Афера КАДО: было время, когда Киев еще заботился о своей репутации

10 марта 2018

1713

Афера КАДО: было время, когда Киев еще заботился о своей репутации

Безжалостная поступь капитализма уничтожила «легкие Крещатика» — усадьбу профессора Меринга.

3 сентября 1904 г. в театре «Соловцов» шла премьера — неоднозначная и уже наделавшая шороху на московской и харьковской сценах пьеса Антона Павловича Чехова «Вишневый сад».

Для киевлян произведение имело особый смысл: совсем недавно город пережил трагедию «сада», когда безжалостная поступь капитализма уничтожила «легкие Крещатика» — усадьбу профессора медицины Федора Федоровича (Фридриха Фридриховича) Меринга. Его имение занимало огромную площадь в центре Киева — 10,5 га, простираясь от Институтской до Лютеранской, от Крещатика до Банковой, а местами — вплоть до Шелковичной. Меринг, понимая всю значимость для города своих владений, сделал к ним свободный доступ. Киевляне, отдыхая от шумных и пыльных улиц города, с удовольствием наслаждались чистым воздухом усадьбы, прогуливаясь по специально оборудованным аллеям вокруг удивительного пруда с купальней. Здесь активно бурлила жизнь. Зимой, когда водоем превращался в общественный каток, и вовсе было не протолкнуться...

Но смерть профессора изменила привычный уклад. Родственникам Меринга, вступившим в права наследования, не было никакого дела до «легких Крещатика». В пору строительной лихорадки земля в центре города стоила огромных денег, а потому логика наживы требовала уничтожения «мерингового сада», прокладки новых улиц и возведения дорогих доходных домов (зданий, помещения в которых сдавались под жилье, офисы, магазины и т.п.). Первоначально планировалось это осуществить на паях с городом, но дума посчитала такой проект для Киева невыгодным, так как местным властям пришлось бы взять на себя новые расходы по ремонту и освещению проектируемых улиц, по содержанию значительного числа городовых и т.п. Что интересно, официально отказ дума аргументировала тем, что при застройке усадьбы Крещатик лишится резервуара чистого воздуха, и гигиена улицы сильно понизится.

И тогда наследники приняли решение о продаже. В 1894 г. по договоренности с родственниками старший сын Федора Меринга, Михаил, в обмен на другие свои активы стал единоличным хозяином имения. В 1895-м он учредил и занял должность председателя правления Киевского акционерного домостроительного общества (сокращенно — КАДО), которому и продал собственные владения.

Операция была признана законной, так как оплата производилась не деньгами, а облигациями общества. Директором вновь созданной компании назначили известного киевского архитектора Георгия Павловича Шлейфера. Оба руководителя КАДО контролировали также две финансовые организации: Михаил Меринг занимал пост директора Киевского частного коммерческого банка, а Георгий Шлейфер являлся председателем правления Городского кредитного общества. Разумеется, эти учреждения и стали главными кредитодателями домостроительного общества.

Шлейфер был гласным городской думы, и вместе с еще одним гласным — предпринимателем Давидом Семеновичем Марголиным, а также главным киевским архитектором Эдуардом-Фердинандом Петровичем Брадтманом — прикрывал тылы, лоббируя интересы КАДО в различных городских инстанциях. Действия этого трио позволили легко преодолеть возражения защитников природы: «легкие Крещатика» были обречены. На месте прекрасного пруда, где еще недавно киевляне проводили свой досуг, началось строительство новых зданий. О прежней романтике пришлось забыть...

Появилась романтика другого, не менее впечатляющего, порядка. Были проложены четыре новые улицы: Николаевская (ныне Городецкого), Меринговская (ныне Заньковецкой), Ольгинская и Новая (ныне Станиславского), а также Николаевская площадь (ныне площадь И.Франко). Строили на совесть. Застраиваемый район получил название «киевского Парижа». Самыми значимыми зданиями были гостиница «Континенталь», лучшая в Киеве; театр (ныне театр им. И.Франко); третьим в этом списке обещал стать небоскреб Льва Гинзбурга, известного в Киеве миллионера и купца 1-й гильдии, строительного подрядчика. Отныне здесь царило величие архитектуры...

Но в 1900 г. грянул мощный экономический кризис, первые звоночки которого прозвучали еще годом ранее, когда резко уменьшился приток денег. Домовладельцы Меринговой и Новой улиц не могли отбить затраты на возведение нового элитного жилья, а частные инвестиции в будущие постройки резко сократились. К сожалению, Михаил Меринг и Георгий Шлейфер не были профессиональными экономистами и не смогли правильно оценить изменившиеся реалии. Вместо того, чтобы приостановить разработку новых дорогих проектов, грозящих лишь убытками, КАДО, наоборот, закупило новые участки под строительство вне усадьбы Меринга — на Большой Васильковской и Прорезной.

Для этого потребовались новые средства. И тогда Михаил Федорович решился на авантюру. Надо отметить, что Меринг-младший не был мошенником, изначально настроенным на наживу путем обмана. Просто не умел вовремя остановиться. Он сделал несколько фактически ничем необеспеченных займов в контролируемом Киевском частном коммерческом банке и в Кредитном обществе Шлейфера. Но и это не помогло. Денег на продолжение авантюры в подконтрольных банках уже не было...

И тут на первый план выдвинулся «серый кардинал» домостроительного общества — Давид Марголин, который до того момента оставался в тени, решая в качестве гласного вопросы в кулуарах городской думы. Давид Семенович в Киеве считался вторым человеком по величине своего состояния, был самым настоящим, отнюдь не мифическим, миллиардером. Он являлся совладельцем Объединенного общества пароходства по Днепру, главой правления Киевского общества городской железной дороги, собственником Демеевского трамвая. Остальные богатеи — Терещенки, Могилевцевы, Зайцевы, Михельсоны, Дегтеревы, имея сотни миллионов, находились далеко позади.

Марголин, в отличие от своих компаньонов, прекрасно видел пропасть, в которую постепенно катилось КАДО. И вместо того, чтобы предостеречь Михаила Меринга, он еще сильнее подстегнул его, тем самым лишь подчеркнув собственную предприимчивую натуру. Давид Семенович предложил отчаивавшемуся председателю правления домостроительного общества от себя кредит, что, в случае банкротства КАДО, позволяло ему забрать множество зданий в качестве погашения долга. И не беда, что из-за кризиса доходные дома не приносили прибыль, по прогнозу через несколько лет ожидался новый подъем, и недвижимость должна была резко возрасти в цене. Марголин просчитал на несколько ходов вперед. Произведя несколько финансовых инъекций, он прекратил дальнейшие денежные вливания и уже подсчитывал прибыль...

Но неожиданно в игру вмешался еще больший по сравнению с ним хищник — Лев Израилевич Бродский — сахарный король всего Юго-Западного края, первый киевский богатей. Он предложил Михаилу Мерингу кредит в счет имущества общества. И сын профессора пошел на преступление. Дело в том, что Меринг, как председатель правления, мог заложить без согласия остальных членов менее 50% активов компании.

Поэтому он заставил оценщика значительно занизить стоимость жемчужин КАДО — «Континенталя» и театра. Подобные действия определенно уже тянули на каторгу.

Может, Меринг-младший и действовал бы более осмотрительно, если бы не надеялся на поддержку тестя. Михаил Федорович был женат на приемной дочери всесильного министра финансов империи, прославившегося вводом «золотого стандарта» рубля, благодаря чему в страну пришли иностранные инвестиции — Сергея Юльевича Витте. Но министр, будучи объектом множества дворцовых интриг, опасался за свою репутацию и потому отказал в помощи.

Очень скоро «пирамида» КАДО рухнула. Из Меринга сделали «козла отпущения». Он полностью разорился, от него ушла жена. Закончил свои дни Михаил Федорович в Париже среди биржевых маклеров самого низшего пошиба. Остальные участники событий отделались лишь легким испугом, а теневые режиссеры разыгравшейся драмы даже остались в выигрыше.

Льву Бродскому достались гостиница и театр; Марголину, кроме некоторых доходных домов, — Киевский частный коммерческий банк и Киевское кредитное общество, председателями которых он стал. Шлейфер и другие архитекторы были выведены из-под удара: город еще нуждался в их творениях.

В истории КАДО хотелось бы выделить еще два момента. Во-первых, все стройки, начатые домостроительным обществом, были доведены до конца. Во-вторых, в период кризиса ни один киевский банк не познал банкротства. Это кажется невероятным в наше время. Хотя, наверное, объяснение очень простое: тогда город заботился о своей репутации.

Владимир Мазур, опубликовано в издании «Зеркало недели. Украина»