Бежавших с Украины бабушку и внука чиновники подвергли издевательствам

08 сентября 2018

2098

Бежавших с Украины бабушку и внука чиновники подвергли издевательствам

У мальчика умерла мама. 

Бабушке не дают российского гражданства. 

Людмиле Васильевне Сухоносовой уже под семьдесят, и она очень боится умереть, не оформив положенных документов. Ведь тогда ее единственный внук Артем, которому сейчас 12 лет, останется в России иностранцем. «Об одном молю, чтобы мне успеть получить российский паспорт. 

Я очень плохо себя чувствую. «Скорая» не уезжает. У нас тут до обеда может быть минус сорок, а после обеда уже минус пятнадцать, такие вот перепады температуры, и от этого скачет давление, судороги... Уже сейчас температура нулевая, и идет снег с ледяным дождем. А в больницу лечь не могу, на кого я оставлю Артема?» — плачет она в телефонной трубке за тысячи километров от Москвы. 

Но сильнее пронизывающего ветра, бесконечного снега и вечных крещенских якутских морозов убивает чиновничье равнодушие.

Почти год ФМС города Нерюнгри футболила пожилую женщину и не принимала у нее бумаг. Чтобы даже получить разрешение на временное проживание, понадобилось вмешательство самого Путина, которому она написала. «Мы нуждаемся в поддержке. Мы хотим уехать туда, где хотя бы немного теплее, где можно жить, но некуда. У нас никого больше нет», — переживает Людмила Васильевна.

И если ей сейчас не помочь, то в детском доме скоро на одного сироту может стать больше. 

Из огня да в полымя 

Когда-то они жили в мирной Макеевке. Потом на линии огня. Летом 2014-го все ждали наступления ВСУ. Все горело, стреляло и взрывалось. Все бежали, и они побежали. Бросили квартиру, вещи. Единственный поезд уходил в сторону Харькова. «Я успела схватить маленького Артема, который только что окончил первый класс, наши документы и портрет его умершей матери, моей дочки, и больше ничего», — плачет Людмила Васильевна, словно это было вчера. 

Жизнь такая, что врагу не пожелаешь. Очень давно, в молодости, она похоронила маленького сына, потом, уже в зрелом возрасте, дочь, которой не было и тридцати. Несчастный случай, молодая женщина от низкого давления потеряла сознание и упала, случайно ударившись виском об косяк двери. «Я умоляла бригаду «скорой»: сделайте хоть что-нибудь, я вам заплачу! Но все оказалось бесполезно... Так мы с внуком остались вдвоем на целом белом свете. Артему тогда было четыре с половиной годика». Она говорит, что это неправда, когда люди считают, будто в таком маленьком возрасте дети не помнят родную мать. «Бывало, едем с Артемом в автобусе, и он показывает на какую-нибудь девушку: «Баба, смотри, у нее ручки нежные, совсем как у моей мамочки». 

Людмила Васильевна тогда думала, что хуже этого уже ничего не может быть. Однако было. Война. 

В Симферополе, куда им удалось прорваться с такими же, как они, несчастными, испуганными, бросившими все беженцами, чужих не оставляли — пришла разнарядка, иначе бы полуостров затопило людское море. Женщины, дети, старики... Из них формировали группы, чтобы разослать дальше по всей России. 

«Мне сказали, где находится база беженцев, и мы с Артемом туда пошли. Там тоже было столпотворение. Люди в ожидании помощи сидели на асфальте на улице и не уходили, — вспоминает она. — Я умоляла администратора, чтобы нас поселили хоть куда-нибудь. Нам, слава богу, не отказали. Кормили в столовой консервами, давали печенье, чай. И так мы продержались до получения временного убежища». 

Бабушке предложили отдать Артема в приют, чтобы ей одной было полегче. Но куда она без него? Он — смысл ее жизни. А иначе и жить незачем. 

Дали на выбор: ехать в Магадан, или на Сахалин, или куда-то еще на Дальний Восток. Людмила Васильевна плакала, это все было очень далеко и очень страшно. Среди пунктов назначения, правда, стояли и Краснодар, и Ростов, и Воронеж, но самих беженцев не спрашивали, куда они хотят, иначе бы все выбрали хлебосольные и богатые области средней полосы. А Россия не резиновая. 

«У нас никого не было, никаких родственников, которые могли бы хотя бы временно приютить у себя. Поэтому мы выбрали Читу. Не все ли равно. Был большой самолет, который летел сначала в этот город, а потом в Южно-Сахалинск. Самолет сел, нас посадили в автобус и вывезли за город, в чистое поле, где стоял один-единственный двухэтажный барак. Там и оставили». 

В бараке их поселили в маленькую комнату, где бабушка с внуком должны были жить. Две кровати, стол и небольшой шкафчик. Вот было все ее убранство. «Помещение не отапливалось. Уже начиналась осень. Мы прилетели как раз 1 сентября. Артем должен был пойти во второй класс. Наскоро покушали, и я вышла на улицу, там стояли женщины, которые жили здесь уже кто по месяцу, кто по два. Они разговаривали между собой. Я спросила: есть ли тут душевая, какие-то условия. Они сказали, что душевая в подвале, а больше тут ничего нет, дети болеют, до города не доехать. И, если появится такая возможность, то лучше здесь не оставаться вообще. Потому что скоро зима». 

Позвонили дальние знакомые, еще с молодости, с ними Людмила Васильевна поддерживала связь и на Украине. Предложили, что, может быть, лучше переехать к ним в Якутию — да, это неблизко, но готовы помочь с билетами, обосноваться первое время. 

Так 4 сентября 2014 года в четыре часа дня они оказались в Нерюнгри. А оттуда — в крошечном рабочем поселке Беркакит, он не на всякой карте указан.

Без документов вечной зимой 

«Остановились у подруги. Что сказать, ютились все вместе в их однокомнатной квартире. Так прожили месяца три, а потом я стала искать хоть какое-то жилье. Сняла небольшую квартирку, хозяйка пожалела нас и пустила просто за оплату коммунальных услуг», — продолжает свой рассказ Людмила Васильевна. 

Денег не было. И взять их было неоткуда. Ни пенсии, ни детских пособий не положено, если нет какого-то определенного статуса. Кормили, поили, одевали соседи. «Осень, а я была в легких летних шлепанцах — в тех, в которых и бежала из дома, не на что было переобуться. Позвонил незнакомый человек и дал пять тысяч, чтобы я купила себе сапоги», — снова, вспоминая людское милосердие, начинает ронять слезы Людмила Васильевна. Я не вижу ее воочию и поэтому не могу утешить. А слова на расстоянии по проводам... Какой от них толк! «Спала на стульях, мальчика положила на раскладушку, — вспоминает дальше она. — Мне посоветовали пойти в магазин и попросить помощи. Было очень стыдно просить, но другого выхода не было. Как смогла объяснила, в чем мы нуждаемся. Через несколько дней по распоряжению хозяина нам с Артемом привезли новый диван». 

Первую зиму выживали как могли. Сбивающий с ног ветер и снег. Много снега. И много ветра. Люди отсюда бежали, особенно к старости. В их поселке проживало всего три тысячи человек. А раньше было чуть не вдвое больше. «Уезжают по состоянию здоровья, заработав северные пенсии. Покупают квартиры там, где тепло и светит солнце. Как у нас в Макеевке». Мороз минус пятьдесят. И невозможно выйти на улицу. Но детям приходится учиться и в такие жуткие холода. Другой погоды тут не бывает. Иначе бы всю зиму были каникулы. «Утепляла Артема как могла и тоже отправляла в школу. Он без конца болел, задыхался, захлебывался от кашля. В Якутске гораздо теплее, там даже арбузы растут, но от нас до Якутска 12 часов езды на машине».

Поезда сюда не ходят. И не было сил и здоровья куда-то выбраться самим, даже если бы и появилась такая возможность. Когда разливалась река Лена, добраться до других населенных пунктов можно было только через переправу.

«Первую квартиру, в которой мы жили, хозяйка продала и уехала в Тольятти. Нас поселили в «деревяшку», аварийный дом из брусьев, по документам его уже вроде как и снесли давно. Обещали оформить договор соцнайма. Но в итоге мне отказали. Потому что мы иностранцы и по закону рассчитывать ни на что не имеем права». 

Разрешение на временное убежище давали сроком всего на один год. Как же жить дальше? На каких основаниях? И, самое главное, на что? «Мне было стыдно, что люди нас кормят и поят», — объясняет бабушка. 

На гражданство нельзя подать просто так. Нужно пройти все бюрократические процедуры и сперва оформить разрешение на временное проживание в России — так называемое РВП. Через год в лучшем случае выдают вид на жительство. И уже потом только — российский паспорт. Не всем, конечно, а самым упрямым и настойчивым. «Я отстаивала очереди, умоляла, упрашивала помочь, объясняла, что нахожусь в безвыходной ситуации. Один начальник ФМС, он сейчас уже не работает, сказал, что изымает мой украинский паспорт. Якобы я с ним по закону не могу быть на территории Российской Федерации. Как же так? Как нам с внуком тогда жить? Я ведь тогда вообще останусь без документов. «А ты вон под окно поставь палатку и в ней живи», — сказал мне тот начальник. Я смотрю, а за окном такой снег, что нельзя и пройти, какая палатка. Заплакала и ушла».

Ездила в ФМС в Нерюнгри в течение года, просила, умоляла: помогите. Но бабушку, по ее словам, чиновники лишь футболили. Отослала письмо главе Республики Саха, но тот вообще не ответил. И тогда в отчаянии написала Путину, в Кремль, как в последнюю инстанцию, приложив все свои документы. Что ребенок полный сирота, что она сама в таком возрасте, что в любой момент Артем может остаться и без нее. «Бабушка, ты пишешь роман?» — спрашивал мальчик. Да, роман — страшный триллер всей нашей жизни. Отправить в Москву заказным письмо свою исповедь не рискнула — бывали случаи, что послания терялись, не доходили до адресата. Поэтому попросила отвезти знакомую, летевшую в командировку. И стала ждать. 

«Через какое-то время позвонила майор ФМС из Якутска, спросила строго: «Это вы жаловались Путину?» А я же не жаловалась, я о помощи просила! Я два с лишним года прожила без пенсии и на птичьих правах. Я всю жизнь проработала в Советском Союзе и неужели не заслужила вообще ничего?» 

«А зачем вам нужен РВП?» — задала совсем уже странный вопрос представительница миграционной службы. «Как зачем?» Та положила трубку. 

«Она опять перезвонила после майских праздников и снова поинтересовалась, действительно ли я хочу оформить эти документы. А дальше, как я считаю, началось форменное издевательство. Я собрала все бумаги, которые с меня потребовали. Но придирались к каждой мелочи: то я неправильно написала имя Артем, нужно через «е», то еще что-то, и я опять сижу и все заново переписываю. Это же не бесплатно. Всего на оформление у нас ушло больше 15 тысяч рублей». Нужно было пройти медосмотр, и буквально за каждый анализ — на ВИЧ, на сифилис — требовалось заплатить. За нее саму и за Артема. Внести большую госпошлину за двоих. «Это вообще был первый отдельный документ внука. До этого он, уже большой мальчик, был записан у меня в паспорте», — сетует бабушка. Она попросила администрацию их поселка выделить хоть какую-нибудь материальную помощь, чтобы было полегче, но ей сказали, что денег нет. В результате необходимую сумму помогли собрать соседи, посторонние, в сущности, люди. 

Последняя надежда

Их заявление рассматривали полгода. Говорят, что это даже быстро. Совсем измучились. То опять фотография Артема не та — фотографируйтесь снова, а это деньги, то случайная ошибка в который раз закралась в заявление. Как будто бы нарочно задерживали процесс из-за всяких мелких формальностей. В конце концов Людмила Васильевна, не понадеявшись на себя и очень устав, попросила сотрудницу саму заполнить им бланки, но и та тоже описалась — поставила неправильно дату рождения Артема. И об этом узнали, только когда поступил очередной отказ. 

Снова пришел ответ, и опять отрицательный, выяснилось, что в ФМС им забыли поставить... печать на странице. И нужно было опять все документы отправлять назад. И так долгие шесть месяцев. Туда и обратно. 

Людмила Васильевна уверена, что то, что им в итоге после всех мытарств выдали РВП, не обошлось без чуда и Путина. Но с получением гражданства ничего не вышло. Видно, тут, на краю земли, и президент был не всесилен. Пока там до него дойдет... 

«Дай бог здоровья главе пенсионного фонда здесь, он пообещал оформить пенсию, как только мы получим официальный статус. Но когда я спросила, можно ли подавать потом на гражданство, мне ответили, что я, конечно, могу попытаться, только это бесполезно — сколько таких случаев в Якутии, переселенцев много, но мало кто его получил. Один мужчина, я про него лично читала в газете, он из Молдавии и 18 лет добивается российского паспорта, что он только ни делал, и все бесполезно», — вздыхает Людмила Васильевна. Так что их в Якутии ничего не ждет и не держит больше.

Ради внука Людмила Васильевна готова перебраться в любой город Центральной России, даже в самый маленький, но к кому они туда поедут? Не тот возраст, чтобы начинать все с чистого листа. Здесь, в Якутии, у них хотя бы есть эта «деревяшка», домик, где они пережидают холода, в нем можно спрятаться от зимы, а там что? «Артем постоянно спрашивает: бабушка, а когда я смогу спать от тебя отдельно? Он же уже большой мальчик, все понимает. Мы так и теснимся с ним вместе на том самом диванчике, который нам подарили в первый год. Я бы легла на полу, но пол стылый, температура снаружи ноль градусов, внутри чуть больше, ходим и спим одетые и не перестаем болеть. Нас добивает этот холод. От него нет спасения. Ребенку-то эти страдания за что, за какие грехи, кто мне ответит?» 

Они хотят уехать от холода. Холод смертелен, от него скачет давление и покрываются ледяной коркой углы их временного жилища. Все еще не топят. Нет горячей воды. Холод — смертельный враг. И это не только про температуру за окном, но и про некоторых людей. Про их замерзшие сердца. 

Артем пошел уже в шестой класс. Учится хорошо. Записался в музыкальную школу по классу гитары. Старенький инструмент им отдали просто так. Музыкалка — это для отдушины, для того, чтобы мальчик верил, что где-то есть другая, лучшая жизнь. Что однажды она обязательно вернется. 

Бабушка уже и не знает, к кому еще обращаться, чтобы помогли. Нашла адрес старой знакомой по Крыму. Денег на заказное послание не было, но девочки на почте пообещали бесплатно отслеживать, пока оно придет в Симферополь. 

Письмо дошло до адресата. Та крымская знакомая, Жанна, передала его своим московским друзьям, в итоге тетрадные листы с этой историей, увы, обыкновенной для нашего страшного времени, исписанные сухим, аккуратным, убористым почерком — чтобы на побольше хватило, попали ко мне... 

В этой истории нет хеппи-энда. Край земли. Край жизни. Нет выхода. Ни для этой измученной маленькой, замкнутой друг на друге семьи. Ни для всей остальной Украины. 

Квартира Людмилы Васильевны в Макеевке вроде бы цела, но вернуться туда она с Артемом не рискнет. Несмотря на то что мальчишка покинул дом совсем маленьким, он хорошо помнит старую жизнь, квартиру и друзей, с которыми ходил в детский сад. Где они теперь? Куда разбросала их война? Встретятся ли они хоть когда-нибудь? 

Могила матери Артема находится на линии обстрела. На территории, которая без конца переходит из рук в руки. Ухаживать за ней некому. 

Но когда на душе совсем приходится тяжко, Артем садится за стол и рисует маму. Такую, какой он ее запомнил. А над мамой — небо и солнце. 

— Это письмо попало ко мне через социальные сети, впрочем, как и многие другие. Читать без слез аккуратные строки невозможно. В них отчаяние и безнадежность, переживание бабушки за единственную оставшуюся родную душу, внука Артема. 

Эти люди выживают в России долгих четыре года. Особого выбора у них нет. По сути, они совершенно бесправны. Силы у бабушки на исходе. 

При том, что это единственная семья беженцев в поселке. Единственный ребенок — круглый сирота. Неужели же им нельзя помочь стать полноправными гражданами нашей страны и перебраться в нормальное жилье? Надеюсь, что огласка и резонанс все-таки заставит чиновников вспомнить и задуматься о простых людях. 

Мы же, в свою очередь, будем обращаться во все инстанции, которые в силах посодействовать внуку и бабушке получить гражданство России. Потому что дети не должны страдать из-за взрослых проблем. Об одном молюсь — лишь бы не опоздать.