Вагит Алекперов истек нефтью

01 июня 2021

2566

Вагит Алекперов истек нефтью

Текст без подписи рассказывает, что «мероприятия по устранению последствий утечки нефтесодержащей жидкости выходят на завершающую стадию». Речь о нефтеразливе на месторождении ЛУКОЙЛ-Коми, обнаруженном 11 мая. По заявлению компании, объем попавшей на сушу и в воду сырой нефти составил 100 тонн. Проверить эти данные невозможно, но расчеты экологов дают цифру впятеро большую.

Соседнюю полосу в «Усинской нови» занимает репортаж с чемпионата района по шорт-треку — забегам на короткие дистанции. Жителям Усть-Усы бежать некуда: после того, как ссыльным во время оттепели разрешили уехать, в селе остались только коренные жители. Много поколений родилось и умерло здесь, на берегу Усы. Но никогда прежде не было такого, чтоб река, кормившая эти поколения, стала бы опасной для людей — воды Усы смертоносны: пить, купаться в ней или ловить рыбу никому не приходит в голову.

В ту ночь, когда пришла нефть, Николай Николаевич Федоров проснулся в 3 часа ночи. В 5 утра уже был на реке. На Севере летом ночи светлые. И он ясно увидел, как по Усе идет черный лед.

Лед пришел с Колвы, реки, впадающей в Усу, как только она вскрылась, льдины с черными блестящими лужами поплыли по усинским водам.

Федоров идет по влажной траве под обрывистым берегом. Метрах в 15 от нас на воде лежит желтый бон. Его привезли 14 мая. Бон не перекрывает и половины изрядно обмелевшей речки. Воды этой весной мало — мало было снега зимой. С каждым днем она уходит, обнажая берег и оставляя на нем нефтяные пятна. Федоров ковыряет пятно пальцем — пахнет нефтью.

Разлив случился на Колве, точнее, как утверждает ЛУКОЙЛ-Коми, в 300 метрах от реки. Впрочем, на место аварии ни местных жителей, ни экологов не пускают (активистов местной экологической организации «Комитета спасения Печоры» обещали пустить 24 мая, но в последний момент поездку отменили), а потому остается верить на слово. На слово усинцы верить не хотят: слишком эти слова противоречивы.

14 мая глава республики Владимир Уйба заявил, что объем разлива невелик — всего 7 тонн. Потом ЛУКОЙЛ дал цифру в 10 раз больше. Причем уточнил: 90% осталось на грунте, и лишь 9 тонн ушло в воду. Но эти «9 тонн» уже три недели текут по Колве, Усе и Печоре — притом, что с 12 мая идет непрерывный сбор нефти. Она прошла 450 км, достигнув Мутного Материка, Щельябожа, Усть-Цильмы.

«9 тонн мы бы не заметили даже в Колве, не то что в Усе, все бы разошлось в воде», — говорит Федоров. Опыт наблюдения за нефтеразливами у него большой, как и у всех местных. Они в один голос говорят: течет каждый год. Последний раз — 7 месяцев назад, в ноябре. Но крупных аварий за последние 30 лет было три: разлив в 1994 году на Харьяга-Усинском нефтепроводе компании «Коминефть», признанный самым большим в мире разливом нефти на суше, разлив на трубопроводе компании «Русьвьетпетро» в 2013 году и нынешний, лукойловский.

«Ждите: пойдет нефть»

Здесь текло и в 80-е, но тогда бурили меньше и дальше от поселков, в тундре. Теперь же до ближайших буровых деревень всего 3–4 км.

В аэропорту Усинска приезжающих встречает плакат: «ЛУКОЙЛ-Коми 30 лет». Придя в эти края, компания приняла на себя обязательства по ликвидации старых разливов и всю советскую инфраструктуру месторождений. Однако обновление трубопроводов идет небыстро, и течи обнаруживают сотнями. Как посчитал председатель местной экологической организации «Комитет спасения Печоры» Иван Иванов, основываясь на данных Центрального диспетчерского управления ТЭК, в 2015 году их было 752, в 2016-м — 616, в 2017-м — 598, в 2018-м — 590…

При этом компания настаивает: диагностика труб и подводных переходов, в том числе так называемая внутриутробная — изнутри — проводится ежегодно. Это указано в официальном ответе гендиректора предприятия Александра Голованева на запрос «Комитета». И труба, рванувшая в этот раз, была почти новой: 10 лет, вдвое меньше гарантийного срока эксплуатации.

При этом Ростехнадзор после аварии установил, что нефтесборный коллектор «не удовлетворял требованиям прочности, коррозийной стойкости и надежности; не была обеспечена закрытая система сбора, а также полная герметичность и сохранность продукции». На основании этого судебные приставы приостановили работу узла.

Экологи считают, что дело в недолжном контроле, и требуют введения системы мониторинга состояния трубопроводов. Глава Росприроднадзора Светлана Радионова пишет в Инстаграм, что компаниям пора, наконец, «проводить инвентаризацию состояния объектов, нормальную диагностику и обслуживание» и обещает разбираться с ЛУКОЙЛом в суде.

Инженер-эколог Александр Сладкоштиев, зампред «Комитета спасения Печоры», предполагает, что масштаб майского разлива в официальных сводках сильно занижен. На основании открытых данных об Ошском месторождении он подсчитал, что его средний ежесуточный дебит составляет 2000 тонн нефти. За 6 часов (по официальным заявлениям, столько прошло до обнаружения утечки) должно было вылиться не менее 500 тонн. Это минимум — если давление не повышали. В разговорах о «нефтесодержащей жидкости» с низким содержанием собственно углеводородов тоже есть лукавство. Обводненность нефти Ошского месторождения очень низкая, всего 0,18%. Следовательно, воды в содержимом трубы было немного, и в реку лилась практически одна нефть.

Еще одна точка, в которой не могут сойтись местные и «луки», как тут называют руководство нефтедобывающей компании, — дата аварии (а от нее зависит и объем вылившегося). Пленку на реке Колва заметили 11 мая. Но до того дня вода была подо льдом, а что было под водой, неизвестно. Вообще, протечки такого рода выявляются на узлах учета нефти: если объем на каком-то из них начинает падать, значит, где-то разлив. Но Радионова утверждает, что «узлов учета нигде нет». А WWF, анализируя спутниковые снимки, утверждает, что первые признаки негерметичности коллектора появились еще в марте. «Нам в апреле звонили мужики, которые на месторождении работают, говорили: ждите, скоро пойдет нефть», — говорит Валерий Данцевич, житель села Колва.

На вахты ЛУКОЙЛа здесь ездят многие — нефть убивает села, и нефть не дает им умереть. Другой работы нет.

Альбина Данцевич достает старое фото. В рамке отец Валерия показывает руки, вымазанные нефтью. Это нефтеразлив 1994 года.

«На лугах тогда лежала нефть, на полях», — говорит Валерий. «Червей не могли накопать: зайдешь в кусты — выходишь весь черный», — вторит ему сосед Анатолий. Анатолий зашел за молоком — это теперь роскошь: после того разлива совхозные коровы умирали, стадо толком не восстановилось. Сельское хозяйство, которым тут жили когда-то, теперь в вечном кризисе, Альбина листает переписку селян с чиновниками за 2013 год, когда коровы падали от холода и на ферме лежали мерзлые трупы. Тогда электричество отключали за долги.

«Олени ходили лысыми»

«Картошка гниет после разливов», — жалуется местный фотограф Надежда. В комнате, где мы разговариваем, в баночках стоит рассада, люди кормятся огородами, несмотря на то, что почва отравлена. У Надежды проблемы со здоровьем — щитовидка, как и у многих в Колве. Она болезнь не связывает с нефтью — диагноз получила еще в юности. Говорит, в год ее рождения на Новой земле были взрывы, после которых, как вспоминал отец-охотник, олени в тундре ходили лысыми. А дети болели. Надежда показывает на планшете свои снимки Колвы и села Костюк, откуда родом семья. Села больше нет, несколько лет назад родня поставила там камень в память о предках.

«Мы не нужны, нас не будет. Будут здесь буровые и вахтовые поселки», — считает Николай Федоров. Он тоже активист «Комитета спасения Печоры». Организация состоит в основном из селян, которые с 80-х борются за чистоту земли и свое право на жизнь. Но готовых бороться все меньше.

«Люди смирились, думают, что ничего не изменится. Мне кажется, наплевать уже на все это. Ну, я расскажу вам, кто-то кому-то еще расскажет — все одни слова. Люди ропщут, а не выступают. До чего доходит: 9 Мая хотели втроем с друзьями-пенсионерами по селу пройти с флагами, так один испугался, оштрафуют, говорит, боюсь. А и правда, с нашей пенсией лишнего рубля нет, чтоб штрафы платить. Не зажируешь, хотя и на нефти живем. И большинство живет, будто так и надо, будто к такому приговорены», — рассуждает Федоров.

Он родился и вырос здесь, а вот отец-карел попал в эти края не по своей воле. Вернувшегося с войны фронтовика лишили наград и отправили в лагерь после падежа скота в колхозе. Здесь забыл карельский язык и начал говорить на коми. Деда расстреляли еще раньше, в 37-м. На Усе Федоров-старший работал в геологических экспедициях — искал нефть. Теперь его сын находит нефть у своего дома.

Стоя у мертвой воды, сельский философ Николай Федоров говорит, что причина случившегося — не ржавые трубы, а жадность и ложь: «Врут и врут нам, больше ничего. Это не наши люди, временщики, лишь бы хапнуть. Хотят буровую ставить между нами и Новиком (между селами 5 км. — Т. Б.). Через ручей вся их нефть будет вытекать. Как пришел ЛУКОЙЛ — все застолбил для себя, это теперь его земля. Все изгадили, детскими площадками от нас откупаются. А с властью они дружно живут. ЛУКОЙЛ хозяин здесь. А что им сделаешь, если Алекперов по правую руку от Путина сидит?»

Черный лед, красный дождь

«Воняет рыба нефтью, никто не будет ее есть. Да и страшно ее на сковородку с таким запахом. Как бы огнетушитель не понадобился — нефтепродукт все же», — балагурит Федоров. И добавляет: рыба пахнет нефтью не впервые, такое почти каждый год.

В рейтинг самых грязных рек Коми Уса попала еще в 2014 году, когда в госдокладе о состоянии окружающей среды региона ее воды отнесли к четвертому классу (грязная вода), отметив неоднократные случаи экстремально высокого загрязнения, когда соединения железа достигали 1260 ПДК (предельно допустимой концентрации), меди — 57 ПДК, свинца — 27 ПДК, никеля — 13 ПДК.

Соседняя Колва тоже отравлена. «Нельма, чир, сиг — все ловили. Теперь и щука за ценную рыбу идет», — констатирует Николай Патраков, житель Колвы. «Все завязано на реку», — объясняет уклад припечорской жизни Екатерина Дьячкова, депутат госсовета Республики Коми, активистка «Комитета спасения Печоры». Екатерина всю жизнь в Новикбоже. В соседнем селе Усть-Уса она работает учителем биологии.

«Сейчас просто уже надежды нет на эту речку. А для многих она была средством существования: что поймали, то и съели. Живут потихонечку рыбалкой, сбором ягод.

Крохи какие-то соберут, продадут, чтоб расплатиться за электричество, за дрова. Уже вырубили все ценные леса, где можно было охотиться. Вырубили под карьеры песчаный и гравийный, тоже для нужд нефтяников.

Сейчас это можно делать без экологических слушаний. Согласны, не согласны — никто не спрашивает. Считается, что объекты неопасные».

Николай Хозяинов из Новикбожа после разлива 1994 года работал на заготовке сена. После того, как с неба пошел красный дождь, сено сгнило в стогах. А почему дождь был красный, никто не объяснил.

В протоке Печоры, по которому мы идем на лодке, стоит характерный запах. Это запах денег — вот они, плывут вокруг нас мутными радужными разводами. От Новикбожа мы отошли совсем недалеко, километра на три. Здесь сбора нефти не было вообще.

«Никто не приезжал, никто не собирал», — говорит Дьячкова. Сергей, хозяин лодки, шевелит веслом ивняк, и на поверхность тут же поднимаются мутные разводы. Сергей — рыбак и охотник, но в этом году в Печоре ему не ловить.

«Основное пятно прошло ниже по течению, поэтому на вид река вроде как чистая. Но нефть осела в ивняке, в кустах. Вода спадет — кусты все будут черные», — поясняет Сергей.

«Был на третьем и четвертом мостах сегодня, вода спала на метр, все берега на метр в нефти», — говорит парень в камуфляже, зашедший в сельпо. 3-й и 4-й мосты — это выше по течению, ближе к месту разлива.

— 11 мая приехала вечером после работы. На первом мосту было чисто. Льда не было. Пошли чуть выше по течению, ниже по течению, вдоль берега. А на второй день нефть уже шла. Ловили лед ловушками, экскаватором потом грузили и вывозили. Полностью так собрать практически невозможно. Это хорошо, что вода маленькая.

Росприроднадзор потребовал приостановить работу нефтесборного коллектора «ЛУКОЙЛ-Коми», авария на котором стала причиной масштабной экологической катастрофы

Потом я облетала район в составе паводковой комиссии. И было четко видно, как идут пятна по рекам. Район третьего моста и второго моста мы пролетали, но ни одного рубежа, никаких бонов не было. То есть тишина полная.

«Стране нужна нефть — терпите»

«Здесь никто ничего не убирает. У меня брат с товарищем ходили на озера, на другой берег, там немного рыбы поймали. А на реке какой дурак сейчас будет ловить? Это только если хочешь эксперименты со своей жизнью проводить», — Галина Чупрова — местный правдоруб. В Новикбоже она заведует почтой на 0,7 ставки. Жалуется, что план выполнить не может: никто здесь не подписывается на газеты и не покупает лежащие на прилавках товары. Рядом с почтой стоит таксофон — положено, чтобы жители могли вызвать скорую или пожарных. Правда, таксофон работает по карточкам, а их на почту не завозят.

«Говорят, что местные — браконьеры. Меня смех разбирает. Местные рыбаки только на потребности семьи ловят, им больше не надо. А на конференции коми народа сказали, что мы браконьерствуем. Я с тех пор и не езжу туда, фикция это все. Вот ЛУКОЙЛ — настоящие браконьеры! Столько рыбы, сколько они своими разливами, никто у нас не уничтожал!»

Галина много лет наблюдает: все, чем живет народ Коми, — рыба, вода и лес — исчезает. Сосновый бор за деревней, где собирают грибы, проредили лесорубы, когда нефтяники проводили здесь сейсморазведку. Взрывчатку закладывали прямо у кладбища. В ответ на возмущение местных чиновники ответили, что погост официально нигде не зарегистрирован, а значит, его вроде как и нет.

«От взрывов этих мебель прыгала по комнате, мы пошли ругаться, а главный их, молодой такой, отвечает: это вы придумали, это неправда. А несколько лет назад приезжал Голованев, глава ЛУКОЙЛ-Коми, и говорит нам: «Вы же понимаете, стране нужна нефть, потерпите». А мы стране не нужны? А когда скважина горела в 20 км, все черным дымом заволокло. Все легло на наши земли, на наши огороды, на нас конкретно, мы дышали этим воздухом. И когда республиканские СМИ говорили, что ничего местному населению не угрожает.

Мы живем трудом, всегда заняты. Огороды, естественно. Кто-то в теплицах даже арбузы выращивает, картошку скоро посадим. Мы так воспитаны, мы работаем. Я помню, в 8-м классе мне путевку в пионерлагерь «Орленок» в школе давали, а мне мать говорит: «У тебя орленок на другом берегу реки — сено для коровы надо заготавливать!». И я не поехала. А все равно было весело. Люди жили во имя чего-то. Сейчас этого нет.

Когда они говорят, что у республики социальное партнерство с ЛУКОЙЛом, смешно, ведь деньги от нефтедобычи уходят в Москву, и мизер только возвращается к нам. А на что мы можем повлиять? В прошлом году выборы были главы республики, так оппозиционного кандидата до них вообще не допустили. А мы его поддерживали, он местный».

«Я ваш Путин»

На осенних выборах главой Коми стал бывший руководитель ФМБА Владимир Уйба. Если в сфере борьбы с коронавирусом действовал он логично и успешно, резко снизив заболеваемость, то контакты с населением и особенно вопросы экологической повестки даются ему с трудом. Не успел отгреметь скандал вокруг попытки откусить кусок от нацпарка «Югыд Ва» под золотодобычу, как грянул новый — в госсовете, где Уйба предложил «выйти разобраться» коммунисту Михайлову (тому самому снятому с выборов губернатора оппозиционеру), да вдобавок и нецензурно объяснил, что с оным оппозиционером сделает при встрече тет-а-тет. Едва забылся этот эпизод, как

в селе Мутный Материк, жители которого возмутились, что никто не собирает дрейфующую нефть, глава республики обратился к ним со словами: «Я — ваш Путин», так отреагировав на предложение селян написать жалобу президенту.

Попытки долго и подробно разговаривать с населением, которые чиновник предпринимает регулярно, постоянно оборачиваются конфузами. Так, на Колву осматривать место аварии ЛУКОЙЛа «юралысь», как на языке коми официально называется должность Уйбы, глава региона приехал с недавно назначенным министром экологии Кузнецовым. Тот же прибыл в брендированной лукойловской куртке. А в селе Мутный Материк на вопрос, будет ли кто-то наказан за разлив нефти, Уйба неуклюже ответил: «ЛУКОЙЛ — это самостоятельная компания, наказывать их может только президент».

Кроме того, на днях чиновник заявил, что авария не представляет угрозы для биоресурсов и человека. Пресс-служба «ЛУКОЙЛ-Коми» также сообщала, что «населенным пунктам и объектам экономики, в том числе в Арктической зоне Российской Федерации, ничто не угрожает». Между тем результаты анализов воды в реке Колва на содержание нефтепродуктов, сделанные Росгидрометом, показали, что предельно допустимая концентрация углеводородов после аварии была превышена в 38 раз.

В Колве на берегу толпятся люди в белых «Тайвеках». Лопатами они соскребают черную траву на протяжении метров тридцати, грузят в мешки. «Мы вообще не имеем отношения, мы с газоконденсатного завода ЛУКОЙЛа, — объясняет один из них. — Бросили нас сюда, вот, от зари до зари». Ранее пресс-релизы сообщали то о двухстах, то о сотне сборщиков нефти. Это сотрудники компании и ее подрядчика. Были и объявления о найме местных жителей. Дополнительных сил в виде подразделений МЧС, например, к ликвидации катастрофы не привлекали. Здесь вообще избегают слова «катастрофа».