Так кем же была дама по имени Смерть, буковинская муза Генри Миллера?

В 1923 году Генри Миллер, тогда еще мало кому известный 32-летний ньюйоркец (в то время он был всего лишь рядовым сотрудником компании «Вестерн Юнион», зло и остроумно окрещенной им «Космодемонической Телеграфной Компанией», не опубликовал еще ни одного своего произведения, и о будущей всемирной славе одного из величайших писателей ХХ столетия вряд ли мог даже и помышлять), познакомился в Wilson’s Dance Hall (иначе Wilson’s Dance Academy, позднее переименованной в Orpheum Dance Palace), что на Таймс-сквер, с некой Джун Мэнсфилд (June Mansfield), 20 лет от роду, подрабатывавшей в том же Wilson’s Dance Hall в качестве «taxi dancer» – платной партнерши для танцев (помните у Тины Тернер: I`m your private dancer, a dancer for money, I’ll do what you want me to do…).

Частенько работа «taxi dancer» была лишь прикрытием для более предосудительного, с точки зрения обывателя и закона, занятия проституцией (о чем, в частности, можно судить по истории Мелиссы, одной из героинь «Александрийского квартета» Лоренса Даррелла, кстати – ближайшего друга Генри Миллера; уж не с Джуны ли Даррелл и писал свою Мелиссу? – во всяком случае, версию о том, что она в чем-то могла послужить прототипом для миллеровского приятеля, я бы не стал с ходу отвергать).

Встреча эта, не предвещавшая ничего особенного, на деле не только круто изменила судьбу самого Генри, но и оказалась знаменательным событием для всей мировой культуры ХХ века.

Примерно год спустя Генри Миллер развелся со свой первой женой, Беатрис Сильвас Уикенз, от которой у него была дочь – Барбара, и связал себя узами брака с Джун.

Несмотря на периодические разрывы и постоянные скандалы, они проведут вместе более десяти лет. Именно Джун уговорила Генри оставить «Вестерн Юнион» и всецело отдаться писательству, став, по сути, главным спонсором писателя на раннем этапе его творческой деятельности (жили они, в основном, на те деньги, что Джун зарабатывала в качестве платной партнерши для танцев, а также на подачки ее богатых поклонников и «друзей»). А их сложные взаимоотношения – любви-ненависти – стали не только одной из центральных повествовательных линий во многих произведениях Миллера, таких, как «Свихнувшийся петух» (“Crazy Cock”), «Тропик Козерога» и трилогия «Роза Распятия» («Сексус», «Плексус» и «Нексус») , но и тем, что в принципе вызвало эти произведения к жизни, стало их «внутренним мотором» (то есть, Джун Мэнсфилд можно по праву назвать не просто женой, но музой Генри Миллера).

Позднее этим же взаимоотношениям посвятит свой роман, так и названный – «Генри и Джун» , знаменитая Анаис Нин, а не менее знаменитый режиссер Филип Кауфманснимет по нему одноименный фильм, с Умой Турман в главной роли. Уже в наши дни известный британский поэт и прозаик Джереми Рид сделает Джун одной из героинь (и «голосов», а их там всего пять) своей романтизированной биографии выдающегося французского театрального новатора Антонена Арто - «В погоне за черными радугами» . Наконец, как я уже писал выше, есть некоторые основания полагать, что и Мелисса из «Александрийского квартета» Лоренса Даррелла была частично списана с Джун.

Мало какой женщине выпадала подобная честь. Кем же в действительности была Джун Мэнсфилд?

Сведения о ней крайне скупы. Мне пришлось облазить Интернет, чтобы насобирать, по крупицам, хоть какие-то факты из ее биографии. Еще сложнее было отделить факты реальные от откровенного вымысла, ошибочных данных или мало на чем основанных гипотез.

Достоверно известно, что Юлия (по иным данным – Джульетт) Эдит Смерть (именно такую – пугающую и исполненную глубокого символизма – фамилию получила при рождении будущая Джун Мэнсфилд) появилась на свет 28 января 1901 (либо 1902) года в Австро-Венгрии, на Буковине, неподалеку от Черновцов, в местечке Русская Молдавица (правильнее – Руська Молдавиця, ибо эпитет «русский» в данном случае, как и в названии улицы Руська во Львове, к примеру, никакого отношения ни к России, ни к великороссам не имеет, а имеет наипрямейшее к украинцам-русинам, до сих пор составляющим немалый процент среди жителей этого селения). Ныне это село Молдовица (Moldovița) , административный центр одноименной коммуны, входящей в жудец Сучава, что расположился на самой границе Румынии с Украиной.

В местечке этом, насчитывавшем тогда почти три тысячи жителей, издавна бок о бок мирно сосуществовали представители самых разных национальностей и культур: румыны и молдаване (если между ними вообще есть какая-то разница), евреи и ромы (цыгане), украинцы и немцы, звучала разноязыкая речь – румынская, славянская, немецкая, идиш. Англоязычная Википедия, ссылаясь на «Сексус» Генри Миллера, делает предположение, что родители Джун (точнее Юлии) происходили, по-видимому, из «румынских цыган». Но Генри Миллер в данном вопросе источник ненадежный.

Во-первых, «Сексус» – вещь, все же, художественная, пусть она, при том, в значительной мере и автобиографична.

Во-вторых, в разных произведениях Миллера Джун то и дело «меняет» свою «национальную принадлежность»: то она у него славянка (то ли полька, то ли украинка – писал, к примеру, о «славянских скулах» своей жены), то еврейка (он даже, среди прочего, упомянул об этом, когда отверг безосновательные обвинения в антисемитизме), то, вот, «румынская цыганка». В-третьих, сам Миллер неоднократно упоминает о патологической мифомании Джун, о ее склонности к вранью и приукрашиванию своей биографии, привнесению в нее элементов экзотики (что вообще было характерно для богемы начала ХХ века, вспомните хотя бы русских символистов, футуристов и акмеистов). А Джереми Рид, в своем романе «В погоне за черными радугами», даже описывает, как подозрительный Генри специально водил Джун в румынский ресторан в Париже – проверить ее слова, и злорадно наблюдал за тем, в какое замешательство приводили его спутницу национальные румынские блюда и румынский язык кельнеров. Во что, если честно, тоже не особо верится, учитывая то, что, как бы там ни было, но раннее свое детство Юлия-Джун все же провела на Буковине, в румынском, в значительной степени, окружении, и потому вряд ли и румынская национальная кухня и язык, который она, несомненно, должна была слышать, а может даже и знала в каких-то пределах, могли бы ее столь ошеломить.

Но, в любом случае, более тщательное исследование показывает: родители Юлии были евреями-ашкеназами. По крайней мере, это верно в отношение ее отца – Вильгельма Смерти. Возможно, что цыганкой была мать Юлии – Фанни (по другим данным – Таня или Яня) Смерть, в девичестве – Будд (Budd) , позднее, уже в США, сменившая свое имя на Френсис.

Кстати, даже с фамилией Юлии не все так просто. Я встретил несколько различных ее написаний: Smert, Smerth, Smerthe, Smert’, Smerdt. Да и кириллическая ее передача в разных источниках довольно разнится: Смерть, Смерт, Смерч (тоже весьма символичное звучание!) и даже Шмердт. Ведутся споры и по поводу ее происхождения: одни считают, что фамилия «бесспорно» украинская, другие уверяют, что фамилия «типично» еврейская. По прибытии в США семья англицизирует фамилию, превратив мрачновато-поэтичную Смерть в тривиальную Смит.

Судя по всему, чета Смерть (или, опять же, только Вильгельм) перебралась на Буковину из Галиции, из некоего местечка Боры. Но, вот, о какой «Галиции» идет речь – о Восточной или Западной – опять не ясно. Одни твердят о существовании местечка с подобным названием где-то на пограничье Галиции и Буковины (то есть, тогда это Восточная Галиция, сиречь нынешняя Западная Украина, но, меня смущает это неопределенное «где-то»), другие – о Борах возле Явожно (Jaworzno) , на территории современной Польши (того самого Явожно, где в 40-х находился польский концентрационный лагерь для лемков, «заподозренных в сочувствие ОУН-УПА», в период проведения так называемой «Операции Висла», своего рода «окончательного решения «украинского вопроса» в Польше). Однако, я не уверен (мои познания в географии не столь велики), можно ли Явожно, которое входит в состав Силезского воеводства отнести к Галиции, пусть и Западной (а о том, что Вильгельм Смерть был таки родом из Галиции утверждают в один голос почти все источники, которые попались мне на глаза).

Если проанализировать имена родителей Юлии (Вильгельм, Фанни), а также ее братьев и сестры (старшие Мария-Августа, или же Густава, и Герман, и младшие Зигмунд и Игнац, который в Америке станет Эдуардом), можно почти с уверенностью утверждать, что в семье говорили на немецком (впрочем, наряду с ним мог использоваться и идиш, а может и румынский или, чем черт не шутит, украинский – в конце концов, и для славянской по звучанию фамилии Смерть, и для намеков на «славянство» Джун у Миллера должны были иметься какие-то основания).

В 1908 году молодая (27 лет) Фанни Смерть вместе с пятью своими детьми (среди которых была и шестилетняя Юлия) отправляется на корабле «Президент Линкольн» в эмиграцию в США, следом за годом раннее отбывшем туда же (через Германию) в поисках счастья 29-летним мужем (Вильгельм Смерть поселился в Нью-Йорке у своего, вероятно двоюродного или же сводного, судя по разным фамилиям, брата Хаима Липшульца). Спустя три года мы видим Вильгельма Смерть (к тому времени уже Уильяма Смита) работающим гладильщиком на одной из нью-йоркских фабрик по производству верхней одежды (если я, конечно, правильно перевел английские “ironer” и “cloak factory”). С ним же, на одном из нью-йоркских авеню, с неимоверно длинной нумерацией вместо названия, проживает и все его буковинское «святое семейство».

А еще через какое-то время, так и не получив высшего образования, его 15-летняя дочь Джулия (Джульетт) Эдит Смит устраивается платной партнершей по танцам в Wilson’s Dance Hall (где еще через какое-то время и встретит свою судьбу в виде скромного клерка-очкарика, бредящего анархистскими идеями, пытающегося выдавать себя за мачо и сердцееда, и в тайне лелеющего мечты о литературной славе). Именно тогда Джулия Смит уже в третий раз (но, впервые по собственному почину) сменит имя, превратившись в легендарную и загадочную Джун Мэнсфилд. В сущности, Джун – не более чем ее сценический псевдоним.

А потом будет яркое и бурное десятилетие богемной жизни в Нью-Йорке и Париже, рядом с великим писателем Генри Миллером (во многом ею же самой и созданным, он даже издавал свои книги первоначально под именем жены – иначе издатели их просто не брали), с тем самым Генри Миллером, который то и дело изменял ей с другими женщинами, и которому она изменяла с другими мужчинами, да и с женщинами тоже (Джун была бисексуалкой), что не мешало им оставаться вместе. Будет знаменитый «любовный треугольник» (фактически ménage à trois): Генри, Джун и американская художница и поэтесса Джин Кронски (Jean Kronski), о которой Миллер писал, что она постоянно носила с собой в одном кармане «Алису» Льюиса Кэрролла, а в другом – «Дао Дэ Цзин», и с которой у Джун была лесбийская связь, стоившая немалых нервов и попорченной крови бедолаге Генри.

Предполагаемая подлинная Джин Кронски - Марион Фиш

Кстати, тоже, вот, любопытный человек – эта Джин Кронски, и довольно загадочный. Скорее всего, это не настоящее ее имя, а псевдоним, подобранный для нее Джун. В качестве настоящего ее имени чаще всего называют два варианта: либо Джин Левин, либо Марион Фиш (она же, по имени своих приемных родителей, Марион Маккарти), у которой, помимо Джун Мэнсфилд, была любовная связь с еще одной знаменитой «Джун» - Джуной Барнс (правда, имя ЭТОЙ Джун писалось немного по-другому – Djuna), американской писательницей-модернисткой, одной из знаковых фигур предвоенного космополитического богемного Парижа и автором лесбийского романа «Ночной лес» (предисловие к которому написал ее близкий друг Томас Стернз Элиот – так все тесно переплетено в нашем, не таком уж и большом, как оказывается, мире).

Джуна Барнс

Но, оставим, пока, в покое Джин Кронски (может, как-нибудь я расскажу и о ней, но – не сейчас), и вернемся к Джун Мэнсфилд.

Помимо бурных любовных романов в новой, после очередной смены имени и встречи с Генри Миллером, жизни будет и общение и дружба с такими незаурядными личностями как, если верить Джереми Риду, «великий и ужасный» Антонен Арто и писательница и актриса Анаис Нин (к которой Джун питала отнюдь не только дружеские чувства, и с которой у Генри тоже случится роман: в конечном итоге именно Анаис окончательно вытеснит Джун из сердца Генри и временно займет там ее место).

А потом будет развод с Генри, еще один муж – работник американской страховой компании Стрэтфорд Корбетт (похоже и здесь у Джун сработал явно ей присущий «комплекс Пигмалиона» – ей, видимо, показалось, что Стрэтфорд – очередной непризнанный гений, которому она сможет подарить шанс воплотиться, реализовать себя, как это ни странно, Смерть обладала склонностью дарить жизнь, но с Корбеттом, увы, ничего не вышло, более того, он потом оставит ее ради голливудской актрисы Риты Ла Рой).

Джун Мэнсфилд в конце жизни

А потом – годы полунищенского существования на то, что от своих щедрот посылал ей, от случая к случаю, с друзьями, к тому времени уже начавший восхождение к вершинам славы Генри Миллер (теперь ОН стал ее кормильцем), скромная должность нью-йоркской социальной работницы, длительное пребывание в нескольких психиатрических клиниках, где Джун «лечили» популярным тогда электрошоком (да так усердно «лечили», что во время одного из сеансов, когда Джун лежала на операционном столе, зажав в зубах, дабы не прикусить язык, толстую резиновую пластину, сведенные от электрошока судорогами мышцы буквально сломали ей несколько костей). Когда, уже в конце 60-х Генри снова увидел Джун, он попросту не узнал ее – так проехался по ней каток жизни. В 70-е Джун переехала к одному из своих братьев в Аризону, где тихо и незаметно угасла, закончив свои дни в 1979. А всего лишь год спустя скончался и Генри Миллер.

Так кем же была Джун Мэнсфилд – дама по имени Смерть, буковинская муза Генри Миллера?

В одной из статей я встретил отзыв о ней как о «вульгарной и малообразованной особе». Но разве полюбили бы ТАКУЮ Джун Генри Миллер и Джин Кронски? Разве стали бы поддерживать отношения с «вульгарной и малообразованной особой» Анаис Нин и Антонен Арто (который вообще очень тяжело сходился с людьми, а женщины в их физиологическом, сексуальном аспекте его и вовсе не интересовали, если его и влекло к ним что-то, то это были лишь их духовная, эмоциональная и интеллектуальная составляющие)?

Разве вдохновила бы (и продолжала бы вдохновлять уже и после своей смерти) такая Джун многочисленных писателей и режиссеров на создание шедевров? Наконец, разве «вульгарная особа» сумела бы почувствовать в никому неизвестном молодом человеке потенциал выдающегося писателя и выпестовать из банковского клерка подлинного гиганта современной литературы? Кстати, Джун сама когда-то мечтала стать писательницей, и хоть неспособность к длительному и кропотливому писательскому труду не позволила ей реализовать эту мечту, о ее бесспорном литературном таланте, о ее владении словом, стилем свидетельствуют ее письма к Генри Миллеру и Анаис Нин.

cripo.com.ua