16 февраля 2017
2205
Журналист Дмитрий Запольский опубликовал воспоминания (1 , 2), касающиеся Альфреда Коха и Анатолия Чубайса. Сейчас автор воспоминаний эмигрировал из России в Тайланд, Кох скрывается от уголовных дел на территории Германии. Редакция агентства «Руспрес» приводит мемуары Запольского без изменений, за исключением замены точками отдельных букв в некоторых ругательствах
В половине восьмого водитель новенького Фольксвагена с надписью на борту «Милосердие — наш долг» притормозил возле Финляндского вокзала. Он халтурил после работы, искал пассажиров. И нашел. Чувак был с дипломатом, слегка подшофе, в сером плаще и шляпе. Куда? На «гражданку». Улица Вавиловых, 5. Ок, пятьдесят рублей. Сел в салон на заднее сиденье и задремал. Ехать не больше получаса, но микроавтобус новёхонький, а хозяин — строгий! Сам Даниил Гранин, председатель общества «Милосердие». А автобус ему подарили немцы. Для милосердных дел. Короче, неспешно ехал водитель по разбитым улицам. Дело было весной 1992 года. Где-то возле Пискаревки пассажир вдруг проснулся. Открыл дипломат, достал стечкина и пальнул в потолок пару раз. Шофер по тормозам. Чувак стоит сзади водительского сидения и тычет дулом в затылок: «Ты на кого сука работаешь?» Новенькое сидение мокрое. Мямлит: «На Гранина. Даниила Александровича, только не убивайте!» Пассажир еще раз стреляет в крышу. Шофер еще раз писается. Пассажир аккуратно кладет на сидение стечкина и дипломат, идет в конец салона и мирно засыпает. Шофер едет на Вавиловых, 5. Возле дома шепотом говорит: «Приехали». Пассажир вдруг просыпается, достает деньги, сует водителю и выходит. Тот срывается с места и несется домой к Гранину. Возле Литейного моста внезапно видит, что на сидении лежит дипломат и стечкин. Еще раз мочит сидение, паркуется и поднимается в квартиру. Герой социалистического труда Даниил Александрович Гранин, открывает и в ужасе выносит шоферу свои брюки: «Ты чего, совсем с ума сошел, ко мне домой пистолет принес! Едь скорее в военную комендатуру! Это же КГБ! Они же сейчас сюда придут! Это провокаций! Скорее!» И тут же идет менять уже свои брюки. Но быстро соображает, что после визита в комендатуру он скорее всего лишится не только водителя, но и подаренного автобуса. «Стой, кричит, погоди! Сначала надо к депутатам, чтобы акт составили!» И едут они не напрямую в комендатуру, а к в райсовет Дзержинского района. И уже там сдают под акт и пистолет, и дипломат. Дежурный депутат (представляете, была такая повинность, - дежурить по району) бежит в туалет, но освобождает мочевой пузырь по дороге и звонит в Ленсовет. А заодно копирует на ксероксе все бумаги из дипломата. И после этого дружная обоссаная компания прибывает в военную комендатуру на Садовую, где вручает охуевшему коменданту пахнущий порохом ствол и пачку бумаг. Комендант глядит на грифы «совершенно секретно» и «особой важности», но сдерживается и набирает номер дежурного по управлению министерства безопасности, был такой выкидыш у КГБ, пока оно не стало сначала АФБ, а потом ФСК и наконец ФСБ. Оттуда моментально приезжает черная «волга» и забирает волыну, дипломат и фотку, сделанную на кодак с дырками в крыше. Все расходятся. И только дежурный депутат везет копии документов в Мариинский дворец, в комиссию по правам человека, которая должна контролировать госбезопасность. Так бумаги попадают ко мне на стол. И так начинается большая история, которая во многом определила мою дальнейшую судьбу. А может и во всем...
Итак, передо мной ксерокс удостоверения старшего оперуполномоченного УМБ РФ по СПБ и ЛО подполковника госбезопасности Родионова, два оперативных донесения, оперативная справка на какого-то испанского нотариуса Хосе Мануэль де ла Крус Лагунеро и два договора на испанском языке. Купля продажа земельного участка на острове Пальма-де-Майорка и шестиэтажного отеля на этом участке.
Стороны сделки — испанская и немецкая фирмы. Покупателей представляли, как следует из документов, дон Дмитрий Сергеев, немец из города Вайлера, и дон Петр Васецкий [Васецкий позднее фигурировал в материалах испанской полиции в отношении петербургских криминальных авторитетов Александра Малышева и Геннадия Петрова]. Сумма — 30 миллионов долларов. Какое отношение это имеет к Санкт-Петербургу непонятно. Справка на нотариуса тоже ни о чем, судя по стилистике — отписка резидента в Мадриде на запрос ПГУ. Просто сведения из реестра нотариальной ассоциации и приписка «оперативной информации в отношении объекта вашего интереса не располагаем».
И очень странная карандашная пометка на полях договора: «Золото П.» А вот донесения — шедевральные. Это не питерские донесения, московские. Из ПГУ. Гриф «ОВ». Экземпляр — единственный. Суть одного — некий агент британской разведки «кубинец», разрабатываемый ПГУ в течении ряда лет, организует масштабные мероприятия, направленные на подрыв экономической безопасности СССР и Российской федерации. В рамках данных враждебных действий, «кубинец» при посредстве своего куратора из МИ-6 наладил связь с другим британским агентом, миллионером польского происхождения, гражданином Израиля и США «мицвой», совместно с которым разработал схему... ликвидации российского торгового флота на Балтике. Для чего осуществляет последовательные действия, о которых мы вам сообщали в донесении 00145/17-91. В настоящее время вмешательство органов правопорядка и легализация информации нецелесообразна, так как может...
Вторая справка. По сообщению резидентуры в городе Мадрид, объект вашего интереса находился в королевстве Испания с.. по..., где совершил сделку, получив в качестве оплаты за свою враждебную деятельность в отношении России от объекта … 37 миллионов долларов США, которые разместил в банке... в городе Женева, находящемся по адресу. Счет номер..., принадлежит подданному Великобритании Smits Boris, проживающему в городе Варшава по адресу...
Но что за бред со стрельбой? Что за бл.дь хрень такая? И что за гостиница в Испании? Российская госбезопасность тратит деньги на покупку отелей? За огромные деньги? Почему в ГБ служат психически больные мудаки, разбрасывающие автоматические пистолеты и ксивы где попало? И вообще, что скажет княгиня Марья Алексеевна?...
У меня была вертушка. И я набрал номер [Сергея] Степашина, с которым у нас были очень неплохие отношения. Сергей был председателем комиссии Верховного Совета по расследованию преступной деятельности КГБ и успешно ныкал все компрометирующие документы, за исключением тех, которые заныкать было невозможно. Учитывая полный бардак начала девяностых, [президент России Борис] Ельцин сунул его в Петербург, чтобы контролировать город, но при этом он оставался замминстра ГБ. И совмещал эти две должности, пока [мэр Санкт-Петербурга Анатолий] Собчак по просьбе [своего сотрудника Владимира] Путина не пролоббировал назначение путинского товарища [Виктора] Черкесова, так как при Степашине в региональном управлении ГБ Путина и Собчака сильно не любили, считая врагами народа, а Путина еще и предателем.
Сергей Вадимович! Народ голованов хочет знать. Ну то есть объясни мне, что это за сюжет, а то комедия какая-то! Пальба в гранинском автобусе, ксива, донесения, покупка земли под пальмами? Вы совсем там с глузду съехали, родные?
Степашин молча выслушал. И сказал «Приезжай прямо сейчас. Все объясню. Все покажу. Ну ты же понимаешь, что они мудаки, ты же все понимаешь!»
Это была любимая ария Степашина. Все мудаки. Один только его заместитель [Владимир Леопольдович] Шульц — адекватный. А остальные — форменные идиоты. С ним трудно было спорить. Потому что он был очень близок к чистому знанию истины. В 1992 году зимой со мной велись переговоры на предмет моего перехода на работу в качестве «демократического» начальника петербургского управления. Люди вполне реально рассматривали вариант полного переформатирования гэбухи и ждали, что в «Большой дом» пришлют какого-нибудь совсем демократа, среди желающих порулить гэбухой были совершенно легендарные личности, включая диссидентов-стукачей КГБ и диссидентов-агентов ЦРУ. И все они были депутаты, герои публикаций в «огоньке» и прожекторы перестройки. Все хотели найти в архивах досье на себя, но еще лучше — на коллег-депутатов-демократов. Питерское управление как-то держалось, теряя еженедельно по десятку офицеров, отваливающих в бизнес. И судорожно просматривало досье на умеренных «демократов», вдруг удастся договориться.
У меня в послужном списке была боевая служба в спецхране Минфина СССР, работа военным фельдъегерем и инспектором таможни. Я говорю, - братцы, вы с дуба рухнули, как лейтенант может быть начальником над полковниками? Найдите себе кого покруче, я журналист, я все ваши секреты завтра опубликую! Но вот если вас совсем нахрен разгонят и люстрируют, как в Чехии, то я, пожалуй, попробую. На том и порешили. Но никто разгонять и люстрировать не решился, контора цвела и пахла, занималась сливами и через агентов-диссидентов успешно решала текущие вопросы. Например, сливала информацию на Собчака и Путина депутатам Ленсовета. Известные материалы «комиссии Салье» из этой серии, кстати. Короче, мудаками их считал только Степашин, за что вскоре и поплатился. Но в тот момент Сергей Вадимович был полноправным начальником. И я поехал на Литейный, 4, в кабинет, который занимал до него легендарный [генарал КГБ Анатолий Алексеевич] Курков, с которым Собчак согласовывал свои действия по поддержке ГКЧП. То самое «мероприятие 12».
Итак, адъютант проводит меня в кабинет. Степашин, которого звали «Хома» за очевидные защечные мешки наливает чай. На столе три толстенных тома. Литерное дело. Оперативное. «Читай, спрашивай!» Признаться, я до того дня никогда ничего подобного в руках не держал. Да и после. Чудесное было чтиво. И ощущение забавное. Я почувствовал себя Юлианом Семеновым, которому на Лубянке дали почитать кой чего про шпионов.
Картина вырисовывалась следующая: некий негодяй, жуликоватый и жадный [имеется ввиду Виктор Иванович Харченко], которого за глаза потом стали называть Борманом за внешнее сходство с Визбором, работал в советском посольстве на Кубе. И занимался бункеровкой судов, привозящих в Гавану все. От автоматов Калашникова, до муки, от мыла до газетной бумаги, от танков до ракет и нефти. И в том числе ведал выдачей валюты капитанам. Но в силу жадности и жуликоватости, составлял ведомости в двух экземплярах, прикарманивая примерно пятую часть. Это было немало — тысяч пять долларов в месяц. А еще ему нравились кубинские школьницы. Лет 9-12, не старше. И он их покупал, щедро платя за каждую ночь, причем не только им самим и их родителям, но и «крыше», - кубинским революционным полицейским, присматривающим за тем, чтобы блядство было в рамках революционной законности. И надо же было так случиться, что один из этих полицейских оказался агентом и умудрился снять на фото процесс досуга советника посла в его чудесном особняке на Мирамаре. Вот с этими фоточками и перекопированным гроссбухом, где наш советник посла фиксировал свою двойную бухгалтерию его и хлопнули англичане. На вербовку сразу согласился. Сообщил, что против советской власти, ненавидит коммунистов и хочет помочь. Вербовал его английский офицер, тупо впершийся в дом с пачкой компромата. Знали, что не рыпнется. Сразу положили его «спать», на связь почти не выходили, информацию особо не требовали. Было это в далеком олимпийском 1980 году. Очень удобный был агент. Во-первых, он сразу после Кубы перешел на работу в ЦК КПСС инструктором отдела транспорта и связи. А в 1982 году стал... начальником крупнейшего морского пароходства. Под боком у него работал целый отдел контрразведки КГБ на морском транспорте. Который назначал стукачей — первых помощников и старших администраторов на суда. И контактировал с первым лицом. Контрразведчики понимали, что в пароходстве есть вражеский агент, искали его тщательно, но тщетно. Информация про военные перевозки утекала. На начальника подумать не могли никак, слишком уж крупная фигура.
Расчехлили его совершенно случайно. Как всегда это бывает чисто по глупости: «Кубинец» сообщил контрразведчикам, что на него был выход со стороны шведов, предлагали ремонтировать сухогрузы в Швеции, откаты платить на счет в швейцарском банке. Он подумал, что это провокация, пробивка. Так всегда палятся крупные агенты, нервы не выдерживают, сами себя переигрывают. И этот переиграл. Начальник отдела морской контрразведки в нарушение приказа повесил на «Кубинца» наружку. Анализ поведения объекта указывал на высокую степень беспокойства. И вот с той минуты, а было это в 1990-м году ВГУ КГБ СССР открыло литерное дело на «Кубинца».
И в течение месяца вычислило весь «кубинский компромат», проанализировало все контакты «кубинца» за десять лет и, — Бинго! - нашло очевидные контакты со связными. Однако, никаких конкретных зацепок для реализации, никаких возможностей даже доложить о подозрениях руководству страны. Слишком поверхностная информация. Опергруппа взяла, естественно, под технические средства все, что связано с «кубинцем». И чуточку перебдели. В девяностом уже вовсю продавались сканеры «жучков». Начальник пароходства в своем кабинете обнаружил микрофон. И ничего лучше не придумал, как выселить из здания на Двинской улице весь пятый этаж, занятый отделом контрразведки. И отказался назначать на суда стукачей, коих было положено минимум два на каждой посудине. Началась война. Для КГБ было уже делом чести прищучить агента. Благо, тот воспрял духом и открыто стал уничтожать морской торговый флот. Ладно бы просто под себя греб, как все. Ведь пароходство приносило каждый день (!) миллион долларов прибыли.
Но он стал продавать суда. Точнее, создавать долги, задерживая платежи и суда арестовывали в иностранных портах, чтобы потом продать с молотка. Разведка пыталась понять — добровольно он это делает или его вынуждают кураторы. И приходила к выводу, что совершенно добровольно, намеренно и целенаправленно. Но под чутким руководством. Я впервые столкнулся с такой моделью поведения. Он была иррациональной. «Кубинец» не создавал СЕБЕ бизнес, он намеренно разрушал золотую жилу. В 1990 году он провел собрание «трудового коллектива» и заявил о приватизации пароходства по арендной схеме. Так делали все «красные директора». Но вместо того, чтобы воспользоваться открывшимися возможностями, он с каждым днем уменьшал доходы и сокращал перевозки. Вместо того, чтобы сдавать во фрахт суда, он продавал их за бесценок. Вместо того, чтобы строить гостиницы, он продавал за копейки уже начатые объекты. Сергей Вадимович, что это?
Степашин посмотрел на меня и медленно произнес: «Это полый трендец, Дим. Он не сумасшедший, он — враг!»
Я вырос в семье, где каждый день слушали «Голос Америки» и «Бибиси» поздними вечерами. Мой отец был еврокоммунистом, но «Архипелаг ГУЛАГ», «Письмо Расколькникова Сталину» и прочий джентльменский набор диссидента я прочитал классе в пятом, обнаружив коробку под родительской кроватью. Во врагов народа я как-то не очень верил, а в то, что КГБ умеет их создавать из обычных людей знал. Как таблицу умножения. Это сейчас, через много лет, глядя на историю человечества, понимаю, что мир всяко не черно-белый. И если в одном углу ринга КГБ, то не факт, что в противоположном — достойный человек. И наоборот. Но тогда я Степашину не поверил. Слишком как-то по-киношному все это выглядело. Враг народа, сознательно разрушающий свою страну, стремящийся нанести максимальный ущерб, уничтожить торговый флот только для того, чтобы по Балтике ходили торговые суда под британским флагом, а не под российским! И делающий это вопреки своей личной выгоде! Нет, я не мог в это поверить. Забегая вперед, скажу: феномен «Кубинца» перевернул мои представления о жизни. И я потом все-таки помирился и даже подружился с ним. Мне было важно понять его логику. Увидеть колесики в его голове, осознать и почувствовать зацепление зубцов в этих шестеренках. И самое главное - сделать для себя вывод: герой он или негодяй? [...] Если честно, я не нашел ответа относительно моего «Кубинца». И попозже расскажу почему так получилось.
Ладно, - сказал я тогда Степашину. - Но объясни мне этот цирк с конями — стрельба в автобусе, причем в автобусе Гранина, самого известного ленинградского писателя. Бред же! Что за отель в Испании? Что за пометка «золото П.». Партии что ли? То самое золото КПСС?
Цирк объясняется просто. Этот мудак недопил. Мы вчера его арестовали, отправили на экспертизу. Он в состоянии психоза. Пил он шампанское с коньяком вместе с двумя офицерами в забегаловке у Финбана. Всех разжаловали на две звезды. Кому ты доверяешь из психиатров? Я не хочу, чтобы было ощущение, что мы в данном случае лукавим. Вот реально — называй имя любого профессора и мы проведем экспертизу у него.
Я назвал имя Эвальда Дворкина. Старый толстый психиатр-сексолог, ученик Свядоща. Я учился у него. Через неделю Дворкин сделал заключение. Действительно подполковник Родионов, к этому времени уже капитан госбезопасности находился в состоянии патологического опьянения. То есть действительно выпил намного меньше, чем обычно. И, скорее всего, коньяк был в том шалмане паленый. Если копнуть еще глубже, то у него были проблемы с женой и дочкой, а оперативную группу собирались расформировать. Причем, по указанию тогдашнего министра МГБ [Вадима] Бакатина, рыжего черта, прославившегося в веках передачей американцам системы прослушек в новом здании посольства США.
А золото партии?
Мы сами не понимаем, зачем «Кубинец» покупал через подставного человека, кстати, тоже агента англичан этот отель. И откуда деньги. Есть вариант, что это трансфер из управление делами ЦК КПСС был. Они в агонии раскидывали свои счета по любым дыркам. И «кубинец» мог быть таким «канальчиком», ведь в Москве у него кто-то есть, но это уже не наш уровень. Не наш, понимаешь?
Забегая вперед, скажу — в бездонных архивах компромата на «питерских» в Москве есть упоминание о том, что Смольный помогал «Кубинцу» приватизировать пароходство в обход закона. Но нигде я не слышал, чтобы эта помощь в приватизации была направлена на разрушение торгового флота. Потому что как-то совсем нелепо это...
Выйдя из «большого дома», я сел в свою «волгу» и поехал в Мариинский. И целую ночь писал проект решения Ленсовета «О создании депутатской комиссии по расследованию фактов незаконной приватизации БМП». Мне казалось тогда, что слова Степашина надо проверить. В конце концов он — чекист, хотя и новоявленный. А значит, мог специально все наврать, добиваясь каких-то своих целей. Утром я на заседании Ленсовета внес проект решения и он проскочил в повестку дня. Днем я уже был председателем комиссии.
[…] Расследование шло как по маслу. Вот бывает такое — верхний нюх. Еще не видишь фактуру, еще нет документов и свидетельств, еще все кажется утром зыбким и поверхностным, а к вечеру догадка становится доказанной, документы не просто подтверждают предположение, а доказывают самые невероятные загогулины мысли. Жизнь дарит такие замысловатые сюжеты, что ни в одном кино не покажут. Правильный путь маркирован запутанными знаками. Я не искал подтверждения, что Виктор Харченко враг народа, педофил и английский шпион. Но я убедился, что он жуликоватый дурень, поверивший в свою избранность.
Самым трудным было остановиться на железно-доказуемом материале, чтобы не утонуть в тысячах мелочей — воровстве, откатах, поборах с капитанов, пересортице ГСМ, ремонте кораблей силами команды, когда капитан получал от финской верфи четверть стоимости работ и засылал деньги в пароходство, а матросы были счастливы поиметь лишние пятьсот долларов. Махинации с чеками. Продажа магазина «Альбатрос», продажа Морского вокзала тому самому польско-американскому израильтянину за копейки, покупка судов в три раза дороже стоимости первоначального предложения, продажа новых сухогрузов за бесценок.
Харченко был безумен, в этом Степашин меня не обманул. Он чувствовал себя Нептуном, владыкой морским и самым хитрым на свете дельцом. Все это было чудовищно провинциально и тупо. Как директор универсама, он прятал под прилавком партию тушенки и сгущенки, требовал у мясника кусок вырезки бесплатно и приплачивал водителю хлебного фургона трешку, чтобы тот свои плесневелые бублики вез не ему, а в соседний магазин. Забегая немного вперед, скажу, что мы нашли примерно 500 миллионов долларов, на которые директор БМП опустил государство. Следователь прокуратуры, легендарная Валентина Корнилова, бесстрашный детектив-криминалист насчитала миллиард. При этом явного интереса у Харченко не было. Он складывал в своей роскошной обкомовской квартире ящики дорогого виски и коробки с видеомагнитофонами, хрустальные вазы, ковры и прочее советское говно. Когда его арестовали, в гостиной нашли 30 видаков. Судите сами — миллиард убытка и полная квартира панасоников за 300 баксов. Он либо был сумасшедшим, либо получал какое-то дьявольское наслаждение от своих афер. Типа Чикатилы. Только убивал не баб, а бабло.
Первое, что я накопал — это железные основания для отмены приватизации. «Конференция трудового коллектива», принявшая решение о переходе на аренду в реальности не проводилась, телеграммы от капитанов были поддельные, собрания по отделам тоже, да и сами документы были с признаками очевидной липы. Я в течение недели собрал через профком заявления большей части делегатов исторической конференции о том, что их ни сном не духом на собрании не было. Затем мы провели элементарную проверку выдачи валюты на пяти сухогрузах, где в загранку уже не направлялись перпомы. Везде пароходство наябывало капитанов, капитаны — команду. Потом мы запросили всю документацию по парому «Анна Каренина» (о котором прежде чем окончательно спиться Сашенька Яковлева, невзоровская предпоследняя жена [актриса Александра Евгеньевна Яковлева, бывшая супруга Александра Невзорова] сняла бездарный автобиографический фильм на деньги БМП).
Паром был взят в бербоут-чартер. С целью шикарного кидка. При цене 40 миллионов долларов, БМП решило купить его за 60, но вся суть была в схеме, придуманной Виктором Ивановичем: сначала пароходство платит 5 миллионов, а потом каждый день по 30 тысяч в течение 10 лет. Сделав шикарную презентацию, пригласив Собчака в первый рейс (кстати, именно на этом первом рейсе «Анны Карениной» Харченко познакомил мэра с мужем сотрудницы отдела кадров БМП Татьяны Мутко, что дало старт изумительной карьере молодого чиновника Виталия [Мутко]) и угробив на ремонт старой посудины 20 миллионов, Харченко вернул паром бывшему владельцу в связи с нерентабельностью. Я не нашел следов вознаграждения на счетах Харченко. Скорее всего, он просто проебал этот проект. Или, если следовать логике гэбухи, умышленно опустил свое пароходство на огромные деньги.
В расследовании аферы с «Анной Карениной» всплыл один совершенно курьезный эпизод. Во время презентационного плавания Анатолий Собчак был записан в судовую роль как матрос и получил командировочные выплаты в валюте. Какие-то 200 долларов всего, но как же это характеризует Собчака! Мэр города, не брезгующий взять такую мелкую взятку... Виктор Иванович вообще был крайне жаден. Когда началось расследование, он решил заказать меня. И обратился к Косте Могиле, предложив 10000 долларов. Костя сказал, что журов убивать не по понятиям и сделка не состоялась. На самом деле, предложи Харченко в сто раз больше, возможно я бы сейчас не тыкал в клавиши своего асуса. Но наружку, совершенно бездарную и непрофессиональную Витя за мной организовал. Я с наслаждением катался вниз-вверх на переходе «Гостиного двора», показывая факи двум придуркам, играющим в «семерку», расходясь с ними посередине эскалаторов. Короче, шапито. Подруга одного депутата Ленсовета, нервно-манерная журналистка, к которой Харченко обратился с просьбой уничтожить мою репутацию за все тот же мелкий прайс, взяв в компанию нынешнего директора «вконтактика», тоже манерно-нервного юношу, вперлась с камерой в мой дом, пытаясь повторить подвиг «секунд», но я вежливо спустил их с лестницы. В конце концов все обошлось раскуроченной на стоянке машиной. Я же говорю: Харченко не осознавал всю глубину жопы, в которой оказался.
На новой конференции трудового коллектива, где БМП окончательно принимало решение об акционировании, мне не дали слова, хотя сессия Ленсовета приняла специальное решение о том, что трудовой коллектив должен быть ознакомлен с материалами расследования. Во на этой конференции, где меня освистали после речи Харченко о том, что враги пароходства хотят оставить вас, товарищи капитаны без валюты я познакомился с худощавым чернявым фриковатым усатым хмырем в длинном, до пола плаще. Он был очень собран, как кот, высматривающий зазевавшегося растяпу-голубя. Костя-Могила накануне договорился с Харченко о крыше, и это был невероятно лакомый кусок. И в совет трудового коллектива БМП должны были войти его люди. Костю интересовали в ту пурпурную пору не суда и паромы, а всего лишь чековый магазин «Альбатрос», пасясь вокруг которого Костя и пришел к успеху. Через девять лет после той истории я встречу в приемной генерального директора концерна «Сириус-С» и директора Фонда развития телевидения, медиамагната и владельца кучи СМИ Константина Карольевича Яковлева болтливого румяного дедулю, генерального директора колбасной фабрики «Парнас-М» Виктора Ивановича Харченко. Но это будет уже совсем в другой жизни...
В середине ноября 1992 года я на сессии Ленсовета доложил о завершении нашего расследования. Приватизация БМП была не просто незаконной, нелепой и противоестественной. Она нанесла колоссальный ущерб Санкт-Петербургу. Криминал был во всем — от сделки с продажей судов, до десятков арендных договоров по передаче пароходов за копейки в аренду левым конторам с участием Харченко, заключенных вообще без всякого экономического обоснования. От брошенных в иностранных портах сухогрузов и контейнеровозов до аферы с той самой гостиницей на Болеарских островах [имеются ввиду Балеарские острова]. Решение совета было коротким: поручить депутату Запольскому Д.Н ознакомить правительство Российской Федерации с результатами работы комиссии.
За командировочным удостоверением и письмом на имя Ельцина я пошел к спикеру. Александр [Николаевич] Беляев был председателем Петросовета после Собчака. В принципе с ним можно было работать, но [Виталию] Милонову бы не понравилось. Своеобразный человек. Потом я взял в свою команду его бывшую секретаршу Римму, умевшую виртуозно общаться с чиновниками любого уровня. Она была дамой разговорчивой и нутряная жизнь Петросовета в последний год его существования предстал предо мной в несколько специфическом свете. Учитывая определённые особенности Беляева и Салье. Если будет настроение, как-нибудь напишу трактат о нравах в петербургском депутанике с тех времен до наших дней. В тот момент мне было не до этих милых подробностей, я пришел к Беляеву подписать бумажку. Он говорил по вертушке с Собчаком. И мэр орал. Спикер, сидя за своим столом в овальном кабинете Мариинского дворца как-то совсем убито произнес: «Ну что ты этим скандалом добьешься? Собчак в ярости! Он приказал Коху срочно организовать через Чубайса встречу Харченко с Ельциным!».
Я знал, что [Альфред] Кох — человек Чубайса, связной и смотрящий за приватизацией в Петербурге. Но он казался мне мелким клерком, пареньком на подхвате, ужасно неприятным, скользким и жуликоватым, как и все, занимающиеся в команде Собчака приватизацией. Мэр подписывал тонны всякой паранормальной чепухи, раздавая направо и налево собственность города. В угаре начала девяностых это было обыденным делом. Достаточно прийти на прием к Анатолию Александровичу с проектом распоряжения, поговорить минут десять ни о чем, утомить Собчака болтовней и тот сам спрашивал: что у тебя за проект? Все согласования есть? Вице-мэр визировал? (легче всех проекты визировал Мутко, считавшийся совершенно «некоммерческим» человеком, кстати, так оно и было, возможно я впоследствии расскажу о нем, но вот только он в моем восприятии скорее положительный герой, чем отрицательный, как это не парадоксально. Хотя лоховатый и недалекий.) Общий отдел визировал? Ладно, иди. И подписывал, не читая. Офигеть, какой был бардак!
Чубайса я знал неплохо. И он даже был чем-то обязан мне, каким-то очень нужным ему решением Ленсовета. Вот не помню, что я полезного сделал для зампреда Исполкома Ленсовета Анатолия Борисовича Чубайса, но относился он ко мне уважительно и дружески. Мы были «на ты» Я позвонил по кремлевской вертушке Толе, который был заместителем председателя правительства России по экономическим вопросам прямо из кабинета спикера и сказал, что лечу в Москву с документами, по которым правительство должно принять принципиальное решение. Анатолий сказал: «Приезжай, только принять раньше десяти вечера не смогу — сплошные совещания».
На Старой площади я был в девять. Вздремнул на диванчике в приемной генсека ЦК КПСС и вот мы сидим за чайным столом с главным приватизатором. Я рассказываю все: и предисторию, и неофициальную часть, и то, что в документах. Но самое главное — формальные нарушения при приватизации. Очевидные, железобетонные основания для отмены приватизации. Ну и проект распоряжения вице-премьера. Толя уныло читает. «Придурки. Идиоты, козлы! Коньяк будешь? Нет? Ну ладно. Так вот, Дима, мы не будем отменять решение по приватизации БМП! Оно принято с огромными нарушениями и твоя работа — героизм. Ты совершенно полностью убедил меня в том, что это гадская подлая враждебная деятельность. Но отменять не будем. Потому что НЕ МОЖЕМ!»
Толя, но как же так? Что я скажу коллегам? Почему? Это же бред!!!
Коллегам скажи, что Чубайс сволочь. А отменять мы не можем! Пойми, они ВСЕ ТАКИЕ! Все! Все решения конференций трудовых коллективов — левые! Мы ведь не справделивостью тут занимаемся, Дима! Мы класс собственников создаем! Иначе нас сметут коммуняки! Мы формируем механизм выживания нашей власти. Ты вот хочешь на кичу? А кто тебя защитит, когда начнется схватка с красными? Только собственники смогут противостоять контрреволюции. У нас нет другого пути. Да, это противно, Димка! Но это — политика!
Толя, но в данном случае это экономический абсурд! Харченко разрушает флот, приносящий Петербургу огромные деньги. Зачем нам нужно, чтобы торговые линии обслуживались иностранными компаниями. Харченко убьет пароходство окончательно за полгода. Кому это выгодно? Ты же вице-премьер, одна твоя подпись и Россия не потеряет десятки миллиардов долларов, цена БМП — годовой бюджет страны! Да и потом — такие собственники в блокаду мою бабушку съели. Они же предадут тебя, всех вас, всех нас, как предали свою страну и идеалы, которым присягали десятилетия. Деньги не удерживают от предательства!
Дима, рынок все отрегулирует. Если собственность попадет в плохие руки, мы потом разберемся с негодяями. Ты же сам говоришь — чекисты все фиксируют. Никто не уйдет от разбора полетов. Но — потом. После того, как власть будет окончательна наша. А такие крупные предприятия, как БМП нам в госсобственности тем более держать нельзя. Сегодня там мудаки, а завтра окажутся коммунисты и фашисты. И эту прибыль свою пустят на наше уничтожение. Прости, дружище, я не могу твой проект распоряжения подписать. Если хочешь, пойдем за зубцы, поговори с Егором, но он тебе тоже самое скажет. Это политика, Дима. Мы не прокуроры, мы защищаем нашу власть. А вообще ты не засиделся в этом Петросовете, не пора о карьере подумать нормальной?
Если бы я тогда не стал с ним спорить, мы бы остались друзьями. Но мы стали врагами. Чубайс посмотрел на меня как на полного мудака, поняв, что меня не заинтересовал намек. Я сказал: «Пойдем к Егору [Гайдару], мне кажется, что ты просто еб.нулся от своих ваучеров. Извини».
Чубайс позвонил в помощнице Гайдара, узнал, что тот на совещании у президента, встал, накинул плащ на мятую рубашку и мы пошли под мокрым снегом в Кремль. Времени было одиннадцать. Я первый и последний раз был в приемной Ельцина. На неудбном жестком диване сидели Виктор Харченко и Альфред Кох. Толстый и тонкий. Тарапунька и Штепсель. И с диким напряжением смотрели на Чубайса. Было видно, что они испуганы не на шутку. Открылась дверь, вышел Гайдар. Втроем мы прошли в угол приемной, в какую-то комнатку адъютантов. «Егор, это Дима из Петросовета. Требует казнить Харченко. Там действительно полная ахинея, театр абсурда и одна нелепость на другой. Но я считаю, что отменять распоряжение Госкомимущества нельзя. Это может стать опасным политическим прецедентом. Дима не согласен и хочет твоего решения».
Гайдар потом, через десять лет после той истории, когда его помощники договорилсь, что я буду готовить Егора к публичным выступлениям, научу смотреть в камеру и отучу чмокать и шлепать губами, пускать мерзкие слюнявые пузыри и не потеть в студии, рассказал мне ту историю. Они с Чубайсом убеждали Ельцина, что нельзя отменять никакие решения правительства и ведомств, если они были ПОЛИТИЧЕСКИ ВЕРНЫ. И убедили, хотя Борис Николаевич все время твердил, что так нельзя, неправильно, люди не поймут и вообще справедливость наше ремесло. И накануне было совещание экономического блока, где было принято неофициальное решение — НИЧЕГО НЕ ОТМЕНЯЕМ, власть не должна признавать свои ошибки, власть должна быть СВИРЕПОЙ.
Тогда, в 1992 году в адъютантской комнатенке И.О. Премьер-министра России Егор Тимурович Гайдар устало сказал мне следующее: «Я поддерживаю всецело мнение Анатолия Борисовича. Петросовет мы уважаем. Если хотите, можете поговорить с Дедом. Но только завтра, сегодня он устал, уже поздно.» Мы вышли в приемную, открылась дубовая дверь и нам в почти объятия выпал Ельцин, поддерживаемый [Александром] Коржаковым. Кох и Харченко вскочили по стойке смирно. Два адъютант в форме морских полковников синхронно шикнули на них, Борис Николаевич на заплетающихся ногах к лифту, Чубайс и кивнул Коху, мол не ссы, все в порядке и молча, не прощаясь направился в краснодорожковый коридор. Гайдар замешкался, протянул мне потную руку и находу выдавил: «Извините, коллега, привет Петросовету».
Мы остались вчетвером с Харченко, Кохом и дежурным адъютантом в форме ФАПСИ. Я спросил, может ли он мне помочь с машиной и билетом на «Красную стрелу». Пунцовый от напряжения Виктор Иванович вдруг мило сказал: «Зачем вам билеты, у нас есть машина и свободное купе, мы довезем, правда. Фредди?» Кох на полном серьезе ответил: «Я с этой гэбэшной сукой не поеду!», имя в виду меня. И тут Харченко сильно, по настоящему, ударил его по тонкой циплячьей шее: «Молчи, дурак!» И мне: «Извини, молодой он, глупенький еще! Поедешь с нами?» И я согласился. В тот вечер, в Кремле я все понял. Это был момент истины. Мечтавший о большой карьере, грезивший какими-то важными, как мне казалось, обязанностями и делами, ощущавший себя причастным к великому историческому делу спасения страны от мудаков и подонков, я за считанные секунды понял, что это уже в прошлом. Вся эта мизансцена — пьяный в стельку президент моей страны, трясущийся от стыда и пускающий пузыри премьер, ядерный чемоданчик в руках невозмутимого полковника, вице-премьер, говорящий о том, как создавать класс собственников из уебков, толстый жулик, разоряющий тороговый флот моей страны в компании с молодым говнюком из мэрии, готовым отсосать прямо в приемной президента... Нет. Мне в ту секунду открылась грустная истина. Такое происходит, наверное у тибетских монахов, медитирующих в темноте своих храмов на рассыпанные рисовые зерна. Я все понял, правда.
Через восемь лет, стоя в траурном карауле у гроба Собчака, я оказался рядом со Степашиным и Чубайсом. Толя сделал вид, что незнаком. Степашин тоже как-то очень аккуратно избежал разговоров, впрочем, тогда его прочили в губернаторы Петербурга, а он рассчитывал на совсем другую карьеру, видя себя президентом. Но это тоже совсем другая история. Больше с Чубайсом я не встречался. И честно говоря, как-то не хочется. Хотя фигура, конечно, историческая. В 1998 году Путин мне всерьез говорил в очень частной беседе, что считает его самым достойным хозяином Кремля.
Сейчас, наблюдая за политикой самого Путина, особенно после 2004 года, я понимаю — заветы Анатолия Борисовича реализованы. Все идет по плану. И никто не ушел обиженным. Кроме таких, как Харченко и Кох. Но ведь сами виноваты. Не оправдали возложенного доверия.
Мы ехали на «Вольве» представительства БМП в Москве, Харченко заехал в офис и вытащил две литровые бутылки вискаря. В «Красной стреле» мы их расписали на троих. В жизни важно уметь не только проигрывать, важнее умение выигрывать. Харченко выиграл свою битву со злом в виде меня. Но он держался достойно. В его поведении не было ни торжества, ни презрения. Торжествовал и залупался Кох. И Виктор Иванович сказал: смотри, вот же дебил! Думает, что если Чубайс тебя не послушал, то это его заслуга! Слышь, засранец, а ну-ка спляши! Да чтобы весело было! А то п.здюлей навешаю, завтра в мэрии тебя не узнают!»
Ну выпил, дядька, расслабился. Шутки такие. Немного, конечно по заветам Иосифа Виссарионовича, но ведь такая у них там своя эстетика. Но Кох вдруг закивал заискивающе и стал плясать прямо в купе. И напевать. С совершенно каменным лицом. Харченко посмотрел, помедлил и говорит ему: «не весело. А ну-ка на тебе пятьдесят баксов, иди у проводницы возьми две бутылки сладкого шампанского. Две. Сладкого. Полусладкое не бери!» Кох пошел к проводнице. Вернулся с полусладким. «Виктор Иванович, нет другого!» «Ладно. От полусладкого тоже косеют сразу! А ну, пей! Прямо из горла. Пей и пляши, чтобы весело было! Зажигай, Фредди!» И Альфред Рейнгольдович Кох, будущий вице-премьер, телеведущий, писатель и коллекционер живописи, любитель дельфинов и оппозиции, пил и плясал. Две бутылки. До дна. А потом упал на пол и вырубился. «Ну вот и полка для тебя освободилась!» Я забрался на освобожденную Кохом полку и заснул. Мне снился Титаник. В детстве я видел американский комикс тридцатых годов, черно-белый, где музыанты играли в корабельной гостиной, похожей на купе главного поезда «Красная стрела», а пароход медленно погружался в воду. Но на мне был спасжилет и я чувствовал — я спасусь. Страный такой сон, почти провидческий.
Потом, одержав победу тактическую, Виктор Иванович проиграл стратегически. Он ехал в том же самом купе того же вагона «Красной Стрелы» из той же Москвы, от того же Чубайса, когда машинист внезапно сорвал тормоз. С полок поетела всякая дрянь, побились бутылки в заначке у проводницы, завоняло дешевым советским шампанским. В вагон вломился РУБОП, директора арендного предсприятия, генерального директора ЗАО БМП и еще двадцати АОЗТ невежливо положили на то самое место, где спал, пуская пьяные слюни герой приватизации Фредди и затянули запястья модными пластиковыми стяжками. В купе зашла легендарная следовательница Валентина Корнилова, сажавшая в свое время [Юрия] Шутова: «Ну что, дядя Витя? Приплыл?! Это тебе не на Малеконе малолеток за письки хватать! Ты у меня сгниешь, гад. За то, что сделал с лучшим флотом страны!»
Витя отправился в изолятор. Фактура в уголовном деле была железная. Неопровержимая. Корнилова вытащила то, что не смогли накопать ни в гэбухе, ни в моей комиссии. Если интересно, погуглите «дело БМП». «Коммерсантъ» в те годы довольно подробно освещал. Вытаскивали с кичи Бормана [Анатолий] Собчак, [Олег ] Басилашвили, [Бэлла] Куркова, Растропович [имеется ввиду Мстислав Ростропович] и академик [Дмитрий] Лихачев. Вытащили кое как. Дело развалилось. БМП тоже. Потом Витя пришел ко мне и попросил помочь, снять ролик для предвыборной кампании. Ну и еще [Аркадий] Вольский позвонил. Сказал, не обижайся на него. Он ведь нищий, как церковная мышь. Я тебе честное слово даю — он вообще голый. И я сделал ролик. Бесплатно. В качестве оплаты за величайшую науку в моей жизни. За самый лучший урок. И я честно скажу, ка на духу: я ему до сих благодарен. Есть такое выражение «он сделал мой день». Виктор Иванович Харченко сделал не день, он сделал мою жизнь.
