Последний день президента. Как Михаил Горбачёв покидал свой пост

06 ноября 2017

1493

Последний день президента. Как Михаил Горбачёв покидал свой пост

«Я действительно хочу понять самое главное:почему жизнь подавляющего большинства людей на 1/6 части суши в какой-то момент превратилась в ад. Кто виноват? Или все виноваты?» – так описывает автор идею,побудившую его взяться за перо. В романе показаны политические,экономические и социальные процессы,происходившие в нашей стране в конце ХХ века. 

Смешно, наверное, но разговаривать с Раисой Максимовной о делах Горбачёв мог только по ночам. Днём некогда, да и тогда, в декабре 91-го, она не выходила из больничной палаты. Врачи отпускали Раису Максимовну только на субботу и воскресенье, и то не всегда. Рука плохо двигалась, зрение вернулось без боковых полей, справа и слева от центра – сплошная белая пелена.

Горбачёв знал: если «первая леди» молчит, отворачивается, когда он начинает разговор, значит, ей есть что сказать. Только если она всё-таки скажет эти слова – тогда всё, это приговор...

«Ты будешь стрелять в народ?»

Он приехал на дачу в пятом часу утра. Раиса Максимовна не спала, просто лежала в кровати. Если был какой-то серьёзный вопрос, они обязательно выходили во двор, на свежий воздух – в комнатах не говорили. Горбачёв не сомневался, что Крючков, «слушавший» по приказу Горбачёва всех его соратников, его тоже прослушивает: когда Раиса Максимовна (ещё в прошлом году) затеяла – вдруг – ремонт в их квартире на Косыгина, рабочие вытащили из стен тьму каких-то проводов. Но Крючков, слава богу, сейчас в тюрьме, а Бакатин – это надёжно. Журналисты кроют Бакатина на чём свет стоит: новый шеф КГБ выдал американцам схему прослушки здания их посольства в Москве. Так здание вон сколько лет уже стоит совершенно пустое; Бакатин ещё в Вятке сидел, когда Госдеп, с подачи ЦРУ, запретил дипломатам переезд! Система прослушки была уникальной. Буш дважды обращался к Горбачёву: поделитесь секретами!

Горбачёв позвонил Бакатину:

– Отдай, слушай! Какой теперь в этой хрени толк...

Раиса Максимовна не ждала Горбачёва. Она решила, что ночевать он будет в Кремле. Если бы она знала, что Михаил Сергеевич приедет, она бы выбрала на ночь что-нибудь нарядное. Нет, не ждала: на ней была обычная ночная рубашка из льна, очень тёплая: после болезни Раиса Максимовна всё время мёрзла.

– Миша, спи! – попросила Раиса Максимовна. – Надо спать, Мишенька... Сон – это жизнь...

– Пожить я ещё собираюсь, – усмехнулся Горбачёв. – Я публично сегодня заявил: три человека не могут ликвидировать союзное государство. Вопрос должен рассмотреть Верховный Совет... Я на кровь не пойду. А как действующий президент СССР, начинаю серию государственных визитов в страны «семёрки». С широчайшим освещением в мировой печати. Ты спи, спи... – он ладонью провёл по её волосам.

Все хорошие, ласковые слова он произносил в последнее время как-то заученно, без души.

– Поговорим, Миша.

– Давай, – прищурился Горбачёв. Он встал и зажёг светильник на тумбочке. – Я это приветствую.

Как она не любила, господи, этот жёсткий, пристальный взгляд – «взгляд железного генсека», как она говорила!

– Миша, так ужасно сейчас быть президентом...

– Знаешь, не начинай! Я не уйду, – оборвал её Горбачёв.

– Ты уже ушёл, Миша, – вздохнула она. – Власть в России может быть какой угодно, Михаил Сергеевич: умной, глупой... но не смешной. Я о тебе.

Горбачёв сразу завёлся, замахал руками:

– Не влияй на меня, знаешь... Всё изменилось как будто, но вообще-то всё осталось прежним.

– А... Кремль, должность... это уже всё не так несерьёзно, Миша, как раньше. Мир меняется, потому что сейчас на планете есть ты, Горбачёв. Но если ты остаёшься – вот они, двадцать три колотые раны... У меня, Михаил, ощущение, что сейчас ты ищешь любой повод умереть не своей смертью, – вдруг резко сказала она.

Разговор оборвался. Горбачёв встал, но тут же тяжело опустился на краешек кровати.

– Знаешь, я вот это слушаю... и просто не обращаю внимания!

– А ты обращай, Миша, – твёрдо сказала-пропела она. – То, что я скажу, никто тебе не скажет. Тебя сейчас никто не защитит. Кто-нибудь Хрущёва защитил, а?

– Ну ты сравнила, знаешь! – махнул рукой Горбачёв. – Хрущёв же полоумный был и всех цеплял...

– Я о другом, – повысила голос Раиса Максимовна. – Бывают ситуации... если ты не отвернулся – теряешь зрение. У тебя привычка доверять окружающим. Жора Пряхин, мой помощник, постоянно об этом говорит. Рынок, рынок... Все кричат о рынке. Что такое рынок, – усмехнулась Раиса Максимовна, – можешь объяснить?

– Рынок – это как очередь в баню. Кто первый стоит, тот и помоется.

– Понятно... – протянула она.

– Эти перехлёсты сплошные... смешно даже... – Моё кредо – без крови.

– Правильно, Миша. Только в этой... уже сложившейся ситуации кто-нибудь всё равно выкинет Горбачёва из Кремля. Помнишь, Лена Чаушеску говорила нам: «Не повезло Николае, не тот народ ему достался...»

– У меня не возникло такое мнение.

– Я просто напоминаю...

– А я тогда сразу засёк: нельзя так говорить!

– И ты будешь стрелять в народ, если демократы народ поднимут? Солдат цепью поставишь?

Горбачёв поднял глаза:

– Сталин, когда перед войной в Молдавии волнения пронеслись, писал Хрущёву: «Стрелять в людей можно, конечно, но это не наш метод...»

– Вот. Выстрелишь – и сердечко твоё сразу же лопнет! Эту страну, Михаил Сергеевич, никто не выдерживает, в России все президенты рассыпались в маразме: Брежнев, Сталин, Ленин, Черненко... Хрущёв... тот вообще полубезумный стал, все говорят. Орал на всех и доорался до диабета, Аджубею два зуба выбил, когда он опять в запой ушёл!

Раиса Максимовна осторожно дотронулась до руки Горбачёва, но он вдруг её резко отдёрнул.

– Уходить нельзя, слушай... И я найду механизмы, которые обеспечат управляемость.

И хорошо, что сейчас всё пересеклось, только твою позицию, все эти умозаключения я не принимал и не приму!

– Дай зажигалку, – Раиса Максимовна потянулась за сигаретами. С недавних пор, с Фороса, она не стеснялась курить в его присутствии.

– Нагрузим общество демократией, – горячился Горбачёв, – а что дальше? Европа от свободы пьянеет, русские – дуреют, хотя я, конечно, не снимаю своё позитивное отношение к демократии.

– Посмотри на меня, Миша, – Раиса Максимовна прикурила и с удовольствием выпустила дым. – Я уже инвалид. С лихвой расплатилась. За нас двоих. Знаешь, мне уже хватит! – она нервно затянулась, на глаза навернулись слёзы.

Горбачёв всегда нервничал, если Раиса Максимовна плакала.

– Знаешь, я не соглашусь, потому что регулярно разговариваю сейчас с врачами. И у них, я вижу, много оптимизма, поэтому ты меня не подсекай, не подсекай!..

– Если ты не уйдёшь, я погибну, – вскрикнула Раиса Максимовна. – Слышишь? И ты погибнешь... и Ира, и Катя... все погибнем, это вопрос времени!

Горбачёв, сгорбившись, сидел на кровати.

– Этот бой не для нас с тобой, Миша, – кажется, она взяла себя в руки. – Крючков прав: люди, страна неплохо к тебе относятся. Пока ты есть – Ельцин силён. Нет тебя – Ельцин сдуется. Ему обязательно надо что-то ломать. Если он ломает, он силён. Сейчас ты только и делаешь, что его укрепляешь! Когда лошадь долго стоит рядом с ишаком, она тоже превращается в ишака!

– Это кто ишак?.. – поднял голову Горбачёв. – Ты не улавливаешь, что я сейчас предлагаю какие-то шаги, то есть это ошибочное мнение, что я оторвался уже от всего... Я же вижу, что Бориса водят за нос! Не только Бурбулис, кстати, так Коржаков теперь свои игры играет, да все... подтянулись...

– Ты уйдёшь, – перебила его Раиса Максимовна, – Ельцин и год не продержится. Он просто сопьётся – в момент! Вот когда страна снова призовёт Михаила Горбачёва! На фоне этого чудища дремучего... ты, Миша, будешь востребован раньше всех. В первую очередь. Все убедятся, что тогда, в 91-м, Горбачёв просто опередил своё время.

И в этом, кстати, твоя драма. Как исторической личности...

Как же Горбачёв ненавидел эту певучую интонацию, господи!

– Страна? Раиса... ты говоришь – страна? Если я ухожу, страны не будет, ты ж реально смотри! Разрушится всё. Сейчас, наоборот, нужен прорыв. А ты видишь только углы! Если я ухожу, значит, и я, считай, подписался под беловежской брехнёй!

– Ты не останешься, Михаил Сергеевич... – тихо возразила Раиса Максимовна.

– И если Горбачёв уйдёт, он будет смешон!.. Ты... ты понимаешь это, бл! Отрёкся от Советского Союза... Я не от трона, я же от страны тогда отрекаюсь – ясно?

В последнее время Михаил Сергеевич часто говорил о себе в третьем лице.

– Они не посмеют стрелять, – вдруг сказал Горбачёв.

– Посмеют! Ты Ельцина не знаешь! Ельцин, это же... вот ты, представь, держишь пост. Строго держишь пост. А потом – р-раз и где-нибудь в середине наедаешься разной дряни...

Горбачёв встал:

– Я сейчас вернусь...

Таблетки там, в кабинете, в ящике стола. Раиса Максимовна о таблетках знала. И Михаил Сергеевич знал, что она прекрасно понимает, почему он так тяжело спит и так тяжело просыпается по утрам. Никогда, никогда он не принимал эту гадость в её присутствии, даже здесь, дома, хотя бы дома он хотел быть сильным, очень сильным человеком. По утрам голова была тяжёлой, но спасала рюмка коньяка. А к ночи всё опять повторялось: тайские таблетки в жизни Горбачёва появились этой весной, с шахтёрских митингов, когда шахтёры решили штурмом брать Кремль.

– Ты куда?

– В туалет.

– Не надо, Миша! Если не можешь заснуть, съешь булочку с маком. Любая таблетка отличается от яда только дозой... – Раиса Максимовна встала. – Не дам! – твёрдо сказала она. – Иришка привезла маковые булочки, мак ешь хоть ложками, от мака уснёшь!

– Хочу воды.

– Значит, мы пойдём вместе.

– Ну...

– Миша, почему же ты не обратишься к людям? Почему ты не сделаешь, как сделал Алиев в Баку? Ну почему ты такой беспомощный?.. – она вдруг застонала.

Горбачёв по-прежнему сидел на краешке кровати со стаканом кефира в руках.

– В России нет народа, Раиса. Запомни это. Люди есть. Народа нет. Те, кто был народ, либо уже разъехались по миру, либо убиты. У тех, кто остался, – хата с краю. Везде одна трусость. Не к кому обращаться.

– Ты хочешь сказать... – Раиса Максимовна вдруг запнулась, – ты... хочешь сказать, теперь с русскими можно делать всё что угодно?

– И в хвост, и в гриву. Главное, сначала подсесть им на уши...

– Раньше ты так не говорил, Миша...

– Раньше я это всё не видел, хотя я самообучающаяся натура, ты знаешь!.. Если эти... заберут сейчас власть, через полвека у нас будет мёртвая страна. Она будет. Но это будет страна хунвейбинов... Главное сейчас – найти механизм, который обеспечил бы хоть какую-то управляемость.

– Миша...

– Я гадок сам себе, – вдруг тихо сказал Горбачёв...

Он резко встал и ушёл в кабинет. Через десять минут Горбачёва соединили по телефону с президентом Соединённых Штатов. Буш сразу сказал, что он осведомлён о беловежских решениях и советует «дорогому Горби» оставить всё как есть и «не влезать в это дело»...

Так была поставлена последняя точка.

Все знали, что Бушу звонил Ельцин. Но мало кто знает, что через несколько часов Бушу позвонил Горбачёв. Передача власти произошла на редкость спокойно, даже буднично. Первый (и последний) президент СССР передал Ельцину документы из «особой папки»: секретное соглашение Молотова – Риббентропа о разделе Европы, материалы о расстрелах в Катыни, записку Русакова о подлинных причинах смерти Сталина, решение Политбюро по Гагарину, катастрофе под Киржачом, ведущие документы по «атомному проекту», по бомбе...

Горбачёв вручил Ельцину ядерный чемоданчик и пригласил его на обед.

Ельцин подтвердил, что он исполнит просьбу Горбачёва: одна из госдач с тремя гектарами земли переходит в его пожизненное пользование, ему будет выделен «Сааб» с мигалкой, машина сопровождения, охрана и врачи.

«Прикреплённых» охранников, поваров и врачей президент России сократил в 10 раз: Михаил Сергеевич просил выделить ему 200 человек, Ельцин согласился на 20.

Было решено, что Горбачёв получит в Москве, на Ленинградском шоссе, большое здание для «Горбачёв-фонда».

Здание подбирала дочь Ирина. Она не постеснялась: 2 тыс. квадратных метров, вскоре Горбачёв откроет там ресторан «Президент», но он прогорит: желающих «откушать у Горбачёва» почти не было.

Ельцин обещал, что через неделю, в январе, правительственный авиаотряд выделит Горбачёву спецборт для поездки в Ставрополь, к матери.

Михаил Сергеевич очень просил, чтобы его кабинет в Кремле остался пока за ним: ему хотелось спокойно разобраться с бумагами, вывезти на дачу подарки и личные вещи.

Твёрдо договорились: торопить Горбачёва не будут.

Обедали втроём – кроме президента России Горбачёв позвал Александра Яковлева. Ему очень хотелось, чтобы в эту минуту рядом с ним обязательно был кто-то из своих.

Обедали в тишине. Ельцин пытался шутить, но даже у него настроение сейчас было очень скверное. Горбачёв запретил предлагать им спиртное.

Заявление Горбачёва об отставке записывал Первый канал. Ельцин предложил, чтобы прощание президента снимала команда Попцова, он недолюбливал Егора Яковлева и презирал Познера, который так хотел быть в «Останкино» самым главным, что не постеснялся прийти с этим к Ельцину, но Горбачёв настоял на своём.

Текст указа президента СССР о собственной отставке лежал перед Михаилом Сергеевичем на столе. Пока телевизионщики ставили зонтики, делали рассеивающий свет и проверяли звук, Егор Яковлев подошёл к Горбачёву:

– Михаил Сергеевич, сделаем так: вы скажете всё, что хотите сказать, и тут же, в кадре, на глазах у всей страны, подпишете указ.

– Брось, Егор, – махнул рукой Горбачёв. – Даже не намекай! Чего церемониться?.. Сейчас подпишу – и всё! Без волокиты.

– Как сейчас? – не понял Яковлев.

– Смотри!

Горбачёв взял авторучку и поставил под указом об отставке президента СССР свою подпись.

Наступила тишина.

– Всё, – сказал Горбачёв. – Президента у вас больше нет. И СССР нет.

– Ручку дайте, Михаил Сергеевич... – попросил телеоператор.

– На хрена она тебе? – не понял Горбачёв.

– На память...

– Да? Бери.

Потом Горбачёв быстро, без единого дубля, записал своё заявление: «Ввиду сложившейся ситуации с образованием Содружества Независимых Государств я прекращаю свою деятельность на посту Президента СССР. Принимаю это решение по принципиальным соображениям…»

Телевизионщики аплодировали.

Пир победителей

Вместе с Александром Яковлевым он быстро вернулся в свой кабинет, теперь уже – его бывший кабинет.

Горбачёв не выдержал – скинул пиджак и упал на диван:

– Вот так, Саша... Вот так...

– Ну... ничего, ничего... – утешал Яковлев.

По лицу Горбачёва текли слёзы.

– Как же это всё случилось – а, Саша?

– Э, Михаил Сергеевич... если бы знать, если бы знать...

Тихо, в полной темноте, над Кремлём был спущен государственный флаг Советского Союза. Свет погасили специально, чтобы никто не видел, как спускается флаг.

25 декабря, 19 часов 38 минут. Кремль погрузился в темноту.

Торжественный момент.

Через 20 минут над Кремлём так же тихо, так же в полной темноте был поднят флаг Российской Федерации.

Вечером, когда Михаил Сергеевич был в машине, ехал на дачу, позвонил Андрей Грачёв, пресс-секретарь экс-президента СССР:

– Ельцин передаёт, что у правительства России нет возможности выделить вам борт на Ставрополь...

Один президент пьёт, как сапожник, и заживо – пьяный – давит людей на улицах.

Другой президент собирает кожаные обложки от исписанных блокнотов и заготавливает – на чёрный день – колбасу и коньяки.

Эй, Россия... Россия Петра Великого, Россия Минина и Пожарского, Суворова и Кутузова, Ушакова и Нахимова, Россия Пушкина, Лермонтова, Достоевского, Льва Толстого, Блока, Ахматовой, Чайковского, Мусоргского, Кулибина и Менделеева – Россия, ты как оказалась в этих руках?

После пьянки в Беловежье никто, ни один человек не вышел на улицу.

Коммунисты – молчали, интеллигенция – молчала, полководцы – молчали. А ведь были живы Раушенбах, Уткин, Лихачёв, Надирадзе, Ульянов, Шумаков, Лозино-Лозинский, Бункин, Новожилов, Плисецкая, Свиридов, Ефремов, Черток – тысячи (тысячи!) выдающихся советских людей.

Куда же ты делась, Россия, ведь сразу начнутся войны, которых просто не может быть; да разве можно было бы представить, что когда-нибудь Россия будет воевать с Украиной, с Грузией, что насмерть расколется Молдавия, что маленький Таджикистан из-за внутренних конфликтов потеряет миллион человек?..

Россия – ты каждому из нас, каждому... из нас обязана сегодня своим концом.

Победы видны. Победы всегда видны. Конец – редко виден, совсем редко, он может быть бесконечным, но это конец.

Утром, едва Горбачёв проснулся, новый звонок из Кремля, из его приёмной:

– Михаил Сергеевич, в восемь двадцать у нас появились Ельцин, Хасбулатов и Бурбулис. Отобрали ключи от вашего кабинета и вошли...

– Что сделали?..

– Сидят у вас в кабинете, Михаил Сергеевич. Похоже, выпивают. Ельцин сказал, что здесь, в приёмной, мы больше не нужны и можем... на все четыре стороны... Бурбулис попросил принести конфеты...

– Какие конфеты?

– Они там виски пьют, Михаил Сергеевич. За вашим столом.

– Правда, что ли?.. – не поверил Горбачёв.

– Отмечают, – доложил секретарь.

Руководители Российской Федерации действительно принесли с собой большую бутылку виски и распили её – под конфеты – за рабочим столом президента несуществующей страны.

«Пир зверей!» – махнул рукой Горбачёв.

(Публикуется с сокращениями.)

versia.ru