоятельств. Адвокаты экс-сенатора подали жалобу в суд на отказ. Но одновременно два этих события (да еще оба произошли после смерти Алексеевой) надежд точно не прибавляют.

Конверты со смертью

Родители Изместьева сидят передо мной в столовой редакции. У отца дрожат руки, чай проливается. Мать держится лучше, хотя тоже заметно волнуется. Она сама была потерпевшей в нескольких уголовных делах: мошенники (в числе которых известные персоны) обещали свободу ее сыну в обмен на сумасшедшие суммы. После этого на нее саму посыпались обвинения — мол, как можно было ходить по кабинетам и разносить деньги. Но у меня лично обвинять Тамару Федоровну в том, что любыми способами пыталась спасти сына, язык не повернется.

— Он единственный сын и очень хороший, — твердо говорит она, будто сразу ожидает услышать что-то плохое от меня про Игоря Изместьева.

Рассказывает, что он с детства был принципиальным и честным. В школе, где он учился, она работала заместителем директора.

— Он мне сказал: «Ведем себя так, будто ты меня не знаешь, и я тебя не знаю». За все десять лет я ни разу не поинтересовалась его оценками, а он был у меня в кабинете лишь однажды, накануне выпускного. Зашел и растерялся, не знал, как ко мне обратиться. А когда в институт пошел, заявил, что будет служить в армии как другие, хотя там была военная кафедра. За его порядочность он и приглянулся президенту республики.

Тут надо сказать, что вся история Изместьева разворачивалась в Башкирии, которая входит в состав РФ. «С Россией мы едины — и всегда процветай, Башкортостан» — поется в гимне Республики Башкортостан.

— Мы русские, но уже пятое поколение живет в Башкирии, — объясняет отец. — В 1990-е там с русской фамилией тяжело было, но сын сделал блестящую карьеру. Талантливый экономист. Ему партнеры верили безоговорочно, он был человеком слова. Помню момент: я зашел к нему в кабинет и услышал, как он попросил на развитие судоходства (за которое тогда отвечал) миллион долларов. Ему их сразу, без всяких вопросов, перечислили. Я потом спросил: «Сынок, а почему никаких бумаг не потребовали оформить, почему без всяких обязательств?». А он ответил: «Пап, я же дал слово».

Его уход в нефтяной бизнес стал роковым. Он был одним из основных бизнес-партнеров Урала Рахимова, сына действующего на тот момент президента Башкирии. Успех всех сделок зависел исключительно от воли и настроения Рахимова-младшего. Ведь именно он единолично распределял квоты на переработку нефти в республике. Конечно, Игорь зачастую был вынужден исполнять его поручения, и это очень дорого ему обошлось. Когда ему говорили, что нужно передать конверты с деньгами тому-то и тому-то, мой сын это делал без задней мысли. Это потом окажется, что там, помимо денег, была и информация о неких людях (речь идет об убитых. — Прим. авт.).

Для того чтобы понять историю Игоря Изместьева, нужно иметь хотя бы примерное представление о том, что происходило в республике. Снижение рейтинга президента Муртазы Рахимова на фоне грабительской приватизации (почти 300 миллиардов рублей было похищено из бюджета РФ, что достаточно для возбуждения уголовных дел против руководства республики), общее ухудшение жизни в Башкирии. В этот же период там появились вооруженные бригады под названием «Серые волки», стали бесследно пропадать люди.

Изместьев-старший связывает все это с действиями местной власти:

— Фальшивые покушения на Урала Рахимова потребовались для поднятия рейтинга его отца на выборах 2003 года. Так называемые теракты были нужны именно семье Рахимовых для удержания власти. Это было очевидно всем в республике. Об этом много говорили и писали в СМИ в то время. Одновременно велась политика отделения Башкирии от Российской Федерации. Ходило много разговоров, что в республику поставлялось оружие из Чечни, причем сотрудниками башкирского МВД на служебном транспорте, который не подлежал досмотру.

Владимир Изместьев волнуется, как будто раскрывает некую большую тайну. Но про это написаны целые книги. Урал Рахимов в федеральном розыске, прячется за границей. Российская Федерация неоднократно пыталась экстрадировать его из Австрии, но пока безуспешно.

СПРАВКА "МК"

Следственный Комитет РФ, проводивший расследование нашумевшего уголовного дела в отношении руководителя ПАО «АФК «Система» Владимира Евтушенкова, в 2015 году подтвердил, что именно Изместьев И.В. помог следствию вернуть России акции ПАО «АНК «Башнефть» стоимостью 260 миллиардов рублей (!). Напомним, что «Башнефть» перестала быть собственностью государства в 90-е после приватизации, затем акции перешли в собственность компаний, подконтрольных семье Рахимовых, а впоследствии были проданы структурам АФК «Система».

Но случилось интересное. Главный свидетель по делу Изместьева, киллер Финагин, на показаниях которого экс-сенатора осудили как руководителя банды, организатора убийств и терактов, признал, что оговорил его. У меня на руках есть протокол очной ставки, которая состоялась спустя 5 лет после того, как был вынесен приговор. Цитирую Финагина: «Да, я признаю, что оговорил Изместьева». А еще он дал показания в отношении человека, от которого непосредственно получал задания на убийства. И даже опознал его. Так вот, этот человек являлся сотрудником Управления охраны объектов государственной власти РБ при МВД Башкирии и осуществлял личную охрану президента республики Муртазы Рахимова и членов его семьи. Уже после этого Финагин много раз давал те же самые показания, все подтверждал, рассказывал новые детали и подробности. Важный момент: ни предварительному следствию, ни суду это лицо известно не было, в материалах дела не фигурировало. Казалось бы — разве это не основание для пересмотра?

Более того — есть заключение специалистов ФГБОУВО «Всероссийский государственный университет юстиции» (среди них три заслуженных юриста РФ, почетные сотрудники прокуратуры, профессора, зав. кафедрой уголовного права и криминологии и т.д.). Оно гласит: есть новые обстоятельства, которые должны быть рассмотрены. Но Генеральная прокуратура РФ наотрез отказалась рассматривать эти документ со ссылкой: оснований для прокурорского реагирования нет. А почему — не разъяснила. Может, честь мундира дороже, а может, пересмотр этого громкого дела приведет к непредсказуемым последствиям и заденет чьи-то интересы. Сейчас это решение прокуратуры оспаривается в суде.

«Ни фейерверки, ни теракты я не устраивал»

Вопросы для Изместьева я передала в декабре 2018 года за решетку через его адвоката. Несколько дней он надиктовывал ответы. И вот что получилось.

— Зачем вы устраивали фейерверки возле резиденции Президента России?

СПРАВКА "МК"

По одной из версий, Изместьев привлек к себе внимание тем, что мешал Людмиле Путиной (в то время супруге Президента РФ) спать. Поскольку он жил рядом с резиденцией, то фейерверки, которые запускал у себя, тревожили покой первой леди.

— Это ложь, которая, к моему удивлению, до сих пор используется определенными людьми. Изначально это делалось специально и глубоко продуманно для моей дискредитации и создания имиджа совершенно неуправляемого, загульного человека, который устраивает пьяные дебоши, мешает жить обычным гражданам и не побоится даже президента.

Расскажу все по порядку. Я купил земельный участок, который расположен вдоль берега реки Москвы. У меня и мысли не возникало, что это какое-то особое место. Я не знал, что напротив, на другом берегу реки, находится резиденция Президента РФ. Как бы там ни было, я получил разрешение на строительство, начал стройку дачи. Но дом так и не был готов, так что там никто не жил. Иногда там ночевал сторож, а так охраняли участок две овчарки. Теоретически можно предположить, что именно овчарки запускали фейерверки, но практически они это сделать не могли.

Кстати, с момента, когда стали тиражировать эти сплетни о фейерверках, я почувствовал, что меня начали систематично уничтожать.

— Самое страшное, в чем вас обвиняют, — теракты. Зачем вы их организовывали?

— Я этого не делал. Мое дело носит гриф «совершенно секретно». Не раскрывая деталей, скажу так: я никогда не совершал террористических актов и не имел никаких мотивов для этого. Ни следствие, ни суд не смогли установить главное — зачем бы мне было это нужно? Террористические акты, которые указаны в обвинительном приговоре, на самом деле были провокациями, спланированными режимом бывшего президента Башкортостана Рахимова с целью сохранения и удержания власти. И связано это было с предвыборной кампанией в президенты Республики Башкортостан, проходившей в 2003 году.

Если я в чем и виновен, то однозначно не в том объеме, за что меня осудили. Приговор не соответствует моей роли в преступлениях. Суд присяжных меня бы оправдал. Почему я так думаю? Мне об этом сообщили в свое время сотрудники правоохранительных органов, которые осуществляли оперативное сопровождение моего дела. Опасаясь, что по делу будет вынесен оправдательный вердикт, они предприняли меры, чтобы была распущена коллегия присяжных, которая изначально слушала мое дело. После этого дело слушалось «тройкой» федеральных судей в закрытом режиме. Закрытость, надуманная секретность судебного процесса обычно ведет к предвзятому отношению, к приговору с явным обвинительным уклоном.

— Но ведь вы признались в совершении преступлений! Следствие об этом громко заявляло.

— Такой момент действительно был в моей жизни. Но хочу подчеркнуть, что речь шла не о всех преступлениях, а лишь об одном эпизоде. Я был вынужден оговорить себя в минуту слабости, а один из моих защитников, присутствовавший на том действии, плохо выполнил свою работу и не предпринял всех мер, чтобы зафиксировать нарушения. Меня методично подводили к этому — мучили в СИЗО, угрожали расправой над семьей… Я долго держался. А когда вывезли из «Лефортово» в Бутырку, процесс обработки стал намного примитивнее и эффективнее, если можно так выразиться. Были подключены даже воры в законе. В какой-то момент я был сломлен. В деле есть протокол, где стоит одна роспись. О том, что все было подготовлено заранее, говорит уже тот факт, что он напечатан на машинке, а не написан от руки, как обычно делали в то время.

Спустя несколько дней я и мои защитники обращались в разные инстанции и говорили о том, что показания были добыты незаконными методами, под сильным психологическим давлением… Все было тщетно. К сожалению, даже в суде нам не удалось признать протокол недействительным. Но еще раз — в нем нет признаний по всем преступлениям, за которые я был осужден.

Нужно сказать, что истинный виновник известен (имеется в виду Урал Рахимов. — Прим. авт.). Для меня совершенно очевидно, что если будет принято волевое решение, то этого человека немедленно экстрадируют и будут судить в России за совершенные им преступления.

— Что испытали, когда огласили приговор?

— Отчаяние. Как будто все остановилось, померкло.

Еще во время суда я понимал, что высока вероятность именно обвинительного приговора. Более того, во время предварительного следствия сотрудники правоохранительных органов постоянно твердили мне о таком результате. Но по-настоящему к этому подготовиться нельзя. Чудовищный, страшный, несправедливый приговор просто оглушил меня.

— Страшно именно потому, что срок не конкретный, а пожизненный?

— Да. Само по себе осознание того, что это навсегда, очень тяготит. Пожизненное заключение — это та же смерть, только долгая и мучительная.

А еще мучительнее она становится от того, что ты понимаешь, что никогда не увидишь близких, детей, друзей. От того, что тебе придется жить с осознанием того, куда привели твои поступки, с чувством вины перед своей семьей. Но больше всего тяготит именно несправедливость.

— Как вас приняли в колонии для пожизненно осужденных?

— Прибывают в такие колонии «новенькие» не каждый день. Это вызывает неподдельный интерес, и, как правило, собирается намного больше сотрудников, чем это нужно. Все смотрят на тебя. Чувствуешь себя как в каком-то зверинце. Не могу сказать, что это приятно. Но через это нужно просто пройти. Я проходил дважды — в Мордовии и Соликамске. Колонии сильно отличаются друг от друга.

В Мордовии, например, считалось, что если осужденные в одной камере притерлись друг к другу — то их не следует часто менять. В соликамском «Белом лебеде», наоборот, меняют соседей по два-три раза в месяц, поэтому чаще встречаешь разных людей. Да, это обычно люди, осужденные по статье «Убийство», которых полно и в колониях строгого режима, но с какими-то кровожадными и жуткими личностями, маньяками и подобными, я не сталкивался. Их не так много, и с ними, как правило, сидеть вместе в камере никто не хочет.

В обеих колониях много людей, которые реально психически нездоровы, и их состояние вызывает опасение даже у заключенных. Зачастую они прибывают в колонию с установленным диагнозом, и их надо лечить. Они мучаются сами, мучают тех, кто рядом с ними. Зачем это делается? Мне кажется, что это самое ужасное в таких местах.

А так дни тянутся однообразно и медленно. В Мордовии принято, чтобы люди работали, за исключением инвалидов и пенсионеров. Существует план выработки, поэтому день проходит быстро, незаметно. Свободного времени совсем немного. В «Белом лебеде» в Соликамске все иначе. Там мало работы, можно сказать, что ее нет вообще.

— Что вы почувствовали, когда Людмила Алексеева попросила о вашем помиловании президента?

— Я был потрясен этой просьбой. Я, конечно, знал, что Людмила Михайловна Алексеева занимается моим делом, она видела все нарушения и несправедливость. Но я никак не ожидал, что в свой юбилей она обратится к самому президенту с такой просьбой.

Людмила Михайловна ушла… Невозможно выразить словами чувство безмерной благодарности за все, что она сделала для меня, а также для многих других людей за долгие годы своей благородной правозащитной деятельности. Если мне будет суждено когда-нибудь выйти на свободу, я обязательно преклоню колени перед ее могилой.

— Пути на свободу два — помилование и пересмотр дела. Насколько я знаю, во втором вам все время отказывают?

— Да. Генеральная прокуратура РФ не принимает во внимание факты и доказательства, полученные в результате кропотливой длительной работы защитников, получившей подтверждение в ходе последующих следственных действий. Я столкнулся с полным нежеланием что-либо проверять. Просто глухая стена. Получаю одни и те же формальные отписки и, что самое грустное, подписанные одними и теми же людьми в погонах.

— И все-таки, что это за новые факты?

— В первую очередь, это признание в оговоре меня со стороны человека, на показаниях которого основан приговор. Это факт, установленный сотрудниками Следственного комитета РФ по результатам следственного действия, в проведении которого нам раньше постоянно отказывали. Во время него Финагин неожиданно попросил у меня прощения и протянул деревянный крестик. А потом признался в оговоре и объяснил, почему он это сделал. И это все отражено в протоколе. Финагин рассказал о человеке, который причастен к преступлениям, сотруднике МВД Башкирии, эта фамилия мне была неизвестна, никогда в ходе следствия и процесса это лицо не упоминалось. Это, безусловно, новые факты. Были также получены дополнительные факты, подтверждающие причастность ко многим преступлениям Урала Рахимова, факты, доказывающие, что терактов не было, а были провокации, устроенные Рахимовыми, чтобы поднять рейтинг и дискредитировать конкурентов на выборах, факты, доказывающие, что у меня никогда не было и не могло быть мотивов для совершения ряда преступлений, как это указано в приговоре. Все эти факты были установлены уже после вынесения приговора и были неизвестны суду, когда он давал оценку моим действиям.

По закону я могу рассчитывать на новое справедливое и объективное судебное разбирательство по делу, а значит, и вынесение в отношении меня иного приговора суда.

Лишать человека надежды — дело неблагодарное, но случаев, когда прокуратура пересматривала бы дела пожизненно осужденных, единицы. С другой стороны, за последние годы и помилованных тоже единицы. Выходит, оба пути на свободу малореальны. «Но ведь президент пообещал!» — говорят иные правозащитники. Да, пообещал, но ведь, как он выразился, «не сразу». Главное, чтобы это «не сразу» не превратилось в «слишком поздно». Алексеева до этого часа так и не дожила.