Корпорация убийц

22 июля 2017

2916

Корпорация убийц

Игорь Стрелков — фрилансер, сумевший при помощи венчурных инвестиций развязать на Донбассе войну c многомиллиардными доходами для авантюристов из криминальной среды и спецслужб. Аналитик Денис Соколов объясняет, как политика Кремля завязана на рынке насилия, который сформировался в РФ, начиная с 1990-х. Профессиональные военные, оргпреступность и полевые командиры — лишь немногие, кто задействован в этом рынке.

Денис Соколов — эксперт Free Russia Foundation, исследователь CSIS (аналитический институт Центра стратегических и международных исследований в Вашингтоне. — R0), специализируется на Северном Кавказе. В материале «Джихадисты-фрилансеры» (переведен на русский и опубликован на сайте freerussiahouse.org) аналитик рассказывает, как в современной России террористическую активность, локальные конфликты и войны превратили в бизнес-проекты.

Эксперт пишет: «В 2014 году через границу российской Ростовской области в Донецкую область Украины /... / можно было перейти с удостоверением офицера ГРУ и личным оружием, а через полгода иметь „свой бизнес“ в Донецке: несколько сотен бойцов, бронетехнику, собственную тюрьму для заложников и гостиницу под военную базу. Последовавшая затем ликвидация „медийных“ полевых командиров вроде Алексея Мозгового или Моторолы (Арсена Павлова) — своеобразная джентрификация сложившегося баланса коммерческих интересов warlords внутри Донецка, их кураторов в России и бизнес-партнеров в Украине».

В интервью Realist’у Денис Соколов объясняет, как устроен российский рынок насилия, и как он влияет на события в Украине и мире.

«Стрелков смог найти миллионы»

— Появление Стрелкова в Славянске — что это было?

— В определенной степени, начав боевые действия в Славянске, он проявил инициативу. Она позволяет продвинуться, сделать карьеру в рамках «корпорации». Но без согласования, по крайней мере предварительного, на такое Стрелков не решился бы.

— Как это все происходит? Вот приходит инициативный парень в Кремль, говорит: «Давайте я вам войнушку устрою»?

— В Кремль ходить не нужно. Есть целое сообщество людей, которые считали и считают, что эта война необходима. Для одних она — способ повысить свой политический статус. Для других — возможность заработать. Для третьих — и то, и другое. Таких людей в России довольно много.

— Почему именно Стрелков?

— Одна из главных причин — он нашел на все это деньги. Не каждый человек, который умеет хорошо обращаться с оружием, в состоянии найти такие суммы. На этом он сыграл. На его месте мог быть кто-либо другой. Но Стрелков оказался наиболее предприимчивым и удачливым, воспользовался моментом. Через него проходили миллионы долларов. Задача заработать в таких случаях всегда остается. Пусть не на первом, но на втором месте.

«Военная аристократия полностью управляет Россией последние 17 лет. Даже на Северном Кавказе и даже на уровне районов, а не республик, финансовые потоки контролируют сотрудники ФСБ», — Соколов.

— В мае 2014-го одним из самых сложных для восприятия моментов стало появление «кадыровцев» на площади Ленина в Донецке. Тогда многие решили покинуть город. На следующий день, когда начались бои в аэропорту, сомнений не оставалось. Как вообще «кадыровцы» оказались в авангарде «русской весны»?

— Это же, в общем-то, частная армия Кадырова. И тогда она была наиболее мобильна для переброски в Донецк, в отличие от любого другого военного формирования. Этой армии хватало на первом этапе, когда в боях с двух сторон не было мало-мальски обученных, организованных подразделений. На уровне полупартизанских, полуполицейских операций чеченцы были эффективны. Но когда началась «нормальная» война, с тяжелой техникой и артиллерией, они уже не играли особой роли.

Кадыров — часть «корпорации», он, безусловно, вшит в военную аристократию, которая управляет Россией. Когда я говорю «аристократия», не имею в виду людей с хорошими манерами, высокими понятиями о чести и благородстве, а тех, кто полностью контролирует политические статусы и финансовые потоки. Люди Кадырова расставлены на ключевых позициях, на которых можно получать газовую и нефтяную ренту. Он имеет такую же сеть своих людей, «присосавшихся» к углеводородам, как любой лидер ФСБшного клана.

Время флибустьеров

— В чем конкретно монетизация войны на Донбассе?

— Рынок насилия появляется там, где нужно применение вооруженной силы. В Украине операторы рынка — такие люди, как Стрелков, Мозговой, Моторола, Гиви. Еще — офицеры силовых структур, воспринимающие то, что происходит в «ЛДНР», как прибыльное дело.

После начала войны отгрузка угля из «ДНР» в Украину упала не больше, чем на 10%. Там значительная контрабанда: оружие, боеприпасы, водка... Плюс контроль над границей с Россией. Все это — огромный бизнес. Понятно, что не уровня «Роснефти» и «Газпрома». Но для людей, участвующих в этом, — большие деньги, шанс заработать на старость.

Добавьте сюда пенсии, которые жители «ЛДНР» получают с двух сторон. На них покупаются продукты питания, бензин, одежда, лекарства. Если сложить все это, получается довольно неплохой оборот, который кому-то достается.

— Выгода Кремля явно не в этом.

— Для Кремля это — расходная часть. Приходится тратить деньги: через Минобороны, МЧС, различные частные фонды и общественные организации. Выгода тут, конечно, политическая. В принципе, весь рынок насилия, который формируется вокруг политических проектов элиты РФ, заточен на то, что элита несет расходы. Однако при этом позволяет большому количеству людей заработать. Это старая история. Кто такие Д’Артаньян, Атос, Партос и Арамис? Те же ребята, которые на войне зарабатывают деньги. Просто в «Трех мушкетерах» это все романтично.

«Русский мир — проект, который пытаются продавать, но он плохо себя показал. Приходится „докручивать“ его с помощью спецслужб и наемников», — Соколов

— Конкуренция на рынке высокая?

— Сегодня, как минимум, есть три истории: Северный Кавказ, Донбасс и Сирия. Люди, которые являются бенефициарами каждого из этих проектов, всерьез конкурируют за деньги, медийный ресурс, за людей, которые непосредственно воюют, за организационные ресурсы, ресурсы спецслужб. Если говорить о Донбассе, то внутри этого проекта тоже есть конкуренция. Кремль сейчас занимается тем, чтобы максимально тянуть эту историю. Но вокруг Кремля, в активных группах, есть, например, те, кто продолжает продвигать идею присоединения Донбасса к России. Тот же Стрелков в интервью выражает недовольство политикой федерального центра. Она, на его взгляд, недостаточна агрессивна, радикальна. Если бы было наоборот, то такие, как Стрелков, правили бы бал в российской политике.

Военные действия на Северном Кавказе Российской Федерации

— Насколько это вообще возможно?

— Тот уровень, на котором находятся десижн-мейкеры, из кабинетов плавно перемещается в поле. В поле люди наглые, дерзкие, они за красной чертой, непосредственно имеют дело с оружием, им нечего терять. Они остались за бортом легального бизнеса и больших «социальных лифтов». Им нужно все и сразу. А другого способа получить все и сразу, кроме войнушки, нет. Они будут привлекать банкиров, экспертов, медиа. И уже это делают.

Люди, сидящие в кабинетах, — бюрократические крысы. Ими легко могут манипулировать те, кто на земле — совершенно отмороженные, флибустьеры, по большому счету. Конкуренция на рынке насилия формирует весьма жесткие группы, они дадут фору на сто очков любой оппозиции, которая может сегодня появиться в России. Я бы на месте российской власти и так называемого «международного сообщества» не стал недооценивать эту группу.

«Без СМИ война — каменный век»

— Какое место на рынке насилия у российского обывателя?

— Как ни странно, в РФ одна из самых «живых», реальных общественных сетей — это сеть «поддержки «Новороссии». Причем она не была запитана внешними деньгами, как какая-нибудь «Молодая гвардия» (молодежное крыло «Единой России». — R0) или движение «Наши» (создано при Администрации президента РФ. — R0), или различные либеральные проекты, которые питаются грантами. Люди реально собирали деньги для поддержки «Новороссии», гуманитарную помощь, поддерживали беженцев и тех, кто ехал воевать на Донбасс. Произошла консолидация политических сил, о существовании которых многие даже не думали: от НОД до околокоммунистов, от государственников и имперцев до казаков с православием. Я не готов оценивать их с точки зрения политического здоровья, но, тем не менее, у них была «живая» сеть, и она сохраняется.

— «Крымнаш» для большинства россиян — аксиома. А Донбасс?

— Подъем, связанный, с «Новороссией», конечно, свернулся. Во-первых, все эти движения не получили поддержки от администраций — ни на региональном, ни на федеральном уровнях. Во-вторых, этот проект был замещен несколькими темами. Сначала Сирией, которая заняла в телевизоре место Донбасса. Потом — экономическими проблемами и очередным витком вражды с Западом. После Сирии Донбасс ушел в тень. Но в регионах России активность людей, которые связаны с «ДНР», так или иначе все равно есть.

Запись на камеру ГоуПро боя между армией Сирии и боевиками Игил

— Какова роль СМИ во всей этой истории?

— Война — это целая инфраструктура. Без медийной поддержки любой локальный конфликт — каменный век. Что делал Аль Багдади (лидер «Исламского государства», в июне 2017-го Кремль заявил о его уничтожении, однако спецслужбы Ирака опровергли эту информаци. — R0)? Он со своими людьми три года развлекались тем, что отвечали практически на все страшные сны и ожидания мирового медийного и экспертного пространства. Они работали в той мифологии, которая существовала в медиа.

Поддержка СМИ и экспертов — фактор войны. Когда начались события на Донбассе, в России проходили конференции, появились какие-то исторические идеи о «Новороссии». Историки и эксперты наперегонки формулировали концепции этой самой «Новороссии». Целые думские комитеты стали этим заниматься.

«Везде один и тот же Сурков»

— Донбасс, Сирия и Северный Кавказ... Могут ли в скором времени появиться новые проекты — реально ли, к примеру, обострение ситуации в Приднестровье?

— Заинтересованные люди, думаю, есть. Приднестровье — актив, который так или иначе держат определенные группы в спецслужбах, политики и неформальные силовики. Они являются его бенефициарами, и не прочь разыграть эту карту. Но для этого не так много ресурсов — организационных, прежде всего. Кто-то должен всем этим рулить, а качественных топ-менеджеров не так много. Куда ни посмотри — один и тот же Сурков. Если тема раскачена, люди в нее включены, уже зарабатывают на ней, ее гораздо сложнее свернуть, перенаправить ресурсы.

Когда начались бои на Донбассе, в Дагестане и Чечне все стихло. Вооруженное подполье уехало воевать в Сирию, а спецслужбы — в Донецк. Все ушли в разные стороны — лес пустой, пустые кабинеты, тишина несколько месяцев была. Потом выросли новые кадры, началось что-то шевелиться снова.

«В Украине тоже есть довольно агрессивные и кровожадные группы. Вопрос только в том, что у них нет таких денег, как у Кремля, и нет организационной мощи, которая позволяет плевать на интересы конкурентов», — Соколов

— Многие эксперты говорят о том, что Донбасс — полигон для дальнейшей отправки российских военных в Сирию.

— Думаю, правдоподобнее было бы сказать наоборот — что в Сирии тренируются, прежде чем отправиться в Украину. Потому как на Донбассе идет война с украинской армией. С каждым месяцем она все больше становится боеспособной армией, которая может использовать артиллерию, тяжелое вооружение, какие-то тактические приемы. В Сирии люди, которые противостоят так называемой «антитеррористической коалиции», воюют по технологиям XIX века. Там совершенно другой уровень войны. Авиация работает практически без соприкосновения с противником, в «одни ворота». Артиллерия тоже. Но я бы не говорил, что Сирия и Донбасс — какие-то взаимосвязанные тренировочные плацдармы. Для внешней политики Кремля они, скорее, — конкурирующие проекты.

— Журналист Павел Шеремет, беглый депутат Вороненков и полковник ГРУ Минобороны Украины Максим Шаповал (все были убиты в Киеве. — R0) — жертвы российского рынка насилия?

— Эти истории похожи. Но чтобы описывать их корректно, нужно понять, как друг к другу проникают ФСБ и СБУ. Нужно также понять, где заканчивается бизнес и начинается политика, где заканчивается политика и начинается война.

У меня был случай с одними украинскими предпринимателями, которые уехали из Донбасса, оставили там производство, а контору вывезли на подконтрольную Украине территорию. После этого одновременно наехали в Донецке на начальника производства представители их местного НКВД, подчиняющегося ФСБ, а на контору в Украине — СБУшники. Было очевидно, что они действуют вместе.

С одной стороны, я понимаю, как украинцы воспринимают события в Киеве (громкие убийства. — R0). Но с другой, не могу сказать, что все это происки ФСБ. Где граница между ФСБ и СБУ? Я не хочу обелять ФСБ. Просто здесь все настолько взаимопроникаемо...

Евгений Руденко, опубликовано в издании Реалист