Димитрий Саввин «В Латвийской Православной церкви Московского Патриархата был создан этакий оазис Советского Союза»

26 ноября 2018

1486

Димитрий Саввин «В Латвийской Православной церкви Московского Патриархата был создан этакий оазис Советского Союза»

Согласно данным Земельной книги, 13 июня 1995 года Рижская дума приняла решение Nr. 1772. В результате пятиэтажное здание Калнициема 2а (921 кв.м.) перешло в собственность Латвийской Православной церкви. А ужеспустя месяц Синод продал недвижимость за 177 900 латов акционерному обществу Kompass Grupa. Это ныне ликвидированное предприятие принадлежало Александру и Сергею Пешковым, которые тесно связаны с архиеписком Александром Кудряшовым.

Как Kompromat.lv , управление реституционной собственностью предстоятель Латвийской Православной церкви доверил бывшему уполномоченному по делам религий при Совете министров,  ( Aleksandrs Iščenko ). Для этих целей были созданы две коммерческие организации, которые учредил и возглавил экс-чекист. В частности, по сведениям Сrediweb.lv, в феврале 1992 года была создана фирма (sabiedrība ar ierobežotu atbildību) "FONDS PC", а затем в октябре 1993 года - "FONDS-LC".

Сегодня публикуем комментарий историка и публициста Димитрия Саввина, который объясняет, почему высокопоставленный чекист оказался во главе хозяйственной службы Латвийской Православной церкви.

Чтобы ясно представлять, в чем заключается своеобразие реституции церковного имущества в Латвии применительно к Православной Церкви, и той роли, которую сыграл во всем это тандем митрополита Александра (Кудряшова) и г-на Ищенко, нужно понимать, как строились церковно-государственные отношения в советские времена.

Как и почти всегда в условиях коммунистического правления, существовала колоссальная разница между номинальным и реальным.

Номинально, государство обеспечивало свободу совести и «свободу отправления религиозного культа». Верующие любой конфессии, числом не менее двадцати человек (в разные времена количество было разным, но наиболее устойчивой нормой являлась знаменитая «двадцатка») имели право объединиться в общину. Таковая община, в свою очередь, могла потребовать предоставить ей храм и церковную утварь («культовое здание и культовое имущество»), находившиеся в государственной собственности. Получив оные, община также имела право пригласить священнослужителей, одного или нескольких («служителей культа»). Последние приступали к выполнению своих обязанностей сразу после того, как получали регистрацию у соответствующего госчиновника - уполномоченного Совета по делам религий при Совете министров СССР. Казалось бы, очень простая, логичная и демократическая система. Именно этой простотой и демократичностью и восхищались многочисленные социал-демократические друзья Советского Союза, видя в ней пример подлинной свободы совести и т.п.

На практике же все выглядело несколько иначе. Во-первых, число членов общины (в которые в 20-30-х года действительно могли входить сотни и тысячи людей), в послевоенный период стали искусственно ограничивать. «Двадцатка» стала не минимумом, а максимумом – уполномоченные отбирали двадцать верующих по своему усмотрению, как правило, наиболее покладистых. Разумеется, все остальные могли посещать храм, но никаких управленческих полномочий они не имели, ведь номинально община состояла из двадцати человек. При такой системе всегда можно было заменить слишком строптивых людей более сговорчивыми, не считаясь с мнением основной массы верующих.

Во-вторых, в руках уполномоченных имелся такой мощный рычаг, как регистрация «служителей культа». Без нее ни один священнослужитель не мог заниматься своей пастырской работой – это было противозаконно. А уполномоченный мог как дать, так и отозвать в любой момент регистрацию без объяснения причин.

Коммунистические власти сознательно выстроили систему, при которой, например, епископы Московского Патриархата (РПЦ МП) являлись декоративными главами своих епархий, в то время как реальными управляющими были уполномоченные. Без их согласия оказывалось невозможным ни принять нового священника в епархию, не перевести его с одного прихода на другой, ни лишить места того клирика, который этого явно заслуживал своим безнравственным поведением, и т.д. Уполномоченные разбирали споры и священников, и верующих и, само собой, распоряжались церковным имуществом, которое оставалось в собственности у государства.

Казалось бы, в Латвии, после окончания советской оккупации и начала реституции церковного имущества, имелись все условия для того, чтобы разрушить эту уродливую и порочную модель. Более того: она уже и была разрушена, ведь не стало ни советского Совмина, ни его Совета по делам религий. Однако вместо этого руководство Латвийской Православной Церкви Московского Патриархата предпринимает ряд усилий для того, чтобы воссоздать эту советскую систему церковного управления. Вчерашний уполномоченный Совета по делам религий возглавляет структуры, в распоряжение которых поступает церковное имущество, полученное по реституции. Если раньше он мог распоряжаться этими активами и, соответственно, влиять на церковную жизнь как советский госчиновник, то теперь он мог это делать от лица соответствующих «фондов». И продолжать выполнять во многом те же функции, что он выполнял и во времена СССР, будучи негласным вторым (а когда и первым) управляющим здешней епархией.

Фактически, митрополит Александр (Кудряшов) вместе с г-ном Ищенко сумели создать в Латвийской Православной Церкви Московского Патриархата этакий оазис Советского Союза. Вопрос о том, кому это могло быть выгодно и какое это имеет отношение к Православию без кавычек, полагаю, можно считать риторическим.