Откуда берутся серийные убийцы: где полиция прячет трупы

06 января 2019

927

Откуда берутся серийные убийцы: где полиция прячет трупы

Девушка, как обычно, вышла из дому около семи утра и отправилась на станцию Покотиловка. До платформы так и не дошла: преступник преградил ей путь на лесной дорожке.

Краткое содержание первой части: с 2006 по 2009 год под Киевом орудовал сексуальный маньяк Юрий Кузьменко (13 доказанных убийств, 206 предполагаемых). В процессе его поисков в Украине начала зарождаться уникальная криминалистическая школа, в которую вошли следователи, эксперты-криминалисты, медики и психологи.

Краткое содержание второй части: Криминалист-психолог, полковник Юрий Ирхин вспоминает о харцызском деле: «Вначале отобрали девять эпизодов, объединенных биологическими следами, оставленными убийцей. Потом к ним добавилось еще четыре, уже без биологии». Постепенно был очерчен ареал охоты серийника: Харцизск, Иловайск, Макеевка, Амвросиевка.

***

В Украине за год случаются тысячи изнасилований и убийств, пишет «Заборона». Однако не всегда быстро находится тело жертвы, не все происшествия попадают в ленту новостей, и не так уж часто на место выезжают съемочные группы. На этот раз приехали. За дело взялся первый замглавы Нацполиции Вячеслав Аброськин. На ноги подняли всю местную полицию и даже Нацгвардию. В первую неделю после убийства Аброськин дважды навещал Харьковскую область, проводил совещания, встречался со следственно-оперативной группой.

Шумиха это хорошо. Есть надежда, что дело не замнут. Но и вероятность того, что быстро раскроют – не велика. Преступник действовал дерзко, уверенно и, можно сказать, грамотно – первое что сделал – разобрал телефон жертвы и скрыл еще кое-какие улики. Можно предположить, что орудовал серийник.

Если так, то вероятность раскрытия преступления по горячим следам крайне мала. Опыт последних лет показывает, что вычисление маньяка может длиться месяцами, а то и годами. Нацгвардия тут не поможет. Нужны следователи и криминалисты с очень специфическим опытом. А страшная тайна руководства МВД заключается в том, что ловить маньяков сегодня некому.

Дедуктивные методы

Среднестатистический маньяк не имеет отношения к криминальным сообществам, действует в одиночку. Пьет умеренно, замкнут. Эти и другие штрихи к портрету – не умозрительные банальности, а обобщения украинских криминалистов, объехавших в 2010-11 годах десятки украинских тюрем, где содержатся пожизненники. Криминалисты провели глубинные интервью с 48-ю убийцами, из них 20 – классические сексуальные маньяки. Эти исследования легли в основу методики определения маркеров серийности при расследовании убийств.

Вероятность того, что маньяк случайно кому-нибудь что-то сболтнет о своих чудачествах ничтожно мала. Мотив маньяка уникален. В одном случае это выполнение некой «миссии», в другом – попытка ощутить себя богом, в третьем – экзотическое сексуальное желание, в четвертом – ритуально-символическая месть. В реальности эти мотивы переплетаются.

С одной стороны, индивидов с такими задатками мало, с другой же, если изучать людей с пристрастием, данную мотивацию можно приписать каждому второму прохожему. И это, опять-таки, не метафора. Когда в 2012-13 годах следователи искали так называемого харцизского душителя, в какой-то момент число подозреваемых составило 20 тыс. мужчин.

Понять логику действий сексуального маньяка – серийного убийцы – и выследить его крайне сложно. Особенно, если он хитер. В 2010 году в США одного из таких преступников вычислил журналист. 50-летний репортер Томас Харгроув, не покидая стен вашингтонской редакции, обнаружил взаимосвязь между разными убийствами, совершенными в разные годы в штате Индиана, городе Гэри. В окрестностях города с 1980 по 2008 годы были задушены 15 женщин. Харгроув бомбил местную полицию письмами с вопросами: могут ли эти случаи быть звеньями одной цепочки?

Журналистские запросы Харгроува местная полиция старалась игнорировать. Но вскоре у него появилась союзница – помощница одного из следователей. Они вдвоем пытались проводить расследования и раскопали еще три нераскрытых убийства. Версия о том, что в окрестностях Гэри много лет орудует маньяк, в конечном итоге подтвердилась – в соседнем городке Хаммонд полиция схватила немолодого мужчину по имени Даррен Вэнн, задушившего в ванной гостиницы 19-летнюю девушку. Впоследствии Даррен Вэнн показал следователям заброшенные дома в Гэри, в которых он спрятал тела предыдущих жертв. Это и был тот самый маньяк, о котором из Вашингтона ежемесячно сигнализировал Харгроув. Как ему это удалось?

Будучи криминальным репортером, Харгроув собрал огромную информационную базу об убийствах, совершенных в США с 1980 по 2008 годы. Некоторые данные ему приходилось добывать через суд. В итоге в его архиве оказалось 500 тыс. случаев. На протяжении года Харгроув пытался создать компьютерную программу, которая бы распределяла все случаи по группам (кластерам), в зависимости от типа умерщвления, места, социально-демографических характеристик жертв… Особенности жертв были ключевым кластером. Всего получилось 10 тыс. групп. В итоге компьютерный алгоритм выдал несколько цепочек нераскрытых преступлений, одна из которых – в городе Гэри.

Одновременно с Харгроувом над созданием подобного алгоритма трудился аналитик ФБР Эрик Витциг. Сегодня и Томас Харгроув, и Эрик Витциг работают в одном проекте. Они совместно с другими экспертами (среди которых профессора криминалистики различных университетов) создали частную некоммерческую организацию Murder Accountability Project (MAP) – Проект ответственности за убийства. MAP активно сотрудничает с полицией, помогая ей вычислять серийных убийц.

В 2010-2013 годах украинские криминалисты ничего не знали о наработках Томаса Харгроува и Эрика Витцига (как и большинство их американских коллег). Но они шаг за шагом создавали свою, очень похожую методику. Началось все в 2007 году, когда Главное следственное управление МВД включилось в поиски маньяка, орудовавшего под Киевом, в Боярском, Васильковском и Фастовском районах. В процессе поимки применялся метод психологического портретирования (профайлинг), одним из основоположников которого считается Роберт Ресслер. Затем искали харцизского душителя и севастопольского убийцу-педофила. Всех злодеев нашли и по ходу создали алгоритм, методологически сходный с программами Харгроува и Витцига.

Повторим суть методики, подробно изложенную здесь: на основании работы с конкретными делами, конкретными преступниками выявляются определенные критерии (маркеры), позволяющие составить психологический портрет убийцы. Дальше эти маркеры накладываются на большую базу данных (уголовных дел), подвергаются разным видам математического анализа и выводятся закономерности.

Оставалось дело за малым – создать программу. Чтобы среднестатистический следователь мог забить в компьютер некоторое количество данных с места преступления и получить: а) сведения о том, не случилось ли нечто подобное где-нибудь еще; б) пошаговую стратегию дальнейших действий по раскрытию преступления.

Однако к 2015 году исследовательская группа рассыпалась, не успев закончить работу.

Как уходили

Напутствуя студентов, Роберт Ресслер цитировал Ницше: «Если долго вглядываться в бездну, наступит момент, когда бездна посмотрит на тебя». Великий профайлер (психолог-портретолог) тем самым намекал на уровень психологической нагрузки, с которым может столкнуться практик-криминалист. Участник и один из вдохновителей украинской исследовательской группы, психолог-криминалист, полковник Юрий Ирхин выражается менее пафосно:

– Профдеформацию еще никто не отменял, – говорит он. – Как создается портрет? Есть методики, мы их составляли. Но на самом деле… Технологий может быть сколько угодно, дело не только в технологиях. Каждый случай я пропускал сквозь свои ассоциативные ряды, сквозь призму своего сенсорного опыта. А теперь представьте: в деле 36 жертв. Мне надо влезть в шкуру каждой из них, 36 раз увидеть ситуацию глазами умирающего в руках душегуба человека и 36 раз – глазами преступника. В 2012 году у меня ребенок родился, и я решил этим больше не заниматься.

Вначале полковник Ирхин перешел на такую работу, где была возможность больше заниматься теорией и меньше практикой – в Государственный научно-исследовательский экспертно-криминалистический центр (ГНИЭКЦ). Начиная с 2009 года благодаря инициативе заместителя директора ГНИЭКЦ полковника Андрея Коструба в стенах этого учреждения собралась команда единомышленников, разработавших ту самую методику определения маркеров серийности при расследовании убийств. В 2015 году Ирхин, как и большинство членов команды, покинул ГНИЭКЦ. Сегодня он возглавляет отдел в Киевском научно-исследовательском институте судебных экспертиз.

Психологические портреты, которые составляли милицейские психологи после Ирхина, бывший старший следователь Главного следственного управления МВД, полковник Руслан Сушко вспоминает с брезгливостью:

– Сравнивать работу Ирхина и те профайлы, что потом писали, или то, что сейчас пишут… Ну это все равно что сравнивать портрет настоящего художника с мазней какого-то сильно выпившего Пикассо.

Сопоставление кажется странным, потому уточняем:

Руслан Сушко

– Простите, творчество Пикассо, конечно, несколько нереалистично, но он тоже считается великим художником.

– Я не о том Пикассо, который великий, – вздыхает Сушко и объясняет: – В киевской полиции есть художник, который подозреваемых рисует, прозвище – Пикассо. Раньше еще Червонец был, интересный человек. Отсидел когда-то за фальшивомонетничество – червонцы малевал. Потом стал в милиции работать. Но Червонец уже умер, остался Пикассо. Работа тяжелая, зарплата маленькая…

Сам Руслан Сушко дважды увольнялся из Главного следственного управления. Первый раз – в 2013-м.

– Это был декабрь. Вы помните тот декабрь? Моя дочь чудом не оказалась в числе студентов, которых избили. У меня тогда умер отец. Все это субъективные факторы… Из объективных: атмосфера в министерстве сложная. Мой шеф на тот момент, молодой генерал, собирал компромат на Кличко.

– Виталия?

– Да. По коридору бегает мелкий начальник, говорит: «Если компромат найдем, шеф всех озолотит, всех озолотит…» Вызывают меня к шефу. Ну и вот, сидит передо мной молодое создание, тридцать с копейками лет, рассказывает, что я должен принести ему какую-то информацию. А я… Мне 47-м. Я не специалист по компроматам. Психоэмоциональное состояние удрученное. В какой-то момент перестаю его слышать, думаю: успею его схватить или оно увернется. Отдельные фразы только долетают. Помню, говорит: «Я люблю, когда вокруг меня бегают!» Одна мысль: успею – не успею…

– И?

– Успел.

– И?

– Генерал получил в дыню.

– И?

– После всего я ноги в руки, прибегаю к начальнику ГНИЭКЦ генералу Дмитрию Жидкову, спрашиваю: «Вакансии есть?» Жидков отличный мужик. Великолепный специалист. Кстати, донецкий. Это он, запишите, отказался фальсифицировать экспертизу пули, которой был убит участник Майдана Михаил Жизневский. У Жидкова тогда был жесточайший конфликт с министром Захарченко. МВД очень нужно было убрать из дела эту пулю… Жидкову тяжело было при всех властях.

– При новой власти его люстрировали?

– Он не работал с февраля 2014-го. Такой человек в этой системе долго удержаться не мог. Но – я не помню всех нюансов, это его история, спросите у него.

– Вакансия нашлась?

– Да – пока молодое создание выходило из нокаута, я уже стал экспертом-психологом в ГНИЭКЦ под руководством Ирхина. И до мая 2014 года мы отлично работали. Ну как отлично… В 2014 от команды разработчиков отвалился донецкий психиатр Владислав Седнев. Он не мог уехать из Донецка – у него мать сильно болела, он остался на оккупированной территории. А в мае меня в добровольно-принудительном порядке вернули в Главное следственное управление.

Юрий Ирхин

– В «добровольно-принудительном» это как?

– Дали понять, что либо я опять следователь, либо урежут зарплату, лишат льгот, пенсия будет – говно. В общем, опять следователь. Отправили в Одессу, расследовать события 2 мая. И год я там работал. В Киеве у меня не было ни кабинета, ни табуретки – ничего, все время в командировках. А из Киева до меня постоянно какие-то нехорошие новости долетали. Началась реформа, переаттестация. Начальником Главного следственного управления стал человек, который… Знаете, во времена перемен пена всплывает. Вот это вот и всплыло – дурачок, который ни одного дела не расследовал своими руками. Пионэр.

Второй раз Руслан Сушко увольнялся из Главного следственного управления в 2015-м.

– Отношения с новым начальником не сложились. Не знаю, чем я ему насолил: он всю жизнь занимался ДТП, я – особо тяжкими. Мы не пересекались. Ну такое… Он, кстати, долго не проработал, но – мне хватило. На одном из совещаний прозвучало мое имя: начальник перечислял «великих деятелей», старперов, которых он не видит в Главном следственном управлении… Я приехал из Одессы, пошел на прием к замминистра, чтобы узнать о своих перспективах. В ответ услышал: «Руслан, я сам не знаю, что завтра со мной будет». Вернулся в Одессу. А из Киева постоянно звонки: «Руслан, здесь такое происходит, такое происходит…»

«Тогда МВД лишилось почти всего личного состава опытных следователей. То же касается оперов»

– В итоге вы не пошли на переаттестацию?

– Нет. Я был уверен, что ее не пройду. Реформаторы хотели, чтоб возраст следователя был 35 лет. А я не молод. У меня много травм. Профессиональных. Я подумал: зачем мне все это? Зачем? Да меня б, старого пса, выгнали бы… Я, конечно, планировал еще несколько лет поработать. Но я им был не нужен и они дали мне это понять. Ушел в запас. С выслугой 25 лет, два месяца, 20 дней. И я был не одинок. Тогда МВД лишилось почти всего личного состава опытных следователей. То же касается оперов.

В 2015-м ГНИЭКЦ покинули все члены научно-практической группы, занимавшиеся разработкой методики расследования серийных убийств.

Сегодня один из идеологов создания методики, бывший замдиректора ГНИЭКЦ Андрей Коструб возглавляет Украинскую экспертную компанию. Юрий Ирхин работает начальником отдела в Киевском научно-исследовательском институте судебных экспертиз. Руслан Сушко занимается адвокатской практикой и пишет диссертацию.

Некоторые криминалисты, принимавшие участие в экспедициях 2010-2011 годов, продолжают работать в структурах МВД, но вплотную «маньяковедением» уже не занимаются.

– Понимаете, – объясняет один из разработчиков, участник группы, профессор криминалистики Алексей Одерий, – такую работу невозможно проделать без поддержки руководства МВД. Нужны ведь какие-то средства на исследования, нужна координация между структурами, чтобы иметь возможность общения с заключенными маньяками… В одиночку провести такую работу нереально.

В 2013 году эффективность методики ни у руководства МВД, ни у ученых-криминалистов сомнений не вызывала. Благодаря этим наработкам были пойманы маньяк Юрий Кузьменко, севастопольский педофил-убийца Николай Хаткевич и вычислен «харцызский душитель» Владимир Куцененко. Последнего схватить не успели. Сдав анализ слюны для ДНК-экспертизы, харцызский маньяк повесился. После этого инцидента в некоторых СМИ появились заголовки вроде: «Последний серийный маньяк Украины повесился». Это легковесное, на первый взгляд, журналистское утверждение тогда разделяли некоторые эксперты, – мол, действительно, последний.

Прошло пять лет.

И сегодня все опрошенные нами криминалисты единодушны: вероятность того, что в Украине вновь орудуют серийные убийцы, не просто высока, а очень высока.

Дьявол в деталях

То, что в Украине орудуют серийники, можно считать официально признанным фактом. В феврале 2017 года, перед вступлением в должность, нынешний глава Национальной полиции Украины генерал Сергей Князев в одном из интервьюна вопрос, есть ли в стране серийные убийцы, ответил так: «Да. Есть ряд преступлений, где мы видим следы одних и тех же злодеев, но пока не можем их идентифицировать. Есть даже такие, где совпали ДНК, но личность пока не установили». О серийниках генерал говорил, подчеркнем, во множественном числе. То есть их было как минимум двое. Хотя, скорее всего, больше.

С тех пор прошло почти два года. За это время не поймано ни одного знакового серийника-маньяка. Небольшое терминологическое уточнение. Согласно Роберту Ресслеру, автору данного понятия, серийным убийцей считается человек, совершивший три и более криминальных убийств с интервалом более месяца. Некоторые украинские преступники, задержанные в 2017-18 годах после совершения одного-двух убийств и изнасилований, подозреваются также в других злодеяниях. Но пока только подозреваются.

Логично предположить, что раз серийные убийцы в Украине были по состоянию на февраль 2017-го, и с тех пор не пойманы, то они орудуют и сейчас. Криминалистическая аксиома: маньяк не останавливается. Со временем происходит лишь нарастание маниакальной тяги.

Осталось определить масштабы бедствия.

Если верить официальной статистике, причин для паники нет. За последние несколько лет определенный рост преступности (грабежи, кражи, разбои, угоны, изнасилования) пришелся на 2016 год. В частности, тогда было зарегистрировано около 220 тыс. тяжких и особо тяжких преступлений. А уже в 2017-м этот показатель снизился на 10% – до примерно 198 тыс.

Объективных факторов было несколько: так называемый «закон Савченко», война, экономический кризис. В 2014-15 из тюрем вышло рекордное число осужденных: 17 тыс. после амнистии 2014-го плюс 8 тыс. «савченковцев» в 2015-м. Все это и привело к криминогенному всплеску в 2016 году, после чего кривая преступности пошла на спад. Хотя разговоры о том, что «90-е возвращаются», не утихают.

Первый заместитель главы Департамента организационно-аналитического обеспечения и оперативного реагирования Нацполиции Борис Вежнавец убежден: заявления о неконтролируемом всплеске преступности – ложь. «Кое-кто, я называю таких любителями пиара, говорит, что у нас в 90-х было зарегистрировано две тысячи убийств, а в 2017-м – уже пять тысяч», – в голосе Вежнавца слышится легкое раздражение. Далее он объясняет, что просто изменилась процедура статистического учета.

Специфика Уголовно процессуального кодекса (УПК), действующего с 2012-го, позволяет популистам манипулировать данными. Когда в полицию поступает заявление о смерти человека – естественной или насильственной, – его поначалу регистрируют как убийство. «При регистрации мы должны дать правовую квалификацию событию согласно уголовному кодексу, – подчеркивает Борис Вежнавец. – Если у нас есть труп, какое еще это может быть преступление?» В ходе дальнейшего расследования устанавливается, что смерть наступила по естественным причинам и производство по такому преступлению закрывается.

«За прошлый год, по статистике Генпрокуратуры, у нас насчитывается пять тысяч фактов, которые квалифицировались как убийства. Но реальных убийств из них только полторы тысячи», – говорит Вежнавец. На вопрос о маньяках отвечает уклончиво: «Не исключаю серийность отдельных видов преступлений, но маньяки – это не ко мне».

По информации Нацполиции, количество убийств за прошлый год – самое меньшее за времена независимости Украины. Большинство из них – преступления бытового характера, совершенные под воздействием алкоголя, в 90% их раскрывают. Стало быть, все спокойно?

Не совсем. На основании официальных статданных практически невозможно сходу разглядеть реальную картину. Например, «убийства» и «тяжкие телесные преступления, приведшие к смерти» – учитываются отдельно. Дальше. «Убийства» и «зарегистрированные убийства» – не одно и то же. Среди пропавших без вести могут быть убитые. А также среди без вести отсутствующих лиц (юридический термин, означающий, что человек пропал, но его никто не ищет). После начала войны, проанализировать число «без вести пропавших» и «без вести отсутствующих» и предположить, сколько из них могли стать жертвами уголовных преступников, нереально.

Дьявола можно выловить в мельчайших, почти ускользающих деталях. Скажем, анализируя какой-то очень узкий сегмент статистики или изучая положение дел в конкретном регионе. Возьмем самые свежие данные по без вести пропавшим детям. Это очень скучная, но архиважная информация.

Итак. За 10 месяцев 2018 года было зарегистрировано 9356 заявлений и сообщений о пропаже детей (здесь и далее данные Нацполиции). Из них найдено на протяжении суток – 8303. Осталось в розыске 52 ребенка.

Сравним с 2017 годом: за те же 10 месяцев прошлого года – 6656 заявлений и сообщений. Найдено в первый же день – 5639. Осталось в розыске 43 ребенка. Вывод: в 2018 году произошел резкий (очень резкий) скачок пропаж детей. Ежедневно разыскивается 25 потеряшек. Общее количество детей, находящихся в розыске, нарастает как снежный ком и измеряется тысячами. Мог ли кто-то из них стать жертвой маньяка?

Да. Особенно на фоне того, что число сексуальных преступлений по отношению к детям в последнее время растет. По словам начальника управления ювенальной превенции Нацполиции Василия Мадяра, увеличивается количество преступлений в отношении детей по таким статьям, как изнасилование, удовлетворение половой страсти неестественным способом, половые отношения с лицом, которое не достигло половой зрелости и растление.

А теперь рассмотрим ситуацию в конкретном регионе.

Одесская аномалия

Намедни министр МВД Арсен Аваков назвал Одессу криминальной столицей Украины. Вероятно, министр имел в виду деятельность рейдеров и резонансные нападения на политиков, но и по некоторым другим видам преступлений Одесса и Одесская область особо заметны на криминальной карте страны. По официальным данным, в прошлом году в Одессе было зарегистрировано 802 особо тяжких преступления. Много это или мало?

Выделив из числа всех «особо тяжких» убийства и покушения на убийство и сопоставив с количеством населения, получим: 5,38 убийств и покушений на 100 тыс. жителей. Для сравнения, в Киеве данный показатель в 2017 году составлял 0,51.

Как и в любом другом регионе, около 90% одесских убийств это бытовуха. Однако в общей криминальной хронике можно разглядеть и те, что наводят на мысль о цепочке эпизодов. Визитная карточка этого солнечного региона: зверские убийства с изнасилованием детей и девочек-подростков.

Не все случаи попадают в СМИ, но некоторые попадают. Анализировать одесскую ленту новостей страшно. Самый знаковый случай этого года: 22 ноября в одном из сел Белгород-Днестровского района изнасилована и убита 9-летняя девочка. Самый знаковый случай прошлого: возле села Дивизия Татарбунарского района изнасилована, убита и ограблена 16-летняя девушка. В мае того же года убита и изнасилована 17-летняя студентка юридической академии. Почти все такие преступления странным образом локализованы – это Одесса и юго-западные районы Одесской области.

Наиболее, пожалуй, резонансный случай произошел 26 августа 2016 года в селе Лощиновка (Измаильский район). Тогда была изнасилована и убита 8-летняя девочка. На следующий день полиция схватила подозреваемого – жившего по соседству 20-летнего рома – Михаила Чеботаря. Парень не только был знаком с ребенком, но и считался другом семьи, периодически помогал матери ребенка по хозяйству.

Резонанс был связан с тем, что после задержания подозреваемого, в Лощиновке произошел массовый погром ромской общины. 300 разгневанных мужиков выбивали стекла, ломали мебель и поджигали хаты. Несколько ромских семей вынуждены были покинуть село.

Два года идет следствие. Подозреваемый Михаил Чеботарь до сих пор находится в СИЗО. Время от времени его транспортируют в инфекционный изолятор – в тюрьме Чеботарь заболел открытой формой туберкулеза. Собранных доказательств оказалось недостаточно для суда.

У подозреваемого есть алиби – в момент убийства он находился в местном баре «Фортуна» в компании шести собутыльников, где его видели еще примерно 20 человек. Основная улика – кепка Чеботаря, найденная в доме девочки. Ну и, наконец, простите за физиологическую подробность, это было изнасилование без спермы. В теле жертвы не обнаружено «биологических материалов» Чеботаря.

По словам адвоката Андрея Лещенко, в деле достаточно доказательств невиновности Чеботаря. Адвокат настаивает на том, что следствие не отработало всех версий. И что его подзащитный подвергался дискриминации и пыткам со стороны правоохранителей. Местные полицейские оказались людьми со специфическим чувством юмора: в некоторых документах в графе «гражданство» написано: «Цыган» (в частности, пояснения Чеботаря от 27.08.2016 года, лист дела 250, том 1).

Как мы уже упоминали, перед увольнением в запас один из главных «маньяковедов» Украины, старший следователь Главного следственного управления МВД, полковник Руслан Сушко около года почти безвылазно находился в Одессе. Его основной задачей было руководство группой, расследовавшей события 2 мая 2014 года, связанные с пожаром в Доме профсоюзов. При этом у Сушко был доступ ко всем уголовным производствам, находящимся в компетенции МВД. В число его обязанностей входило оказание методологической помощи местным правоохранителям при раскрытии особо тяжких преступлений.

Мы не могли не поинтересоваться его мнением по поводу череды убийств и изнасилований детей в Одессе и Одесской области. Для ответа понадобилось несколько встреч, каждая из которых продолжалась полтора-два часа.

Все тихо

Беседы выглядели так: на небольшом столике в тихой кофейне, между чашками кофе лежала карта автомобильных дорог. В какой-то момент Руслан Николаевич ее разворачивал со словами: «Какая-то сволочь здесь бегает».

А началось все осенью 2014 года.

– В сентябре в Одессе произошло резонансное преступление: в квартире были задушены пятилетняя девочка и ее няня. Изнасилования не было. Дело очень тяжелое. Так вот, пока шло расследование, в конце января 2015-го, появилась информация об убийстве двухлетней девочки недалеко от Одессы, в Саратском районе, в селе Кулевча. И тоже асфиксия, то есть удушение. На этот раз с изнасилованием. Главная подозреваемая – мать.

– Мать?

– Ага. Я поехал, чтоб ознакомиться, что там у них происходит.

Сушко вздыхает, и продолжает:

– Вначале подозреваемым был отец. Это молодая пара, оба детдомовские. Они в тот момент в разладе были, отец переселился в какую-то заброшенную хату. Хороший хлопец, содержал их, не бросал. Труп ребенка ему подкинули – в подвале той заброшенной хаты тело нашли. Но у отца оказалось крепкое алиби – и следователи на мамашу переключились. Я ее как увидел…

Руслан Николаевич разворачивает карту и обводит населенные пункты Кулевча и Сарата.

– Передо мной ребенок. То ли девятнадцатилетний, то ли двадцатилетний. Зрелище жуткое. Дрожит. На нее ментовскую куртку надели, рукава телепаются, в руках бутылка лимонада. Зажата, зашугана, все время повторяет: «Це я, це я, це я…» Потихоньку разговорил. Рыдает: «Не знаю, дитина пропала, знайшли… Хто зробив – не знаю. Мені сказали, шо мене вб’ють, шо робити?» Начал изучать вопрос.

Следователь рисует небольшую загогулину на карте.

– Приехали в село, с бабками поговорили, выяснили кто, с кем, когда, кто проститутка, кто наркоман и так далее. Много информации. Особенно, если семечками запастись. Я посидел, семечки пощелкал, выяснил, что в соседнем селе есть, условно говоря, Вася неженатый, к детям пристает. Сразу вопрос – где Вася? Оказывается, Вася исчез. Вопрос местным следователям: где ж Вася? Короче… Сказать, что уровень следствия нулевой – ничего не сказать, уровень следствия – гаплык.

Шариковая ручка возвращается в пгт Сарата.

«Одному молодому прокурору в крокодиловых туфлях объяснил: если это дело отдадут мне, первый кто сядет – ты»

– Я этих местных руководителей собрал и сказал им все, что думаю. Одному молодому прокурору в крокодиловых туфлях объяснил: если это дело отдадут мне, первый кто сядет – ты. Но дело мне так и не отдали. Не я эти решения принимал. Я просил адвокатов, хороших адвокатов, заняться этим делом, говорил: «Понятно, что вам никто не заплатит, нет там ни у кого денег, но возьмите дело…» Никто не взял, ни у кого времени не нашлось…

– И что в итоге?

Голос следователя становится подчеркнуто спокойным и, одновременно, настолько тихим, что трудно разобрать слова:

– Мамашу посадили…

– Простите, но как же изнасилование? Тоже мамаша?

Сушко зло хмыкает:

– Ей инкриминировали убийство по неосторожности. По версии следствия, мать случайно задушила девочку шарфиком и, понимая неотвратимость наказания, имитировала изнасилование…

– Но как?

– Дело в том, что изнасилование было без спермы. Якобы она пальцами расковыряла гениталии… При этом ни у кого не возникло вопроса: если она таким мудреным способом отводила от себя подозрения, почему вначале не сняла с мертвого ребенка шарфик?

– Почему?

– А это вы у суда местного спрашивайте. Для них «доказательств» оказалось достаточно.

Во время последующих встреч Сушко рассказывает, как изучал статистику убийств и изнасилований в Одесской области. Карта региона изрисована полностью. Следователь утверждает, что в период с 2013 по 2015 годы в области произошло шесть однотипных случаев:

– Куст преступлений. Два из них выбиваются из общей картины: где-то убит мальчик, где-то непохожая следовая картина, но серия-то прослеживается! И все ж рядом!

Шариковая ручка захватывает часть Николаевской области:

– Первомайский район, граничащий с Одесской областью – аналогичное дело. Можно проследить по каким маршрутам передвигалась эта сволочь… Вот тут Саакашвили хорошую дорогу сделал… Мне, пожалуйста, кофе без сахара. И впоследствии, вы ж знаете, похожие преступления продолжались и продолжаются. Самый известный случай: Измаильский район, село Лощиновка, убийство и изнасилование. До Саратского района рукой подать. Опять без спермы. И после этого случая….

– А насколько характерно для таких преступлений отсутствие спермы?

– Не характерно. Маньяки и насильники не всегда скрупулезно скрывают улики. Вспомните харцызского душегуба, который тела напоказ выставлял, или Кузьменко, который включал-выключал телефоны жертв, зная, что менты сейчас будут носиться… В данном случае, отсутствие спермы, скорее, указывает на какой-то физиологический изъян.

– И все преступления этого, как вы говорите, «куста» нераскрыты?

– Наоборот – все или почти все вроде как раскрыты. Где-то обвинили мать-детдомовку, где-то отчима, где-то бездомного, где-то дурачка сельского, где-то алкаша, где-то цыганчонка, который читать-писать не умеет, где-то молдаванина без паспорта…

– Получается, обвиняют тех, кому сложно защититься?

– Ну конечно. Висяков практически нет.

– Хорошо работают?

– Прекрасно! – Сушко произносит это так, что посетители кафе за соседним столиком слегка вздрагивают: – Прекрасно!

Его прорывает:

– Да никогда – ни при одной «злочинной владе» уровень следствия до такой степени не деградировал. Да при любом министре в Одесской области давно бы уже высадился десант из Киева и устроил бы проверку: кого в тюрьму, кого на дыбу, кого на ковер, кого, извините, на дефлорацию! А тут – все нормально. Все тихо.

Лучше не знать

Однажды шариковая ручка Сушко проводит линию от Одессы до Запорожья и обводит город:

– Мы обязаны рассматривать все версии, даже самые невероятные, – загадочно начинает Сушко. – Тем более, что расстояние тут небольшое. Где-то три часа езды.

– А в чем дело?

– В 2015-м в Запорожье, на острове Хортица, убита и изнасилована восьмилетняя девочка. Очень похожее дело. Главный подозреваемый – мужчина, у которого не просто алиби… В момент преступления он получил зарплатную карточку и под видеокамерой – вдумайтесь: под видеокамерой банка! – снимал деньги… Его тогда спящего в машине схватили. С тех пор он в СИЗО находится.

Погуглив, тут же узнаем массу подробностей о запорожском деле из запорожских же СМИ: «Подозреваемый Дмитрий Свалов признал свою вину», «Подозреваемый был сильно избит», «Следователя, который вел дело об убийстве восьмилетней девочки в Запорожье, обвиняют в подделке 64 протоколов», «Дмитрий Свалов дважды пытался повеситься в камере»…

Спрашиваем:

– А вы как думаете, если человек признался…

Руслан Николаевич гневно сверкает очками:

– Да там кто угодно признается!

– Тогда… Как такое возможно? Какое может быть логическое объяснение?

«Понимаете, у чиновников есть такое заболевание, называется – похуизм»

Следователь разводит руками:

– Очень простое объяснение. Вы думаете, этого мужика кому-нибудь жалко? Или ту мать-детдомовку? Или дурачка сельского? Понимаете, у чиновников есть такое заболевание, называется – похуизм.

Мы, понятно, не можем на основании одних лишь выводов Руслана Сушко обвинять тех или иных правоохранителей в фальсификации уголовных дел, а чиновников в безразличии (в отличие от Сушко у нас недостаточно для этого квалификации и не было доступа к материалам уголовных дел). По этой причине мы не упоминаем здесь имен следователей и сотрудников прокуратуры, участвовавших в неоднозначных расследованиях.

Мы лишь констатируем очевидное: череда убийств и изнасилований на юге страны продолжается. И многие из этих преступлений очень схожи. К разряду очевидных относится и предположение о фальсификации дел. Слишком уж много было в Украине случаев, когда за злодеяния маньяков наказывали невиновных. В частности, в Запорожской области.

Именно здесь с 2000-го по 2005 год орудовал серийник Сергей Ткач (доказанное число жертв – 37, предполагаемое – 107). За злодеяния Ткача осуждено семь человек. Это больно признавать, но факт: в чем-то поступки правоохранителей сопоставимы с деяниями маньяка.

Один из подозреваемых – отец изнасилованной и убитой маньяком девочки – повесился в СИЗО. Кто-то умер в тюрьме, кто-то сразу по выходу – от болезней, приобретенных в зоне. Подследственных пытали (многие факты доказаны в суде). Самому младшему из них, Якову Поповичу, было 14 лет (приговорен к 15 годам, отсидел 8 лет). Из подростка выжимали показания по-взрослому: запугивали, заставляли отжиматься и в это время били по ребрам.

Впоследствии, за применение пыток, фальсификацию и превышение служебных полномочий к суду привлекались следователи и сотрудники прокуратуры Запорожья, Никополя и Пологов. Отделались условными сроками. Некоторые дела в отношении правоохранителей закрыты в связи с истечением срока давности.

И нам вновь остается констатировать очевидное: никто из милиционеров-садистов не попал за решетку, а один из следователей, причастных к расследованию «преступлений» 14-летнего Якова Поповича, сделал блестящую карьеру в новой, реформированной полиции. Сейчас этот запорожский следователь является одним из руководителей департамента уголовного розыска Нацполиции Украины.

Невинно пострадавшие – особая тема и, возможно, мы посвятим ей отдельную статью. Пока же мы пытались выяснить – сколько в Украине маньяков и где они орудуют. Руслан Сушко оказался единственным экспертом, назвавшим цифру:

– Минимум пять. Один-два в Одесской области. Один-два во Львовской. Возможно – в Запорожской. Возможно – в Харьковской. О ситуации на Востоке судить не возьмусь. И я не хотел бы сейчас детально обосновывать свои предположения. Есть ведь информация, о которой общественности лучше до поры до времени не знать.

Красный сигнал

С этим же вопросом – сколько в Украине действующих маньяков? – мы пришли к Юрию Ирхину. Киевский научно-исследовательский институт судебных экспертиз похож не на запущенное НИИ, а, скорее, на офис крупной компании: жесткая пропускная система, более-менее свежий ремонт, мебель хоть и недорогая, но современная. Лишь одна деталь в кабинете Юрия Борисовича говорит о том, что это учреждение не совсем обычное. На столе, рядом с компьютером стоит граната. Может настоящая, может – муляж. Зачем? Откуда? Почему? Но первый вопрос – о маньяках.

– Сегодня вам никто точной оценки не сделает, – говорит Ирхин. – Дело в том, что в стране до сих пор отсутствует автоматизированная система, которая бы сводила воедино информацию об убийствах в разных регионах. А маньяк может кочевать. Кое-как информация сводится на уровне области. Да и то, в лучшем случае. В Киеве может произойти преступление и аналогичное – в Киевской области, а в столице знать не будут. Такова сегодняшняя реальность. Хотя мы в свое время систему создали.

– Это часть общей методологии?

– Конечно. И в этих наших наработках ничего сверхъестественного нет. Что нужно было сделать? В экспертную службу МВД ввести экспертов-психологов, по одному на область. В течение недели такой эксперт отслеживает все убийства, заполняет форму: определенные маркеры следовой картины, наличие оружия, карта телесных повреждений и так далее. А здесь, в Киеве, должен стоять сервер, который все эти данные собирает. Программа информацию анализирует и, когда критическое число совпадений происходит, появляется красный сигнал.

– Если бы система работала, то сейчас бы загорелся красный сигнал?

– Сто процентов. После того, как загорается красный сигнал, уже не машина, а человек решает – можно те или иные случаи интерпретировать как звенья единой цепи. В 2013 году система была утверждена на уровне руководства МВД и почти запущена.

Ирхин умолкает, и мы синхронно смотрим на гранату.

– А потом, как обычно, не хватило средств?

– Хватило. Даже серверы закупили в ГНИЭКЦ.

– Так в чем же дело?

– А я не знаю. Пришло новое руководство, и нашу работу решено было остановить. Я не знаю чего не хватило, возможно – желания.

– Сейчас есть возможность запустить эту систему?

– Конечно. Все готово, но это по-прежнему никому не надо. А маньяки… Маньяки, разумеется, есть… Я ответил на ваш вопрос?

Покидаем кабинет с чувством какой-то недосказанности. Уже на крыльце вспоминаем: граната. Первая мысль: позвонить спросить. Но как-то неловко. Вторая: может лучше и не знать.

Иногда ведь и вправду лучше чего-то не знать.

Автор: Дмитрий Фионик; ЗАБОРОНА

Фото: Антон Скиба