«Судебная реформа»: хаос

22 декабря 2017

2776

«Судебная реформа»: хаос

Об объективных и субъективных мотивах. Всегда есть объективные и субъективные причины создания судов. Объективные — это необходимость развития судебной системы и соответствующей конструкции судов. Последняя может быть разной: единой или разделенной на области, как преимущественно практикуется в Европе. Впрочем, в конструкции может быть и так называемое вкусовое. Инициатива создания в Украине Антикоррупционного суда — это, похоже, именно такое. Просто так кому-то захотелось.

Где судить. Когда подготовлена качественная доказательная база, любой нормальный судья (я надеюсь, что в ближайшее время у нас появятся нормальные судьи) вынесет законное решение. Если мы уже переформатируем судейские кадры, пусть они и рассматривают такие коррупционные дела. Можно сделать, например, чтобы это происходило только в Киеве. По французскому законодательству, скажем, определенная категория дел рассматривается только парижским судом Асиз (народных заседателей. — Ред.). Не в Лионе или Марселе, а в Париже. Это не какой-то специальный суд, а обычный, которому дается дополнительная функция для определенной категории дел, возникших в любой части Франции.

Если есть проблема с санкциями на прослушивание или засекречивание, можно выделить два суда в Киеве, уполномочить двух-трех следственных судей, проверить их через СБУ до десятого колена и дать им такое право. Какая разница: будет именоваться он судьей Антикоррупционного суда или Печерского, Шевченковского или Голосеевского? Когда в 1991 году вводили гражданский контроль над органами, которые занимаются техническими мерами наблюдения, то есть установлением специальной аппаратуры для съемки, прослушивания и т.п., как делали когда-то КГБ и МВД — тайно и через подпись какого-то мелкого руководителя, тогда уполномочили давать на это санкции только одному должностному лицу — генеральному прокурору, то есть мне (Виктор Шишкин был первым генпрокурором независимой Украины (с 4 сентября 1991 года по 21 октября 1993-го. — Ред.). Сказали, что остальным не очень доверяют. Я был тогда вообще один на все государство. Поэтому если сегодня для выполнения этой функции выделят 5-6 следственных судей в пределах Киева и под их контролем будет вся документация, связанная с санкционированием прослушивания и засекречивания, то зачем создавать Антикоррупционный суд, я никак не пойму.

Об отраслевых судах. Итак, практической необходимости в создании отдельного суда я не вижу и называю это вкусовым решением. Зато понимаю, что необходимо другое — формирование отраслевых судов, которые у нас недореформированы. Мне нравится немецкая система, где есть пять четких отраслевых иерархий. У нас она тоже зарождалась. Были хозяйственные и административные суды. Это предполагалось, кстати, в Конституции. Теперь же в новом тексте Основного закона неизвестно, что написано. Вроде бы есть отраслевая юрисдикция, и вроде бы ее и нет. Этот хаос, который натворили выдающиеся юристы во главе с Филатовым, заместителем главы Администрации президента, меня просто удивляет. Теорию организации судебной власти они в школе не изучили, за это им двойка.

О терминологии. Наконец, чисто технологическое. Юридической терминологии следует дружить с филологической. Этимология слова «высший» указывает на то, что есть что-то ниже. Если вы уже называете суд высшим, то очевидно, должны быть и другие, не высшие. Тогда где они? Непонятен мне и период прохождения жалоб. Если Антикоррупционный суд — единственный первой инстанции, то его решения (приговоры или постановления) должны оспариваться, ведь согласно нашему конституционному праву, предусматриваются апелляционное и кассационное обжалование. Так кто же над ним апелляция, а кто — кассация? Если первой будет, например, Киевский апелляционный суд, то зачем тогда Антикоррупционный суд называть высшим? А если нет апелляции, тогда возникает вопрос, почему нарушено конституционное право человека на это? Если же апелляцией будет Верховный суд — снова возникает хаос. Мы четко шли к тому, что местные суды являются судами только первой инстанции. Далее имеем апелляционные суды. Уже за ними — суды кассационной инстанции, назвали высшими. Все было логично. А с нынешней антилогикой имеем кучу вопросов, ответы на которые я пока не вижу.

О Высшем совете правосудия и конституционности решений. Порядок формирования этого органа остается таким же, как и для других. Опять там принимает участие президент и сформированная им комиссия. Высший совет правосудия, за исключением двух-трех человек, которые заняли мужественную позицию по определенным вопросам, себя с положительной стороны никак не показал. Взять хотя бы так называемых судей по майдановским делам. Мне уже этого достаточно, чтобы сказать, что я не доверяю такому Высшему совету правосудия. Кого они насуют туда, можно только догадываться.

Когда президент назначал два с половиной года назад Сытника главой НАБУ, он сделал это неконституционно. Глава государства, согласно Основному Закону, не вправе назначать на такие должности (закон о НАБУ в этой части является неконституционным). Есть как минимум четыре решения Конституционного суда, в которых указано: полномочия президента и ВР четко выписаны Конституцией, что делает невозможным их расширение через законы. Это прямая цитата судей КС еще в 2003 году. Хотя есть и другие подобные решения. Почему они пошли на нарушение? Чтобы у президента был карманный председатель НАБУ. Итак, когда неконституционно назначали Сытника, молчали. Когда Сытник и его команда занимались низовым звеном коррупционеров, не слишком близких к президентской команде, на все закрывали глаза. Но только те задели президентское окружение, поднялась атака и крик, что НАБУ делает что-то не так.

А все эти депутаты, по которым прошлись, кому принадлежат? К янучаровско-порошенковскому блоку, я это так назвал. Они же не из зоны патриотической оппозиции, а из того, что называется или «Народный фронт», или БПП, или приближенных к ним фракций. Поэтому я подозреваю, и не без основания, что аналогично они могут сегодня формировать собственный Антикоррупционный суд, для того чтобы потом отмазывать своих коррупционеров.

Когда мы раскрываем все аспекты неконституционности и говорим, что в этом проблема, что доказательства могут собираться незаконным способом, аналогично все может происходить и в Антикоррупционном суде. А когда будут доказательства, собранные вопреки требованиям законодательства, конечно, он все это будет гасить. Впрочем, с процессуальной стороны все будет делать правильно. А так как этот суд — единственный, то рассмотрением кто займется? Особенно это опасно сейчас, когда ликвидирован институт дополнительного расследования. Все с ним боролись, считая его рудиментом советского периода. Однако из-за несостоятельности расследователей и прокуроров, собиравших доказательства, можно оправдать коррупционеров. Оправдать, подчеркиваю, на законных основаниях. И даже коррупционера, который украл два-три миллиарда.

О румынском опыте. Замечательный пример — Румыния. Там был нормальный парламент, который принял антикоррупционное законодательство и дал оружие в руки соответствующим структурам, в том числе и прокурору Лауре. Но пришел новый прокорупцийний парламент, румыны проспали, и что он начал делать? Торпедировать. Потому что его не устраивала борьба с коррупцией. Если у политической власти нет государственного, благородного и честного видения развития общественных отношений и государства, она будет манипулировать. Махинации в Румынии не удались только благодаря народу. Когда два миллиона вышли в центр Бухареста, прокорупционный парламент испугался. А теперь вопрос. Даже если, как по мне, Сытник был назначен неконституционно, я отстаиваю позицию права, но какая-то деятельность у них была, и наезды на него и команду начались тогда, когда они кому-то наступили на горло. Кто вышел на их защиту? Пусть и неконституционно назначенного, но действующего чиновника и его команды? Где два миллиона на киевских улицах, как было в Бухаресте? Учитывая, что румын только 27 млн, а украинцев 40 млн, то нас должно быть еще и намного больше. Вот и тенденция.

Об уровне дискуссии. Процессуальное законодательство — это серьезный аспект. В европейском и американском судопроизводствах львиная доля внимания уделяется процедуре. Доказательства валят на несоблюдении процедуры их сбора. Почему Украина должна в этом смысле являться исключением с советским подходом, а не европейским, если мы хотим в ЕС? Наконец, стремление в Европу не имеет значения. У нас в Конституции написано: правовое государство. А если правовое, то речь идет о соблюдении всех законов относительно процедуры сбора доказательной базы. И отсюда, собственно, основная проблема — нехватка серьезного профессионального обсуждения по этому вопросу. Ни дискуссий, ни слушаний (хотя бы в комитете), ни разных взглядов, научных и практических. Пока только лозунги.

Виктор Шишкин, опубликовано в издании Тиждень