Индульгенция для избранных. Почему «судебная реформа» Порошенко — миф

10 октября 2017

1191

Индульгенция для избранных. Почему «судебная реформа» Порошенко — миф

Во вторник, 3 октября, Верховная Рада проголосовала за законопроект № 6232, который дает старт судебной реформе. Это был самый долгий законопроект в истории украинского парламента, к которому депутаты вносили более 4 тыс. поправок: многие эксперты в области права высказывали свои замечания к тексту документа. По их убеждению, если его принять без изменений, то ситуация с судопроизводством в Украине существенно ухудшится.

«Ракурс» пообщался с депутатами и спросил их: какие наиболее одиозные изменения ждут судебную ветвь власти после принятия многострадальной судебной реформы?

Алена Шкрум, член депутатской фракции политической партии «Всеукраинское объединение «Батькивщина»:

— Понимаете, мы точно не знаем, какие поправки остались, а какие убрали. Однако наиболее одиозными можно назвать две из них. Первая — от господина Лозового из «Радикальной партии», вторая — от «Оппозиционного блока».

Что касается первой, то в изменениях к ст. 219 УПК предлагается считать началом срока досудебного расследования не момент сообщения о подозрении, а момент регистрации информации в Едином реестре досудебных расследований. (В четверг, 5 октября, юрист Татьяна Зелькина пояснила, что поправки Лозового не затронут преступлений времен Майдана. — Ред.)

Этот шаг будет иметь катастрофические последствия, поскольку уменьшит сроки расследования с 2, 3, 5, 10 или даже 15 лет, в зависимости от категории дела, до 3 или 6 месяцев. Потом генеральный прокурор, следственный судья или прокурор будут решать, продолжать ли расследование еще на три или шесть месяцев. Таким образом, по большинству дел уже истек срок досудебного следствия. В результате количество отказов в начале расследования при неочевидных преступлениях значительно увеличится, поскольку правоохранители не будут брать на себя ответственность расследовать эти преступления так быстро. Собственно, они банально не смогут это сделать.

До принятия этих поправок у нас была возможность проводить досудебное следствие, когда речь идет об особо тяжких преступлениях, больше года. Мы понимаем, в какой ситуации сейчас находится следствие. Однако по некоторым делам, даже если бы следователи работали в какой-то европейской стране, они бы все равно не успели провести досудебное следствие в течение двух или и шести месяцев. Как юрист я убеждена, что эта правка улучшает положение и имеет обратную силу. Ведь в уголовном процессе все, что улучшает положение, имеет обратную силу. Таким образом, эти изменения сделают невозможной эффективную работу НАБУи расследования «майдановских» дел и дел о преступлениях бывших высокопоставленных чиновников.

Поправка от «Оппозиционного блока» касалась того, что не могут быть объектом специальной конфискации средства, которые находятся у третьих лиц. Ранее мы проголосовали за то, что, например, у кого есть необоснованные активы, есть гражданская конфискация, и если человек не может объяснить происхождение этих активов, то их могут забрать. Но теперь приняли поправку, согласно которой необоснованные активы нельзя будет предъявлять связанным лицам. Например, возбуждено уголовное дело на человека, у которого миллионы долларов на счетах. А он взял и «слил» эти активы на фактически подконтрольную себе компанию, то есть на связанное лицо. И в результате эти средства уже нельзя будет конфисковать. Здесь вопрос к господину Луценко: был ли он в курсе этой манипуляции? Ведь сейчас он говорит о конфискации огромных сумм, одновременно вводится норма, которая позволяет избежать спецконфискации.

Изменения в ст. 242–244, 332 УПК предусматривают, что теперь только суд сможет назначать экспертизу. Это означает, что сторона защиты лишается своего права привлекать экспертов на договорной основе, а сторона обвинения будет вынуждена ждать разрешения суда, чтобы провести экспертизу. Такое изменение является нарушением принципа состязательности. К тому же вводится монополия Киевского научно-исследовательского института судебных экспертиз. Этот институт подчиняется Министерству юстиции. Возникает логичный вопрос: почему только один институт и почему именно этот? На рабочей группе мы согласились, что эту норму убираем, но потом ее взяли и вернули.

Я уже молчу о том, что возвращают экспертов в области права, вместо судей, за деньги, решать, какую норму закона применять, а какую нет. Никто не знает, кто эти эксперты.

Что касается положительных моментов. По словам председателя комитета ВРУ по вопросам правовой политики и правосудия Руслана Князевича, были возвращены наши концептуальные поправки об открытости судов, защите персональных данных. Что касается последнего, то они додумались записать в законе, что в единую информационную систему будет вноситься фамилия, имя, отчество, адрес, образование и другая информация о человеке, если по нему было открыто дело. Это вообще противоречит Европейской конвенции по правам человека. Вроде бы они это поддержали, но финальный текст мы увидим через несколько недель.

Касательно электронного судопроизводства. У меня было предложение отсрочить его до тех пор, пока у нас в стране не будет нормального доступа к интернету. Вопрос в том, что сегодня у нас огромное количество переселенцев. К примеру, если вы официально трудоустроены, то вам придет повестка на работу или домой. Но у нас многие люди не трудоустроены официально и не проживают по месту регистрации. Поэтому возникает вопрос: куда им придет повестка? Ранее эта повестка должна была их искать, если известно какое-то место жительства или работы, даже неофициальное, то она их находила. Я предлагала эту систему оставить. Но эту правку, к сожалению, не отстояли. И теперь те же вызовы в суд будут обнародоваться на едином портале судебной власти Украины. Я спросила у депутатов, кто может назвать адрес этого портала. Выяснилось, что его знают только пять коллег, которые в прошлом были юристами. Ну а если человек не увидел повестку в суд, возможно, у него не было доступа к интернету или по другим причинам, тогда, извините, дело рассмотрят и решение вынесут без вас.

Изменения в ст. 303, 307 возвращают к жизни нормы УПК 1960 года о возможности обжалования следственному судье решения о подозрении. Это позволит судам блокировать любое уголовное расследование. Эта норма породит новые коррупционные риски при расследовании уголовных производств.

Леонид Емец, член депутатской фракции политической партии «Народный фронт»:

— Позиции, касающиеся ограничения фото- и видеофиксации в судебном заседании, отменены Верховной Радой. То есть ограничений на фото- и видеофиксацию не будет. Хочу объяснить, откуда эти нормы там появились. Рабочая группа, которая готовила кодексы, в основном состояла из действующих судей и судей в отставке. Понятно, что процессуальные кодексы должны писать практикующие судьи, ведь у них есть свое видение дисциплины в судебном заседании. Очевидно, что они хотят контролировать процесс судебного заседания, то есть следить за дисциплиной, кто и как выступает и ведет фото- и видеосъемку. Они говорят, что политических дел одно-два, а десятки тысяч бытовых, где иногда бывает страшный бардак.

Еще раньше я предупреждал судей: для того, чтобы Верховная Рада дала им дополнительные рычаги в части дисциплины в судебном заседании, сначала нужно вернуть доверие к суду и его решениям. То есть продемонстрировать, что вынесенное судьей постановление законно и во время вынесения судья придерживался принципов верховенства права. Сегодня пока они этого не заслужили. Сейчас для общества единственный способ вернуть доверие к решениям суда — прозрачность заседаний. Поэтому открытость, а именно фото- и видеофиксация — это то, за что мы в свое время долго боролись, меняя законодательство.

Аналогичная ситуация и с присутствующими в зале заседаний. Было предложение ограничить количество присутствующих на судебном заседании размером зала. В принципе, все логично: ну не зайдет в зал больше людей, чем он может вместить. На практике, к сожалению, суды этим часто злоупотребляли. И для резонансных вопросов находили самый маленький зал для того, чтобы физически ограничить количество присутствующих. В нормальной стране эта норма была бы не нужна. У нас, пока судьи ведут себя таким образом, прозрачность — это единственный способ быть уверенным в том, как принималось это решение.

Электронное судопроизводство — это мировая практика, которая облегчает жизнь всем. Сегодня электронное судопроизводство — процедура, разбитая на этапы, которая не будет внедрена прямо сейчас. На это понадобится несколько лет.

Елена Сотник, член депутатской фракции политической партии «Объединение «Самопомощь»:

— Одной из наиболее одиозных новаций является правка господина Лозового в Уголовный процессуальный кодекс относительно сокращения срока следствия. Этим предложением были изменены правила расчета срока расследования преступлений (максимум 2 месяца, если есть подозреваемый, 6 месяцев — общий срок), процедуры уведомления о подозрении и назначения экспертиз в уголовном производстве. Основные угрозы этой поправки заключаются в том, что если есть подозреваемый, то уголовное производство не может продолжаться более двух месяцев. На практике это означает, что все уголовные производства против лиц, совершивших преступления во время избиения и расстрела майдановцев, будут закрыты (позже это утверждение было опровергнуто. — Ред.). Общество и потерпевшие не дождутся наказания виновных. Все уголовные производства за взяточничество, нецелевое использование государственных средств и хищение государственных средств будут также закрыты. То же касается лиц, задержанных на получении взятки или на месте убийства, воровства — все они выйдут из СИЗО, поскольку по ним прокуроры должны или закрыть уголовные производства, или немедленно направить их на рассмотрение в суд.

Когда мы говорим, что любое расследование уголовного производства не может продолжаться более шести месяцев (для преступлений средней тяжести это вообще три месяца), то в реальной жизни это приведет к тому, что лица не будут признаны потерпевшими, поскольку следователи просто физически не будут успевать расследовать уголовные производства.

Коррупционные дела и крупные финансовые махинации не будут расследовать, потому что, опять же, не хватит шести месяцев на проведение всех следственных действий и получение всей необходимой информации, в частности, результатов экспертиз или ответов на запросы от иностранных государств. Таким образом высокопоставленные чиновники, судьи будут избегать ответственности, потому что им будет достаточно скрываться шесть месяцев, и когда этот срок истечет, уголовное производство закроют.

Также вводится исключительно государственная экспертиза. На практике это приведет к тому, что в государственных учреждениях при проведении экспертиз будет развиваться коррупция (платить будут за ускорение процесса, необходимый результат и т. д.). Ну а загруженность экспертов в государственных учреждениях приведет к длительному ожиданию выводов и исчезновению всех доказательств из-за истечения времени. Виновные в разбоях, убийствах будут на свободе, потому что физически сроки экспертиз и сроки досудебного расследования будут несоразмерны.

Еще одна, на мой взгляд, резонансная правка, которую также вернул господин Князевич и комитет назад, касалась взыскания необоснованных активов (опять же в коррупционных преступлениях). Теперь невозможно будет взыскать необоснованные активы, которые записаны на третьих лиц. То есть если активы записаны на связанных лиц (например, жену, брата, свата, офшорную компанию), то антикоррупционные органы не смогут обернуть их в доход государства.

Вопрос в том, что в первом чтении было подано много того, что меняет подходы. Например, по всем кодексам проходит то, что прокуратуре предоставляются чрезмерные полномочия вопреки Конституции. Также по всем кодексам проходит вопрос сужения возможностей для всех сторон. В частности, речь идет о возможности инициировать экспертизу, задавать вопросы сторонам. Установлено ограничение до 10 вопросов. Почему именно 10? Ведь в уголовном деле ключевому свидетелю иногда нужно задать и 100 вопросов.

Что касается отвода судей, то их можно будет отводить лишь на начальной стадии рассмотрения дела. Но почему? А если я позже выяснила, что конфликт интересов? В этом законопроекте очень много подобных негативных вещей.

Екатерина ПОЛИЩУК, опубликовано в издании Ракурс