Кто объявил войну адвокатам в России

19 ноября 2018

2758

Кто объявил войну адвокатам в России

 Адвокатов уже не только не пускают к подследственным в СИЗО и задержанным в отделы полиции, но и заводят на них уголовные дела. Что еще может адвокат в России и чего уже не может – «Городу 812» рассказал председатель Комиссии по защите профессиональных прав адвокатов Адвокатской палаты Ленинградской области Евгений Тонков. 

– Много уголовных дел уже завели на адвокатов?

– Уголовные дела возбуждаются в отношении адвокатов не так часто – это все-таки вопиющие случаи. Гораздо чаще адвокатам просто мешают работать, но это происходит настолько регулярно, что стало уже системой. Самый распространенный вариант, когда адвокату не дают возможности участвовать в судопроизводстве, – просто не допускают к подзащитному. Зачастую сразу после фактического задержания человек пропадает из поля зрения знакомых и родственников: его насильно сажают в машину оперативных сотрудников – и увозят в неизвестном направлении. Родственники через какое-то время начинают поиски, и выясняется, что «пропавший» не числится ни за каким ведомством. Мобильный телефон у него не отвечает, а правило одного обязательного звонка оперативниками игнорируется. Тогда родственники идут к адвокатам. Но даже определив достоверно, где находится подзащитный, мы зачастую сталкиваемся с противодействием законной деятельности адвоката: в полиции, СК, ФСБ ничего определенного не ответят или заявят, что задержанный с такой фамилией у них не числится. Вы не попадете к нему, даже если будете стопроцентно уверены, что он сидит в соседней комнате и с ним работает следователь. Полицейский, глумясь, скажет, что по городу объявлен какой-нибудь план «Броня» – «Бетон» – «Крепость», поэтому допустить вас в помещение не могут. (В Петербурге недавно родителей и адвокатов задержанных на Невском проспекте демонстрантов не пускали в 76 отдел полиции, сообщив, что работает план «Крепость»: якобы имеется сигнал, что кто-то хочет захватить оружейную комнату. – )

– А в СИЗО пускают?

– В следственных изоляторах универсальный способ не пропускать адвокатов к арестованным – сделать постоянную нехватку мест и, как следствие, длинную очередь. Например, на Шпалерной, 25 (следственный изолятор двойного подчинения: ФСИН и ФСБ), содержится почти 100 человек, но есть всего две комнаты для встреч, одна из которых периодически не работает. В день могут попасть всего 2–4 адвоката, но если следователи или оперативники заняли помещения, то адвокатам вообще в этот день не удастся войти. Налицо спланированная, продуманная стратегия – свести общение адвокатов с подзащитными к минимуму. Точно такая же ситуация в московском СИЗО «Лефортово». При социализме свободы в общении с подзащитными было намного больше, и даже в 90-е, когда следственные изоляторы оказались максимально переполнены.

– Говорят, в изоляторах для адвокатов внедрили электронную очередь.

– Электронная очередь не меняет ситуацию, а только лакирует проблему: вы можете написать номера на листочке, на ладошках рук или в Интернете – разве количество кабинетов в СИЗО и быстрота вывода арестованных от этого изменится? В «Крестах» сейчас арестованного к адвокату ведут из камеры два-три часа. Звучит абсурдно, но это факт: записавшись в электронную очередь на 9 утра, вы приезжаете вовремя, но арестованного вам выведут только в 11 или в полдень. В СИЗО номер 5 на Арсенальной улице по электронной очереди вы можете попасть только через месяц. А если у вас еженедельно идут судебные заседания или появилась новая информация, которую надо срочно обсудить с подзащитным? Все равно по электронной очереди – через месяц.

– Адвокаты это безропотно сносят?

– Препятствия допуску адвокатов к подзащитным – часть правовой доктрины полицейского государства. Жалобы от адвокатов на такое состояние во ФСИН, конечно, поступают, но на них руководители ведомства, в котором все активнее практикуют пытки, отвечают просто: вот для вас же сделали добро в виде электронной очереди – ждите теперь в Интернете и радуйтесь мелким радостям, крупных радостей для вас больше не предвидится. Помните фразу из «Собачьего сердца»: «В очередь, сукины дети»? Вот так говорят фсиновцы адвокатам. В какой-то момент адвокаты перестают жаловаться, потому что бесполезно. Руки у многих опускаются, особенно у молодых адвокатов, чего и добивается Левиафан – смирения и покорности перед лицом произвола.

– Какие еще проблемы для адвокатов остры?

– Отсутствие состязательности. Следователь теперь всегда передает судье обвинительное заключение в электронном виде, судье остается всего лишь преобразовать его в обвинительный приговор. Все адвокатские возражения для судьи всего лишь интеллектуальная и процессуальная  суета, которая не укладывается в канву его тоталитарной функции – поставить финальную точку в драме, написанной следователем. Некоторые судьи прямо так и говорят адвокатам: «Чем дольше вы выступаете, тем хуже вашему клиенту». Начинающий адвокат, видя, что он не может повлиять на ситуацию, конечно, разочаровывается в профессии. У адвокатов старой формации, сформировавших свои ценности и приоритеты еще в прежние годы, тонус не меняется, а у молодых он падает стремительно. Следователи и оперативные сотрудники этим пользуются, демонстрируют свое всесилие и безнаказанность. Они уверены, что судья в дальнейшем все их ошибки прикроет, поскольку они же «одной крови».

– В кино задержанные говорят универсальную фразу: ни слова не скажу, пока не поговорю с адвокатом. В жизни не так?

– Его могут не только физически избить, но и морально сломать уже к моменту первого допроса. После такой обработки он соглашается на особый порядок судопроизводства, лишь бы поскорее избавиться от психологического и физического давления. Рассмотрение дела в особом порядке означает, что человек признает вину, поэтому судебное следствие не ведется, доказательства не изучаются, но по приговору подсудимый не может получить срок больше чем 2/3 от максимально допустимого за инкриминированное. Это – по закону, но на деле часто оказывается, что те, кто выбирает особый порядок, получают больше, чем те, кто решил побороться за свою позицию.

По статистике, которую изучил и обобщил Институт проблем правоприменения, 92 процента осужденных за убийства и так получают сроки до 10 лет, то есть менее двух третей от максимального срока. А что происходит с другими статьями? Там колоссальный разброс с санкциями. Статья 159 часть 2 УК,  то есть мошенничество с причинением значительного ущерба гражданину. Значительный – это свыше 5000 рублей. За одно и то же деяние можно получить пять лет лишения свободы или штраф до 300 тысяч рублей. Возможно, тысяч пятьдесят. Согласитесь, что это несопоставимо. Какой простор для произвола и злоупотреблений со стороны силовиков и судей! Оперу или следователю будет легко запугать подследственного, показав ему эту статью и заверив, что «адвокат не поможет ни в чем», что только от опера или следователя зависит судьба человека.

– Сколько приговоров выносится в особом порядке?

– В год в России рассматривается около миллиона уголовных дел, из них примерно 70 процентов – в особом порядке.

– Почему люди соглашаются на особый порядок – из-за физического насилия?

– Все немного сложнее: в полиции, ФСБ, СК и прочих органах ломают скорее не физически, а психологически. Во-первых, когда к подозреваемому не пускают адвокатов, легко убедить человека, что он остался один: никто за него не вступится и ему не поможет. Во-вторых, примеры соседей по камере, товарищей по несчастью, демонстрируют, что судьи сейчас – просто клерки в авторитарном государстве: все делают так, как скажет следователь.

Только 10 процентов подсудимых не признают вину даже частично. Надо понимать, что судьи боятся оправдывать, поэтому только один из тысячи приговоров в России – оправдательный.

– Судьи такие кровожадные стали?

– Судьи вовсе не кровожадные, но они так сильно зависимы от исполнительной власти, от своих судейских начальников, карающих за оправдания, что в случае проблемы с доказательствами им проще вынести мягкий обвинительный приговор, чем оправдательный. К тому же большинство судей – это выходцы из правоохранительных структур, в том числе милиции и прокуратуры, они чувствуют себя элементом авторитарного механизма и не хотят выступать против людей из своей корпорации. В последнее время судьи-силовики разжижаются судьями-аппаратчиками: теми, кто раньше работал помощниками и секретарями судей. Такие судьи испытали годы трудного пути, а подчас и унижений, они подчиняются воле руководителей, боятся всего и вся – ну как они могут пойти против воли следователя?

– Действия следователя можно обжаловать – насколько это эффективно?

– Обжаловать его действия можно, а дать по рукам нельзя. Судьи уклоняются от оценки действий следователя до рассмотрения дела по существу. Следователя, на которого обвиняемые и адвокаты пишут жалобы, скорее будут поощрять и двигать по службе: его начальники сочтут, что он хорошо работает, раз сторона защиты жалуется. Взывать к совести уже нет смысла, потому что в последние восемнадцать лет служба в силовых ведомствах дает неограниченные возможности для использования преимуществ силы. Молодежь стремится получить власть, повелевать людьми, многие идут в силовики для быстрого самоутверждения, часто встречаются люди с откровенными садистскими наклонностями, которым нравится издеваться над другими людьми, неспособными адекватно ответить.

– Чем занимается совет Адвокатской палаты?  Разбирает жалобы адвокатов или жалобы на адвокатов?

– Большая часть времени уходит на разбор жалоб от клиентов и обращений судей. В областной палате 1300 адвокатов, в Санкт-Петербургской палате – 5400, а всего в стране – 80 тысяч адвокатов. Мы разбираем около 20 дисциплинарных дел в месяц. Конечно, жалобы поступают зачастую необоснованные: доверители порой всю вину за жесткий приговор пытаются возложить на адвоката. Но бывают случаи, когда адвокат предает интересы подзащитного, действует в сговоре со следователем, порочит корпорацию, – и если это подтвердится, адвокат может быть лишен статуса.

– Так поступают бесплатные адвокаты? На них чаще всего жалуются – приходят к задержанному  и заявляют: соглашайся на особый порядок.

– Это не так. Большинство адвокатов по назначению работают нормально, ответственно относятся к своим задачам. Да, добросовестно осуществлять свою деятельность за 550 рублей в день нелегко с финансовой точки зрения, но все начинающие адвокаты через это проходят, в адвокатуре не принято дифференцировать качество своей работы в зависимости от платежеспособности доверителя.

– Судебные приставы стали хуже к адвокатам относиться?

– В Петербурге и области к адвокатам еще доброжелательно относятся – по сравнению с остальной Россией. Я наблюдаю за эволюцией отечественного правопорядка с 1982 года, можно отметить, что «люди государевы» находятся в особом фаворе, адвокаты же защищают просто людей – «просто букашек», как сказал мне однажды опер из серьезного ведомства. Дальше все будет еще хуже, потому что особый статус «людей государевых» будет еще больше подчеркиваться, вот и повышение пенсионного возраста их вообще не коснулось.

– История с адвокатом Голодович, которую обвиняют в том, что в здании Невского районного суда она применила насилие к судебному приставу, не говорит о том, что в Петербурге доброжелательное отношение к защитникам.

– Лидия Голодович, между прочим, не только адвокат, но и подполковник полиции, она отлично понимает особенности полицеистики. Мало того что дело возбудили не против применивших насилие силовиков, а в отношении нее, практически потерпевшей, – так и текст постановления о возбуждении дела следователь скрывал от нее, скрывает от адвокатского сообщества. Есть подозрение, что председатель суда скрывает запись с установленных в суде видеокамер. Ведь важно, что конкретно сделали судебные приставы и полицейские: Лидия Голодович утверждает, что ее повалили на пол, надели наручники, волокли по полу, нанесли телесные повреждения и так далее. Я ее словам доверяю, и, вероятно, камеры из суда подтверждают сказанное ею – тогда в отношении кого надо возбуждать уголовное дело? Полиция и суд себя защищают уже не ради того, чтобы испортить жизнь адвокату, а просто для своей подстраховки. Ведь возникает закономерный вопрос: почему председатель вместо простого решения – пропустить в здание свидетеля в бриджах или не пропустить – допустил такое неоправданное совсем простой ситуацией насилие? Чем это можно объяснить кроме склонности к садизму и упоением властью?

– А что вы думаете о деле Беньяша из Краснодара, которого обвиняют в насилии в отношении полицейского?

– Я знаю Михаила Беньяша лично как смелого адвоката с обостренным чувством справедливости, этим он отличается от многих коллег. Между прочим, в классических медицинских и юридических вузах учат ответственно относиться к пациентам и доверителям, но не пропускать через себя их боли и страдания: у хирурга должна быть твердая рука. Михаил Беньяш слишком близко к сердцу воспринял особенности «правопорядка» в его регионе и оказался в том же положении, что и прочие задержанные. Я говорил с его коллегами, погруженными в проблему, они рассказывают, что действительно силовики предупреждали его, а потом они его реально душили в машине, пытались выдавить глаз и так далее… В рапортах силовиков об этом не говорится, написано только, что это он их бил, а не они его. Судьи-силовики верят, конечно же, полицейским, двух рапортов «под копирку» достаточно.

– И как всему этому противостоять?

– Форма воздействия адвокатов в правовой системе –  речевые акты и тексты. К сожалению, у адвокатов ничего нет: нет дубинок, пистолетов, наручников и пыточных камер, а только знания, опыт и разум. В статье 6.1 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации теперь тоже есть упоминание о разумности, однако это слабо помогает.

– Сложно протестовать, когда тебя, адвоката, в четыре руки выносят из здания суда.

– Если вы спрашиваете про дело Голодович, то она поступила правильно: пошла немедленно жаловаться на необоснованные действия судебного пристава председателю суда. Этот председатель суда оказался непредсказуемым – ну как же она могла предположить такое дикое развитие событий? Второй вариант тоже был: заявить непосредственно в процессе, что свидетель не может прибыть на заседание по причине препятствий со стороны судебного пристава, с занесением этих обстоятельств в протокол и отложением допроса свидетеля. Можно было попросить объявить перерыв, чтобы свидетель мог доехать до магазина и купить себе смокинг вместо бриджей. Но бриджи – это тоже брюки, они кончаются ниже колен, но, видимо, приставу лучше знать, что можно было в этот день носить в России, а что нет. Может быть, у этого судебного пристава есть сексуальные проблемы и он не мог смотреть на оголенные мужские ноги без волнения, а Невский суд, как известно, сейчас возглавляет выпускник военного института, офицер.

В разных судах председателями на их вкус и стиль устанавливаются совершенно неразумные требования. Например, во Всеволожском суде запрещено разговаривать по мобильному телефону. В коридоре! В перерыве между заседаниями! И не просто запрещено, а это требование ретиво исполняется судебными приставами – вот как здесь не подумать о склонности к садизму и унижению других людей. Одного нашего адвоката уже привлекли к административной ответственности за такой разговор. Адвокат потратил полгода на оспаривание этого произвола, в итоге суд отменил незаконный акт, но никто из приставов даже не понес наказания. И продолжают привлекать – даже меня пробовали оштрафовать в момент, когда мне звонил сам председатель этого же суда.

gorod-812.ru