Жизнь после смерти Ганди. На кого опираться Путину после победы на выборах

11 декабря 2017

880

Жизнь после смерти Ганди. На кого опираться Путину после победы на выборах

Президент рассказал высокотехнологичным пролетариям о будущем России (утверждал, что будущее это – светлое, доживем – проверим) и о своем будущем тоже. Выяснилось, что в будущем президент мечтает уйти в отставку, чтобы много путешествовать. Злые после этого писали, что мечты об отставке и путешествиях легко совместить, отправившись в качестве обвиняемого на заседание какого-нибудь международного трибунала, а мудрые утверждали, будто встреча с высокотехнологичными пролетариями и есть старт избирательной кампании. Злых оставим коснеть во зле, а мудрые не так уж сильно промахнулись: прошел всего лишь год, и на встрече с рабочими ГАЗа Путин наконец объявил, что будет баллотироваться в президенты. ГАЗ, кстати, тоже предприятие высокотехнологичное, без шуток, в теленовостях показали целые цеха, в которых вовсе нет людей, одни только роботы.

Помимо роботов в новостях – бесконечные потоки восторгов в исполнении официальных лиц. Вячеслав Володин прост и доходчив: «Состоявшееся решение дает уверенность в завтрашнем дне, потому что наш президент всеми своими делами, служением нашей стране доказал, что многое можем сделать». Елена Мизулина, напротив, выражается туманно: «Особенно важно и правильно именно его выдвижение кандидатом в президенты России в той непростой геополитической ситуации, в которой сегодня находится Россия». Что это вообще значит – «именно его»? Варианты, получается, были? Сергей Собянин демонстрирует местечковый уклон: «Считаю решение В.В.Путина об участии в президентской кампании хорошей новостью для Москвы и москвичей». Во-первых, почему это всего лишь хорошая новость? Недожимает московский мэр. Великолепная новость. Ну, как минимум. Во-вторых, неясно, а для воронежцев или сыктывкарцев она что, уже не такая хорошая? Правда, Путин и сам давным-давно отметил, что Собянина ценит не за внятные речи: «Он не Робеспьер, говорить не любит». Безопаснее и лучше мысли излагать кратко, как, например, Жерар Депардье: «Считаю, России нужен именно такой человек». Точка.

Восторгами этими тяжело не умиляться, но если просто спросить себя: а что, собственно, с точки зрения кампании изменилось за истекший год? В чем разница между Челябинском и Нижним? – ответ получится таким же коротким, как комментарий у Депардье. Ничего не изменилось. Нет никакой разницы. Год назад все знали, что Путин пойдет на выборы и выиграет их в первом туре. Сегодня все знают, что Путин пойдет на выборы и выиграет их в первом туре. Ход кампании неинтересен, исход – тем более. Все рассуждения об интригах, сложных схемах, возможных преемниках и даже изменении Конституции, которыми специалисты в течение года радовали себя и немногочисленных своих читателей, – просто от скуки. И ради оправдания собственного существования, конечно. Кстати, пожалуй, это единственное наглядное изменение: теперь о развитии избирательной кампании сказать будет и вовсе нечего. Хотя, конечно, на то и специалисты, чтобы изворачиваться: поиски интереса в море тоски продолжаются, споры идут уже о том, как именно будет выдвигаться Путин – от «Единой России» или в качестве независимого кандидата. В обоих вариантах специалисты прозревают тайные смыслы, хотя на самом деле и это никакого значения не имеет.

Добрый царьВажно не то, как Путин выдвинется, какую программу предложит и какие заводы посетит. Важно только то, что будет после 18 марта 2018 года. И для старта таких рассуждений 6 декабря – хорошая точка. Повод, чтобы разобраться, какой Путин идет на выборы, чей это Путин, что у Путина есть и чего у Путина нет.

Мы видим, каким Путин хочет казаться. На выборы идет довольно либеральный и здравомыслящий Путин. Есть две медиаистерики последних недель: гнев патриотической общественности в связи с выступлением уренгойского школьника Николая Десятниченко в Бундестаге и боль патриотической общественности в связи с решением Международного олимпийского комитета, наказавшего российских чиновников, но оставившего шанс чистым спортсменам. В обоих случаях Путин выглядел много лучше, чем нанятые путинисты в телевизоре и чем искренние путинисты в социальных сетях. Десятниченко от травли защитил пресс-секретарь президента (после чего тема ожидаемо исчезла с ТВ, хотя в микроблогах до сих пор продолжается Великая отечественная война против школьника), по олимпийцам президент высказался лично в ходе все той же встречи с работниками ГАЗа. Приврал зачем-то, как без этого, заявив, будто в выводах комиссии нет ничего о существовании в России системы государственной поддержки допинга, но главное – подчеркнул, что государство Игры бойкотировать не будет и мешать спортсменам, которые пожелают выступить в Южной Корее, тоже не станет. А может, даже и не приврал: не исключено, что с его точки зрения обвинения в адрес Виталия Мутко и пожизненный запрет для российского вице-премьера по вопросам спорта на посещение олимпийских мероприятий – это не обвинения в адрес государства. Государство – это он, Путин, а не какой-то там министр. Про Путина ведь в документах МОК действительно ни слова. Это, впрочем, привычная мелочь, большинство россиян поверят вождю на слово, зато важно, что теперь на уровне официальной пропаганды стоны в стиле «отвечайте, кто вы прежде всего, спортсмен или патриот?» становятся невозможными. Что, разумеется, не отменяет Великой отечественной войны против предателей под белым нейтральным флагом в патриотических микроблогах.

За истекший год мы видели Путина беседующим с будущим и о будущем. Он встречался с молодежью и школьниками, которым стремился показать, что новым технологиям не чужд: поди забудь фразу о том, что фильм Стоуна о себе Путин «посмотрел на кассетах». Собственно, по факту и о выдвижении он ведь заявил еще за несколько часов до встречи с рабочими ГАЗа, на форуме добровольцев, сияющий среди сияющих и молодых людей. И в губернаторы Путин назначил (ну да, их выбирают, разумеется, это не имеет значения) целую когорту молодых и перспективных.

Мы знаем, что Путин открыт для конструктивных разговоров с миром: новости с заголовками «Трамп пожал руку президенту России» с международных саммитов государственные агентства не раз передавали с пометкой «Молния». Немного унизительно, зато готовность к диалогу демонстрирует наглядно.

Это все, кстати, создает своеобразный комический эффект: ясно ведь, например, что молодежь появилась в графике встреч президента не просто так, что это связано с «омоложением протеста», обнаружившимся после митингов Алексея Навального. Даже форум добровольцев не выглядит случайностью: это, помимо прочего, способ противопоставить настоящих добровольцев, которые заняты большими и важными делами и поддерживают, разумеется, Путина, волонтерам Навального, которые заняты дестабилизацией ситуации в сложный с точки зрения геополитики момент. То же и с внезапными приступами любви к регионам. В Нижнем у Навального недавно был митинг, и трудно отделаться от ощущения, что Путин мчит по следам оппонента в стремлении доказать, что на встречу с ним придет больше народу. Впрочем, в этом плане ситуация у президента неприятная: куда ни приедь, стена с обидной надписью «Здесь был Леша» обязательно найдется.Мы понимаем, что Путин ориентирован на регионы: тут и бесконечный список поручений губернаторам по итогам прямой линии, и тот факт, что главное свое заявление в этом году президент сделал не в Москве, перед чиновниками и депутатами, а в Нижнем Новгороде, перед простыми работягами.

Все думали, что спойлер Навального – Ксения Собчак, а пока спойлером Навального оказывается Владимир Путин. Но это особого значения не имеет, потому что Навального на выборах не будет, а Путин выборы выиграет.

Президент и его большинство

Еще у Путина есть грандиозная поддержка населения. Он в последнем (пока) послании даже благодарил народ Российской Федерации за невиданный ранее уровень консолидации. Это миф, элемент пропаганды, но и реальность тоже. Путинское большинство существует, пока у него нет серьезных поводов для конфронтации с режимом. Пока все проблемы, порождаемые коррумпированной системой, с неэффективными институтами позволяют нетребовательному большинству более или менее сносно жить. В относительно спокойной ситуации это хороший фон, чтобы выиграть выборы (то есть изобразить доступными художественными средствами результат, более или менее совпадающий с цифрами грандиозной поддержки), но это плохая опора в случае реального кризиса. Проклятое «пока» должно вызывать у президента опаску, да и вызывает, наверное. Вспомним показательный диалог с добровольцами: у Путина нет поводов сомневаться в победе, но он просит о поддержке. Кажется, искренне просит и по-настоящему радуется обещаниям. Ясно, что речь – не о поддержке на выборах, а как раз о поддержке после выборов, и ясно точно так же, что в этом смысле сегодняшние обещания ничего не стоят.

Советский Союз тоже ведь вовсе не был населен диссидентами и антисоветчиками. Советские люди в общем спокойно и не без симпатии относились к перспективам построения коммунизма. Но когда Союз рухнул, никакое «коммунистическое большинство» его защищать не ринулось. У позднесоветского человека Путина, до сих пор переживающего из-за «величайшей геополитической катастрофы ХХ века», нет оснований думать, что путинское большинство в аналогичной ситуации поведет себя как-то иначе.

В доверительной беседе Путина с путинским большинством намечается не взрыв, нет, неловкая пауза, после которой собеседникам только и остается, что разойтись по разным углам, стараясь в глаза друг другу не смотреть и о прежней любви забыть.Для сохранения невиданной ранее общественной консолидации у Путина было два ресурса – нефтяные сверхдоходы и заигрывание с имперскими комплексами. Сверхдоходы кончились, новых не предвидится, но и ресурс игры в империю оказался конечным. Крым возвращен, но дальше не двинешься, непонятные войны в далеких песках не вызывают пока вопросов о потраченных на них деньгах, но ведь и восторгов не вызывают. Важный элемент этой игры – конфронтация с Западом, но на место конфронтации потихоньку приходит стратегия игнорирования, постепенное выдавливание России из зон, где возможен диалог, пусть даже агрессивный. Это эффективнее, о чем догадались уже американские военные, спокойно заявившие, что вклад России в дело общей победы над запрещенной в России группировкой ИГИЛ не особенно велик (обидно: мы разбомбили не поддающееся учету количество террористических штабов, а они нас замечать не хотят). Это однажды поймут и политики из стана демократов – им нужно только смириться с мыслью, что Трампа выбрали не русские хакеры и даже не Маргарита Симоньян, а народ Соединенных Штатов. Но смирятся, куда им деваться. Чтобы вернуться к диалогу, надо сделать вещи невозможные – как минимум рискнуть завести разговор о статусе и судьбе Крыма. Но невозможные вещи ведь невозможными называются не просто так.

Президент и его меньшинства

У Путина также есть авангард, самые верные сторонники, люди, искренне поверившие путинской пропаганде, истерзанные комплексами, с дикой кашей в головах, влюбленные одновременно в великую Российскую империю и в Советский Союз, кипящие ненавистью к миру, обещающие что-то там повторить и ждущие, когда наконец их Путин покажет кузькину мать всем фашистам, пиндосам, а заодно и «пятой колонне», которая здесь, дома, поет под американскую дудку (и в которую записывают и Навального с Собчак, и путинских друзей-миллиардеров, и даже министров путинского правительства).

Но для них у Путина вовсе нет слов. Их Путин – это не их Путин. Он не хочет, да и не может строить тоталитарное государство в силу хотя бы логистических сложностей, связанных с перспективами большого террора. Он не готов повесить на фонаре Николая Десятниченко рядом с Виталием Мутко, не станет жечь Алексея Учителя вместе с кинотеатрами, показавшими кощунственный фильм Алексея Учителя, не двинет войска на Берлин и даже в Донбасс войска больше, похоже, не двинет. Он совсем не тот, кого в нем разглядели его самые ярые приверженцы. А значит, они разочаруются (они уже начали). Они, конечно, маргиналы, но недооценивать значение сверхмотивированных агрессивных маргиналов не стоит. Стоит пока зафиксировать, что самые верные сторонники Путина – это уже и сегодня его проблема, а не его актив.

Президент и его одиночествоЯстребам из ближнего круга Путину тоже сказать нечего (например, потому, что ястребы из ближнего круга по ясности взглядов на мир и перспективы развития страны недалеко ушли от путинского авангарда). Представители экономической элиты, которые, конечно, вполне равнодушны к уничтожению прав и свобод на родине, но при этом хотели бы остаться европейцами, обидно обзываются: рискуют говорить, что знакомство с Путиным – «токсичный актив». Пока – на условиях строжайшей анонимности, но уже вслух. Да и без того понятно, что ни любви, ни доверия у чекиста к нуворишам никогда не было. Кто не верит – может обратиться за справкой к Михаилу Ходорковскому.

Грядет неизбежная победа, гарантирована всенародная поддержка, и ответ на вопрос «Чей президент Путин?», кажется, должен звучать так: «Общий». Он и сам старается это показать, и себя старается в этом убедить, чтобы уйти от другого, вроде бы эквивалентного, но куда более неприятного варианта ответа: «Ничей».

Как будто на дворе снова 2007-й, и на языке – шутка про Ганди для интервьюеров из стран «большой восьмерки». Ах да, нет ведь больше никакой «восьмерки».

Перед победителем Путиным – мир, который больше не хочет с ним говорить, за спиной у победителя Путина – страна, для которой у Путина не осталось слов. И шесть лет или вечность на консервацию безвременья, борьбу против шанса на любые перемены, замораживание любого движения. Потому что теперь любое движение – это движение не к нему, а от него.

republic.ru