Латвии настало время открыть «мешки» КГБ

Для этих целей, в качестве первых прикидок, выбиралось несколько кандидатур, лиц, кого оперативник из КГБ начинал «крутить» - негласно изучать более плотным образом. Что включало в себя подобное «изучение»? Первым делом, требовалось собрать как можно больше «харданных» (личных характеризующих данных) которые, по возможности, позволяли бы выявить и установить не только характер, личностный портрет и морально-психологические стороны изучаемого лица, но и которые «подсвечивали» бы его как с положительной, так и, в особенности, с негативной стороны. Для этого использовались как официальные возможности (отделы кадров, парткомы, профсоюзы и прочее), так и привлекалась секретная агентура, имеющая «оперативный подход» к изучаемому «объекту», причем как по месту работы/службы изучаемого лица, так и среди его родственников, дружеских и приятельских контактов, а также по местам работы и жительства «объекта» изучения.

Помимо того, на начальном этапе, оперативник, как правило, заполнял целый ворох всевозможных «проверок»-запросов – как на самого изучаемого, так и на все выявленные родственные и дружеские связи. В качестве таких запросов, по обыкновению, помимо учетов агентуры «конторы», в качестве стандартного пакета, проверка осуществлялась через иные единые информационные учеты, имевшиеся как в местном аппарате КГБ, так и в МВД, а также (в некоторых случаях), в республиканском историческом архиве, и, при наличии у объекта изучения каких-либо представлявших оперативный интерес связей за границей, через определенные информационные учеты, имевшиеся в центральном аппарате КГБ в Москве. К подобным информационным учетам в структуре Латвийского КГБ относились:

(а) Проверка по учетам информационного «центра» 10-го (учетного) отдела – на предмет возможного наличия информации относительно каких-либо дел оперативного учета уже находящихся в производстве, либо прежде ведущихся в отношении проверяемого лица. В случае наличия в 10-м отделе каких-либо секретных дел оперативного учета (как действующих так и архивных), последнее обстоятельство являлось серьезным информационным подспорьем при сборе и накоплении первичных негласных сведений, как в отношении самого «объекта» изучения, так и в его/ее ближайшем окружении;

(б) Проверка по учетам 6-го отделения ОТО (оперативно-технического отдела) КГБ Латвии – на счет возможного наличия у проверяемого лица, либо у его родственных/дружеских связей каких-либо контактов за рубежом, осуществляемых посредством почтовой переписки – дело в том, что 6-е отделение ОТО, которое официально называлось «оперативно-техническое подразделение по контролю почтовых каналов связи». В быту же это подразделение было бы проще называть подразделением «негласной читки чужих писем».

В сферу непосредственной деятельности этой специфической секретной структуры, как уже указал, являвшейся составной частью Оперативно-технического отдела аппарата КГБ, входила задача, по определенным признакам, определять и затем тщательным образом негласно изучать подозрительную почтовую корреспонденцию, поступавшую из-за рубежа, отсылаемую за границу, а также выборочно контролировать и некоторую переписку на внутреннем канале – внутри тогдашнего Советского Союза. На оперативном языке такая «процедура» внутри КГБ называлась «перлюстрация почтовой корреспонденции». Как открылось со временем, в советское время большинство почтовых корреспондентов в Латвии, поддерживавших двухсторонние связи с частными лицами и организациями в других государствах и, прежде всего, в «странах главного противника» (к которым, исторически, как в советское время, так и до настоящего времени, было принято относить, прежде всего, США, Великобританию, Германию, Канаду, Австралию/Новую Зеландию, Францию, Канаду, Израиль, Японию и, каким-то неведомым причинам, «коммунистический» Китай), находились на постоянном негласном контроле. Иными словами, в непосредственные функции 6-го отделения ОТО КГБ входили негласное вскрытие отправленных за рубеж и получаемых оттуда почтовых посланий и читка таких чужих писем.

Территориально обозначенная структура размещалась в, изолированных от постороннего доступа, помещениях международного аэропорта “Рига”, куда первоначально и стекалась абсолютно вся почтовая корреспонденция, предназначавшаяся для отправки за границу, а также пересланная из-за рубежа в Латвию. В отделении работало порядка 50-60 оперработников, в подавляющем большинстве своем – женщины. Вот они-то и занимались тем, что сначала отбирали, затем тайно вскрывали почтовые отправления, равно как и анализировали их содержание. В том числе и читали их, а также изучали на предмет возможного наличия в них тайнописи, криптографии, микроточек и прочих шифрованных носителей информации. Помимо всего прочего, тщательно анализировался и каждый почерк, а также велась особая секретная подчерковедческая картотека, включавшая в себя базу данных на всех иностранных корреспондентов и их связи в Латвии из числа жителей республики. Каждый адрес (иностранный и местный) заносился в этот информационный массив и хранился там практически вечно (надо заметить, что опять-таки в так называемом «ручном» картотечно/бумажном виде).

Каков был механизм взаимодействия этой структуры КГБ с другими оперативными подразделениями? Как правило, любой сотрудник из числа работников основных оперативных отделов, кого интересовал тот или иной субъект негласного изучения за рубежом, либо конкретное лицо в республике, сначала направлял письменный секретный запрос-«проверку» в 6-е отделение ОТО. Характерно, что такой запрос должен был сначала письменно завизирован – «санкционирован» начальником того или иного оперативного подразделения, инициировавшего такое «задание». Для данных целей, достаточно было лишь подписи либо начальника отделения, либо даже самого обыкновенного старшего оперуполномоченного сотрудника. Если же «проверка» из 6-го отделения ОТО КГБ возвращалась оттуда с рукописной информацией на обратной ее стороне, где указывались имя-фамилии и адрес иностранных корреспондентов «объекта» изучения, то это, в свою очередь, являлось формальным поводом для того, чтобы начать более подробно интересоваться иностранными связями того или иного местного жителя. В случае же, если на кого-либо из иностранных корреспондентов обнаруживались какие-либо оперативно значимые сведения, данное обстоятельство уже затем служило основанием для того, чтобы начать затем негласно «любопытствовать» перепиской подконтрольного лица. В таком случае, оперативник выписывал соответствующее секретное оперативное «задание», заполнив необходимый стандартный бланк, который, по обыкновению, визировался личной подписью начальника оперативного отдела. Такой секретный запрос позволял оперативному сотруднику держать на постоянном негласном контроле всю почтовую переписку того или иного «объекта» (как негласной оперативной проверки/разработки, так и тех лиц, кого КГБ либо планировал использовать в своих целях, или же уже вовсю использовал в качестве секретных агентов). Срок действия такого контроля ограничивался одним годом. Если по окончании этого времени требовалось продолжение держать на контроле то или иное лицо, оперработник должен был снова в письменном виде продлить его действие, формально обосновав данное негласное оперативно-техническое «мероприятие». Так предписывалось поступать согласно «подзаконным актам» - «приказам», регламентирующим деятельность органов КГБ в этой сфере.

Кроме того, нередко, используя целый перечень ранее выявленных признаков «подозрительности», сами работники 6-го отделения ОТО в инициативном порядке могли потихонечку вскрывать и читать письма. Которые, по тем либо иным критериям, вызывали у них какие-то сомнения. Практически всегда подобные действия сопровождались тем, что «на всякий случай», либо просто «для возможного дальнейшего оперативного использования» с каждого неофициально открытого почтового отправления делались его ксерокопии, один экземпляр которого отсылался инициатору «задания» - оперативному работнику в том или ином оперативном отделе. Вторая копия корреспонденции оставалась на хранении в учетах 6-го отделения ОТО. Там же накапливалась и картотека адресатов за рубежом и в республике. Этот информационный массив и являлся еще одним видом оперативных учетов, существовавших внутри аппарата КГБ Латвии, через которые в обязательном порядке, требовалось проверять всех лиц, кого планировалось изучать в качестве «объектов» в вербовочном плане, или, как таких лиц было принято называть среди самих сотрудников КГБ – «кандидатов на вербовку», либо, в более сокращенном виде – «кандидатов на В».

В случае, если на проверяемое лицо в 6-м отделении ОТО имелись какие-либо сведения, сотрудник оперативного отдела, инициировавший такую проверку, ставился в письменном виде, на обороте запроса, о деталях почтовых корреспондентов за границей. Как уже отмечалось выше, по обыкновению, такими данными являлись имя-фамилия адресата, а также его полный почтовый адрес за рубежом (включая номер дома, улица, и даже почтовый индекс).

Ежели же проверяемое лицо не значилось в информационных массивах 6-го отделения КГБ Латвии, на оборотной стороне проверки проставлялся стандартный чернильный штамп: «Сведений в 6-м отделении ОТО КГБ ЛССР нет».

(в) И, наконец, последним видом картотечных учетов в системе КГБ Латвии являлись массивы сведений Информационно-аналитического отдела (ИАО) КГБ республики. Исходя из названия этого подразделения, надеюсь понятно, подразумевалось, что названный отдел был призван заниматься информационным накоплением и последующим анализом всех поступавших оперативно «значимых и интересных» сведений, получаемых другими оперативными структурами в рамках аппарата КГБ Латвии.

По существовавшим положениям, каждый работник любого оперативного подразделения КГБ ЛССР, в обязательном порядке, должен был через секретариат своего отдела направлять в ИАО, отправлять на предварительную оценку все получаемые разведывательные данные, практически любую информацию. Сюда входили сведения, добытые в ходе контактов с секретными информаторами любой категории, сведения службы негласного наружного наблюдения (7-го отдела, или, как более понятно было принято называть их среди оперов – «наружки»), 6-го отделения ОТО, архивов 10-го отдела (за исключением данных об учетах агентуры), а также данные, полученные в ходе ведения других оперативно-технических мероприятий (как-то, перехваченные на телефонном канале связи и прочее). Поэтому, проверяя то или иное лицо по учетам Информационно-аналитического отдела КГБ Латвии, сотрудник иного оперативного отдела снова должен был заполнить соответствующую форму письменного запроса, который затем, через «учетчика» каждого оперативного отдела (имелась в структуре КГБ такая должность) направлялся в ИАО.

Такой запрос-«проверка», как правило, должен был быть представлен в ИАО на бланке «проверки» соответствующей формы, и всегда такой запрос визировался начальником оперативного отдела, осуществляющего подобную проверку. Если на проверяемого человека в ИАО имелась какая-либо информация, на лицевой части данной проверке сотрудниками ИАО ставился соответствующий специфический чернильный штамп, который указывал на то, что ИАО располагает какими-то сведениями (хотя без раскрытия сути имеющейся информации). Далее, по возвращении запроса к инициатору проверки, сотрудник оперативного отдела сам должен был лично наведаться в ИАО и выяснить там, какие сведения у них имелись на каждого индивидуала. Опять-таки, несмотря на многообещающее название ИАО, практически вся накопленная оперативная информация хранилась там в бумажно-карточном виде и, поэтому, для ознакомления проверяющему оперативнику в его дальнейшем визите ИАО всегда требовался секретный, зарегистрированный в секретариате своего отдела, спецблокнот, только в который можно было делать соответствующие рукописные выписки из файлов предоставленных для ознакомления в ИАО.

Справедливости ради, правда, следует заметить, что в начале 90-х, всего лишь за пару лет до ликвидации «конторы» в Латвии, с появлением компьютерной техники в самом ИАО, информация оттуда начала поступать к оперативным сотрудникам – инициаторам «проверок» в ИАО, в виде своего рода компьютерных распечаток, которые всегда приходили из ИАО с грифом «секретно».

Последнее персональное замечание относительно информации, накапливаемой в ИАО – согласно своего личного опыта, подавляющее большинство сведений там хранившихся представляло собой, при наиболее благоприятном раскладе, второстепенную и, зачастую, либо непроверенную, либо вообще неблагонадежную информацию, малопригодную для реального оперативного использования. Более того, на последнем этапе существования «конторы» в Латвии, между 1989 и августом 1991 годов, многие оперативные сотрудники вообще перестали предоставлять в ИАО добытые ими оперативные материалы. В частности, сам лично могу засвидетельствовать, что четко уяснив для себя тот момент, что ИАО фактически являло собой большую «мусорную корзину», доступ к которой имел практически каждый работающий в «конторе», после своего перехода из 3-го отдела (контрразведки МВД) в 1-е («Американское») отделение 2-го отдела (контрразведка по странам), я вообще перестал что-либо отсылать в ИАО, резонно считая это подразделение и имевшиеся там «информационные массивы» пустой бумажной волокитой, вообще не пригодной для серьезной оперативной работы.

Кроме всех вышеописанных информационных массивов, существовавших внутри КГБ Латвии, «приказы» и секретные инструкции предписывали, в обязательном порядке, проверять всех лиц, изучаемых в вербовочном плане, через аналогичные учеты МВД республики. Таковыми считались учеты секретной агентуры органов министерства внутренних дел, а также данные на предмет возможной судимости. Последний массив носил название «Информационного центра МВД Латвии». Помимо общеуголовных судимостей, в нем также накапливались сведения на людей тем или иным образом попадавших в поле зрения сотрудников уголовного розыска и подразделений БХСС (аналог экономической полиции).

Что касается базы данных информаторов органов МВД, то при проверке по этому виду учетов, совместные совершенно секретные нормативные акты КГБ-МВД СССР предписывали сотрудников структур МВД, в обязательном порядке, ставить проверяющих оперработников КГБ в известность, если тот или иной человек принадлежит к системе осведомителей МВД. В каждом из обоих случаев (как при проверке через массивы агентуры МВД, так и через ИЦ), на оборотной стороне любого такого запроса должен был либо поставлен официальный чернильный стандартный штамп, гласивший что: «Проверка произведена, сведений не имеется», или должна была быть указана конкретная имевшаяся информация.

Описанная процедура предварительной проверки являлась обязательной для всех, без исключения, лиц негласно изучаемых сотрудниками КГБ Латвии. Если оперативному работнику КГБ, по тем или иными причинам, было недостаточно сведений, либо какие-то данные вызывали сомнения, в качестве дополнительных ресурсов могли быть использованы письменные запросы, направленные в отделы регистрации рождений и бракосочетаний (ЗАГС) жителей республики, а также и в Исторический Архив ЛССР.

Еще одним дополнительным источником получения сведений в отношении изучаемого «объекта» в информационной системе КГБ была картотека «дел специальных проверок» (ДСП), накапливавшихся в том же 10-м отделе КГБ ЛССР на жителей республики, кто по различным каналам в прежние годы выезжал за границу, тех кто собирался покинуть пределы Латвии и эмигрировать в другую страну, а также тех лиц, кому в КГБ оформлялся специальный допуск, связанный с их профессиональной деятельностью и использованием секретных и совершенно секретных документов и материалов. К последней категории относились работники режимных промышленных предприятий, сотрудники научно-исследовательских институтов и официальных учреждений Латвии, кто по роду своей специальности имел повседневный доступ к сведениям, cоставляюшим государственную тайну.

В дополнение, если и этого было недостаточно, а также в случае, если в ходе начального изучения в отношении того или иного лица, а также, особенно, в отношении его зарубежных связей были добыты какие-то оперативно интересные сведения, можно было пытаться «покопать поглубже», запросив соответствующие информационные базы данных Центрального аппарата КГБ СССР в Москве. Наиболее часто используемых из них являлся 15-й отдел ПГУ (внешняя разведка) КГБ СССР. В нем накапливались все сведения на иностранных граждан, тем или иным образом, попавших в поле зрения советской разведки, а также органов контрразведки в территориальных аппаратах всего Советского Союза.

Помимо того, предварительное изучение включало в себя также и сбор сведений по месту работы и жительства каждого потенциального агента. Тут в качестве дополнительных источников информации сами оперативные сотрудники органов КГБ могли использовать материалы, возможно имевшиеся на того или иного человека в районных военных комиссариатах (военкоматы) республики, по месту учебы/работы каждого такого лица – в отделах кадров предприятий, государственных учреждениях, а также по месту жительства, в ЖЭКах. Для получения материалов, в основном, характеризующего характера – выяснения какие у того или иного человека повседневные привычки, поведение, привычки, образ жизни, состав семьи, взаимоотношения со своими близкими и родственниками и т.д. и т.п., использовались негласные возможности 7-го отдела («наружки») КГБ. Одной из специфических задач оперативной деятельности этого отдела являлась так называемая «установка по месту жительства». Она заключалась в сборе данных в том месте, где проживало лицо, представлявшее оперативный интерес для органов КГБ. Для подобных целей использовались информаторы, работавшие в жилищных управлениях, а также сотрудники отделов коммунального обеспечения, жилищных контор, и даже негласные осведомители из числа дворников домов. Кроме того, сами оперативные работники специального подразделения «установки» 7-го отдела, используя различные «легенды прикрытия», в различных ситуациях представляясь и предъявляя, имевшиеся в их распоряжении «документы прикрытия», выданные на нереальные автобиографические (установочные) данные, под видом проверки газа, либо электрика, или как представитель жилищного отдела, могли заходить в квартиру субъекта изучения, задавать различные наводящие вопросы и т.д. Такое изучение ставило перед собой задачи по получению возможных характеризующих сведений на лицо, кто находился в поле зрения КГБ. Включая сюда даже такие подробности, как климат в семье, знаменательные даты (дни рождения, свадьбы, смерти членов семьи и ближайших родственников), а также даже наличие домашних животных, машины, гаража, огорода, дачи.

Аналогичное скрупулёзное изучение проводилось и по месту работы. Такая «процедура» ставила своей задачей выявить мельчайшие детали из жизни человека там, где он трудится, выяснить что входит в круг его непосредственных служебных обязанностей, его возможных дополнительных устремлений и взглядов, а также членов семьи и круга общения. Все эти сведения позволяли сделать первичное представление относительно личного характера, интересов, привычек, интересов, возможных связей и прочее. Хочу заметить, что такая процедура была «стандартной», присущей для подавляющего большинства лиц, являвшихся субъектами негласного изучения органов КГБ в вербовочном плане.

Кроме того, в зависимости от серьезности и обоснованности предварительных данных на того или иного человека – «кандидата на вербовку», лицо, либо его родственные связи – члены семьи, а также близкие друзья, у кого имелись какие-либо связи, заслуживавшие оперативного интереса органов КГБ, могли быть поставлены на продолжительный (до одного года) период негласный контроль всей входящей и исходящей международной переписки, а также телефонных звонков за границу и из-за рубежа. Так, в Оперативно-техническом отделе КГБ Латвии имелось специальное подразделение, которое в автоматическом режиме, через республиканские телефонные станции, в негласном режиме обеспечивало мониторинг всех каналов связи с иностранными гражданами. А также фиксировало любую попытку осуществить звонок за границу. Этот вид негласного оперативно-технического контроля назывался оперативно-техническим мероприятием «Меркурий».

В общем, если суммировать все сказанное, при желании в арсенале любого оперативного сотрудника органов КГБ Латвии имелись достаточно широкие возможности всей сети государственно-бюрократического аппарата советской системы, которые позволяли, даже на начальном этапе неофициального изучения, получить доступ к достаточно большому массиву данных, доступному практически на любого жителя республики.