Как Александр Блок работал на следственно-судейский корпус Временного правительства

При новой власти, новых порядках. И оставил об этом периоде карьеры весьма любопытные воспоминания. Они касаются и низложенного последнего императора Николая Второго.

Впрочем, юридические познания Александра Александровича Блока были вполне естественными, наследственными. Отец Александр Львович Блок был профессиональным юристом, профессором Варшавского университета. Хотя с девяти лет Саша Блок жил уже с отчимом, гвардейским офицером Францем. Мама Александра Андреевна оставила ему родную фамилию, а сама сменила на Кублицкая-Пиоттух. Отметим для интереса, что развода ей удалось добиться через Синод (развенчание). То есть времена Анны Карениной, которая никак не могла добиться развода, в России закончились.

Изобретатель водки

Про поэтические достижения Александра Блока (стихи начал сочинять с пяти лет) написано и без нас немало, тем более он еще был прозаиком, переводчиком. Поговорим о его должности судебного секретаря-редактора, которая происходила в органе с чудовищно сложным названием — «Чрезвычайная следственная Комиссия по расследованию противозаконных действий на должности бывших министров, главноуправляющих, и прочих высших должностных лиц как гражданских, так и военных и морских ведомств».

Фактически Блок читал и редактировал протоколы судебных заседаний, а необходимость была в связи с изменениями в Уголовном кодексе. В журнале «Былое» поэт (в данном случае фактически судебный чиновник) Блок публикует в 1919 году протоколы допросов министров Временного правительства. Их, между прочим, судили с уважением — не по новому УК, а по-старому, дабы соблюсти чистоплотную законность. Они же работали и действовали при других законах. Но, может, для истории нашего государства главный труд на этом поприще состоялся в 1921 году, незадолго перед смертью — это документальная книга «Последние дни Императорской власти». Эта работа, вот уж поистине каторжная, потому что в тот год у Блока обострилась астма, была цинга, имелись и психические расстройства. И вообще ему не хватало... еды. Еще тепла в прямом смысле — в Петрограде в те времена почти не топили зимой. Жил, при всей прижизненной славе, бедненько. Еще и после смерти отчима закономерно забрал мать к себе, но его тезка крайне не поладила с женой — Любовью Менделеевой, дочерью того самого легендарного химика Дмитрия Менделеева, который по мифу придумал сорокоградусную русскую водку. Домашние разборки тоже подорвали силы и нервы размотали. Кстати, если побываете в Петербурге, загляните в музей-квартиру Блока (ул. Декабристов, 57), в ней есть кресло-качалка Менделеевой, такое уютное-уютное, купленное лично мужем. И вообще музей много говорит о характере и привычках хозяина. Ламповая атмосфера. Но строгая.

Делопроизводителем стал на войне

Отметим, что яркий поэт-символист, когда надо, спокойно входил в сухую стилистику клерка-делопроизводителя. А это помимо стиля еще и специальные формы для конкретных деловых инструментов. Как говорят сотрудники «блоковского» отдела Института русской литературы РАН (Пушкинский дом, Санкт-Петербург), которые плотно исследовали и эту сторону работы поэта, «в делопроизводстве проявлялись личные качества Блока - постоянное стремление обуздать хаос, организовать иерархию и последовательность в происходящем».

Специалисты поясняют: «Если в художественном творчестве преодоление хаоса мыслилось на метафизическом и метафорическом уровне, то в сфере делопроизводства Александр Александрович подчинял себя строгим формальным правилам официального стиля, установленным нормам поведения, требуя того же от сослуживцев».

Опыт делопроизводства Александр Блок приобрел в годы Первой мировой войны - 7 июля 1916 года 36-летнего поэта призвали на службу в инженерную часть Всероссийского Земского Союза. С самого начала отношение к войне было негативное. В числе немногих литераторов (вместе с Максимом Горьким и Владимиром Короленко) он отказался от сотрудничества с ура-патриотической газетой «Русская воля», несмотря на обещанные большие гонорары. Это был идеологический проект для пропаганды войны и борьбы с революционным брожением. Раздражало также Блока и отношение к войне интеллигенции, либералов по-современному: «Одни кровь льют, другие стихи читают».

С июля 1916 г. до февраля 1917 г., Блок был табельщиком 13-го инженерно-строительной дружины Союза земств и городов. В обязанности входила как полевая, так и конторская работа. Первую половину дня он на объектах контролировал военно-строительные работы, а вторую – сидя за столом - заполнял табели и составлял отчеты. Под его началом находилось две тысячи человек. Несмотря на скудость информации о непосредственной работе Александра Александровича с фронтовыми документами, можно сделать вывод о том, что он имел дело в основном с организационными бумагами, хотя, поскольку в его подчинении было большое количество людей, не мог обойтись и без распорядительных документов за подписью. Он много писал о невразумительной организации военного делопроизводства. Был крайне недоволен этим как настоящий аккуратист.

«Революция для народа была неожиданностью»

Но теперь об эксклюзиве, предоставленном учеными Пушкинского дома — что конкретно писал, а главное, думал, поэт Александр Блок про императорскую семью, великих князей и первопричину революции...

Начнем с того, что в марте 1917 года поэта назначили секретарем Чрезвычайной (или Верховной) следственной комиссии, только что учрежденной Временным правительством для расследования противозаконных по должности действий царских министров и других высших чиновников.

Работа комиссии была инициирована Александром Керенским, бывшим министром юстиции царского правительства, занявшим ту же должность и во Временном. Как юрист, он пытался дать правовую оценку государственному устройству последних двенадцати лет, приведшему Россию к перевороту (или революции, для кого как), а также придать проводимому расследованию законность. Состав комиссии был солидным, высокопрофессиональным. Ее устроители изначально задумывали не судилище, а именно тщательное исследование обстоятельств, приведших монархию к краху. Причем для концепции всего расследования важным было соблюдение судебной этики. Когда встал вопрос, по каким законам судить царских чиновников – по прежним, монархическим, или же постреволюционным, то было решено придерживаться прежнего законодательства, при котором проходила деятельность заключенных. Председателем комиссии стал известный московский юрист Николай Муравьев, в ней состоял целый штат следователей и экспертов.

Новости по теме: Франция ужесточила карантин

Александр Блок, как ровесник уникальной эпохи, внимательно и даже жадно следил за радикальными изменениями в стране. Потому, когда 7 мая 1917 года он получил предложение на должность, с воодушевлением его принял. Редактируя стенограммы и участвуя в допросах крупнейших царских сановников, Блок предполагал не просто упорядочивать допросные материалы, но и ожидал погружения в тайны русской истории и постижения ее скрытых механизмов. Его рукой сделаны на полях протоколов пометки, помогающие выстроить логику следственных действий и точнее понять роль допрашиваемых. При этом он окунулся в «ушаты помоев, нечистот, всякой грязи, колоссальной помойки» (письмо жене от 11 мая 1917 г.). Прогнившая власть, по мнению Блока, пала только из-за войны, внутренних же причин для кардинальных изменений не было. В записной книжке 25 мая 1917 г. поэт напишет: «Безвластие сверху уравновешивалось равнодушием снизу. Русская власть находила опору в исконных чертах народа. «Революционный народ» - понятие не вполне реальное. Не мог сразу сделаться революционным тот народ, для которого, в большинстве, крушение власти оказалось неожиданностью и «чудом»; скорее просто неожиданностью, как крушение поезда ночью, как обвал моста под ногами, как падение дома. Революция предполагает волю; было ли действие воли? Было со стороны небольшой кучки лиц. На знаю, была ли революция? Все это – в миноре».

Несмотря на то, что в полномочия комиссии не входили допросы царской семьи, подспудной целью всего процесса был также и ответ на вопрос, поставленный еще 1 ноября 1916 года в думском выступлении Павлом Милюковым, будущим министром иностранных дел Временного правительства, о роли царской семьи в сложившемся положении: «Глупость или измена?». Важное! Никто из допрашиваемых не назвал в числе виновников царя, считая его пассивной фигурой в сложившихся обстоятельствах. Блок в дальнейшем не внес дополнительных оценок в представление о подобной роли царя и его семьи.

«Между наковальней законом и молотом истории»

Работа комиссии была засекречена. Стенограммы допросов оформлялись как канцелярские документы. Блок добросовестно редактируя стенограммы допросов, добавлял для себя портретно-психологические зарисовки. 17 мая 1917 года он отмечает в записной книжке: «Я вижу уже, что следственная комиссия стоит между наковальней законом и молотом истории...». Допросы по семистам уголовным делам велись либо в Зимнем Дворце, либо в Петропавловской крепости. Было допрошено 59 чиновников, среди которых 20 экс-министров. Далеко не все дела дошли до суда. Если арестованные помогали следствию («деятельно содействовали»), их отпускали.

В обязанности Александра Блока входило исправление несогласований и явных ошибок при записях допросов. Несмотря на сугубо редакторские рамки, порученное дело было необычным, носящим, по выражению поэта, «оттенок чрезвычайности». Литературные редакторы, работавшие вместе с поэтом, обработали порядка 2000 страниц допросных черновиков. Но роль обработчиков была лишь корректорской, они не вправе были вмешиваться в содержание.

Стенограммы допросов изначально предполагались еще и как важные исторические свидетельства, предназначенные впоследствии для печати. Документы действительно были переработаны в другие жанры. На основе стенограмм допросов Александр Блок подготовил материалы к отчету Чрезвычайной следственной комиссии, а также написал очерк, а затем книгу «Последние дни императорской власти». Её завершают шесть приложений, куда Блок вынес несколько документов, которые, по его мнению, в совокупности отражают причины, способствующие революционному слому государственной власти.

Первым помещена подборка писем великого князя Александра Михайловича к Николаю Второму от 25 декабря 1916 — 4 февраля 1917 годов. В нем князь Александр обращает внимание Николая на сложившуюся критическую ситуацию в стране и госуправлении: «Мы присутствуем при небывалом зрелище революции сверху, а не снизу».

Александр Блок отмечает, что несмотря на семейную систему правления, между великими князьями не было единства, они соперничали друг с другом: «По сути, будучи политической элитой того времени, родственники оставались в тени событий революции 1917 года. И выяснилось, что роль великих князей и княгинь в политической жизни Российской империи в период правления последнего императора — сложная и многогранная проблема».

Блок вынес в свою книгу письма именно Александра Михайловича, как наиболее полно и точно отражающие состояние верхов российского общества. Князь Александр Михайлович предлагал ряд мер, направленных на демократизацию правления, ограничение монархической власти. Князем дана оценка текущему состоянию российского правительства: «Ни один министр не может отвечать за следующий день, все разрозненны; министрами назначаются люди со стороны, которые никаким доверием не пользуются и, вероятно, сами удивляются, что попадают в министры, но так как людей честных вообще мало, то у них не хватает смелости сознаться перед Тобой (то есть Николаем — ред.), что они не способны занимать посты, на которые назначаются, и что их назначение для общего дела приносит только вред, их поступки граничат с преступлением».

Великие князья ратовали за создание конституции, о формировании министерства доверия, очень много говорили Николаю о деструктивном влиянии Распутина. Его убийство стало политическим актом. Великие князья расценивали его как патриотический подвиг.

Бесценный исторический материал, собранный Александром Блоком и его коллегами, вскоре утратил ценность для издателей, поскольку большевики расстреляли всех подследственных, независимо от степени их виновности.

А сам Блок, как известно из истории, умер в Петрограде в 1921-м на сорок первом году жизни от многочисленных болезней и голода. «Бесхлебье», по-поэтически, назвал он последнее.