От пропаганды к конспирологии: кто, как и чем засоряет головы людей

02 ноября 2020

788

От пропаганды к конспирологии: кто, как и чем засоряет головы людей

Пропаганда чаще имеет дело с позитивом, конспирология с негативом, который и помогает ей увеличивать скорость распространения. Негативная информация по некоторым данным в три раза быстрее распространяется, по другим данным – даже в шесть раз.

Отсюда простой вывод: сегодня информация может носить обманный характер, мы же все реагируем на нее по старинке, считая сказанное или написанное (почти) достоверным. Все должно быть наоборот: информации не может верить ни избиратель, ни министр, ни президент. В сегодняшней системе, где информационные искажения занимают существенное место, они могут приводить каждого к неверным решениям. Это что касается индивидуального сознания, а массовое сознание вообще все воспринимает за чистую монету… 

Каждый из нас считает, что он лично, конечно, ни в какую конспирологию не верит, но соцопросы показывают, что это не так. Большие объемы людей верят и продолжают верить во вполне надуманные картины мира. Мы вообще полны надуманного в наших головах, ведь большая часть наших знаний не из первых рук из глаз, принадлежащих нам самим, а из рассказов медиа. Мы имеем прикосновение только к миру реальному, все остальное приходит к нам из газет и книг – вчера, с экрана – сегодня. А это всегда информация, которая встроена в определенный интерпретирующий ее фрейм.

Реклама (и паблик рилейшнз), а также пропаганда строят мир в наших головах. Важно то, что они заняты конструированием наполнения нашей головы, а не реальности. Реклама хочет заполнить наш дом, пропаганда – все, что вне его. И если нам долго о чем-то рассказывать, то мы обязательно увидим это вокруг нас. Солнце пропаганды никогда не заходит… Пропаганда хвалит власть, а Ходжа Насреддин учил, что от повторения слова “халва” во рту слаще не станет.

Те же слова мы можем сказать и о конспирологии, которая также продвигает свою модель мира, но уже с акцентом на негативе. Кругом одни враги, которых она изобличает. В критических ситуациях такая модель мира может нести опасность, как это происходит сейчас с фейковой информацией о коронавирусе и способах его лечения.

Объемы получаемой сегодня информации уже не дают возможности нам адекватно ее оценивать. Раньше информация представляла для человека парк с четко расчерченными дорожками, сегодня это лес, в котором просто невозможно не заблудиться. Однако нас это особо не волнует, пост-правда пришла не зря, за ней теперь легко спрятаться всем всем участникам информационного процесса, как создающим информацию, так и потребляющим ее.

В советское время очень сильна была пропаганда, повествующая об успехах и победах на всех фронтах. Но одновременно она удерживала в головах модель мира, которая могла все объяснить и все расклассифицировать. Этот был определенный конструкт, который позволял понимать все. Это был определенный конструктор типа лего, из частей которого можно складывать любые объекты. И главными “кубиками” это конструктора были понятия “героя” и “врага”. Они зависимы друг от друга, потому что чем сильнее “враг”, тем величественнее подвиг “героя”.

Тоталитарная пропаганда была сильна и непобедима. Правда, она была монологом, который не допускал никаких диалогов. К тому же спор с телевизором вряд ли мог принести успех спорящему, поскольку телевизор слышат все, а его – никто. Спорить с пропагандой адекватно могла только другая пропаганды. Но ее в СССР не пропускали. А когда допустили, то приблизили и завершение проекта СССР. А скорее всего даже наоборот: допустили, чтобы сконструировать распад СССР. Ведь и СССР и его распадом руководили те же самые люди, причем им не пришлось для этого даже поменять свои кабинеты и телефоны…

Перестройка недаром записана в истории вместе с понятием гласности, то есть разрушение шло с помощью изменения информационного и виртуального пространств, что должно было кардинально изменить картину мира, где друг должен был стать врагом, а враг – другом. То есть это были онтологические интервенции в картину мира советского человека. Но сути улицы оставались теми же, только менялись их названия…

О пост-правде тогда не знали, поэтому то, что переставало считаться правдой, было ложью. Пропаганда успешна, когда нет свободных потоков информации, тогда она может концентрироваться на своих фактах. Когда же она начинает заниматься контр-пропагандой, она рушится, так как одновременно рассказывает и то, с чем пытается бороться. Пропаганда как бы сама становится “переносчиком” негатива, поскольку для того, чтобы ругать, надо рассказать, что именно ты ругаешь. Поэтому советский человек с удовольствием человек читал книги типа “критика буржуазной философии”, чтобы узнать побольше не о критике, а о самой этой философии.

Вспомним, что “Взгляд” и другие подобные программы официально создавались для того, чтобы бороться с влиянием зарубежных радиоголосов среди молодежи, поскольку в это время должны были прекратить глушение западных радиопередач. И в результате эти принципиально иные телепрограммы не только перетянули на себя зрителей, но и сами стали главными голосами, ратующими за перемены, что можно перевести как за развал СССР. Они заработали в унисон с “Огоньком” и другими медиа, направляемыми ЦК на разрушение СССР. Мощная система советской пропаганды была переориентирована на нового врага – самого себя. Теперь и “стреляющий” и “мишень” совпали, хотя раньше они были разными.

Пропаганда сильна тогда, когда никто ей не противоречит. Сталин, к примеру, лично вычитывал и правил сводки Совинформбюро во время войны. То есть создавал единый взгляд на все события, которому никто бы не смог возразить. Другой полюс – это сегодняшний день, когда благодаря соцмедиа вместо единого взгляда пришло множество точек зрения. Сегодняшние внешние информационные интервенции, США выделяют, например, в качестве атакующих стран Россию, Китай и Иран, направлены не на введении новой точки зрения, а на усиление уже имеющейся поляризации. В результате в стране растет температура политических столкновений.

Г. Хазагеров увидел причину развала СССР в исчерпанности пропаганды. Он пишет:

– “Пропаганда – явление нашего времени, но и ее мы уверенно отнесем к эпидейктическому роду. Ее задача – хвалить или порицать, постулировать определенные оценки и консолидировать вокруг них аудиторию. Диалог с пропагандой невозможен. Возможна лишь контрпропаганда или критика пропаганды. Контрпропаганда действует теми же методами, что и сама пропаганда. А критика пропаганды представляет собой обыкновенную аналитику, предполагающую полемику, т. е., по сути, разновидность судебных речей”;

– “Пропаганда по своей природе – мера экстренная, ее применение оправдано в годы войны и других экстраординарных событий. Долго длящаяся пропаганда порождает коммуникативные уродства и сбои даже в своей собственной работе”;

– “Пропаганда – это настойчивая, выходящая за пределы одного речевого события эпидейктическая речь, характеризующаяся интенсивностью (частотой повторяемости) и экстенсивностью (вторжением в области совещательного и судебного красноречия). Чем дольше длится пропаганда, тем выше вероятность ее саморазрушения, которое вызывается двумя причинами: исчерпанием ресурса эпидейктичности (праздничности, экстраординарности) и включением логики доказательства от противного, что неизбежно при экспансии пропаганды. Длительное функционирование пропаганды может иметь серьезные культурные последствия, которые будут сказываться даже после прекращения пропаганды. Одним из таких последствий является деформация системы речевых жанров, другим – речевая агрессия, разрушение навыков конструктивного речевого поведения” [1].

Его поддерживает в своем Фейсбуке и С. Белановский, даже переходя на личности и говоря: “Подводя итог, я прихожу к выводу, что Хазагеров прав: конец режима наступает не от “обострения нужды и бедствий”, а от его собственной пропаганды, которая актуализирует деструктивные контр-пропагандистские эмоции. Долгое время я внутренне боролся с ними, как мог, и еще в начале “десятых” призывал в ЖЖ не раскачивать лодку (это проверяемо). Но 14 год был переломным. Я ненавижу Путина и желаю ему скорейшего ухода из жизни. И да, на уровне эмоций все его неудачи воспринимаю со злорадством”.

Хазагеров затрагивает близкие темы и в других своих текстах. Например, он пишет “Мотивы ношения личины были разными, но любовь к личине была едва ли не всенародной. Любимый фильм — “Семнадцать мгновений весны”, где наш человек переодевается в фашистскую форму. А многочисленные и еще более популярные переодевания в “белых”? Едва ли ностальгия по России, которую мы потеряли, получила в те времена столь массовый характер. Ведь поручик-то Голицын соседствовал с Мюллером. А любовь к сталинским штампам со стороны “недобитой” интеллигенции, впоследствии вылившаяся в соцарт?”  [2].

И еще: “очень важна мысль о том, что тоталитарность сочетается с асистемностью. Тоталитарность предполагает расчленение информационного пространства, поэтому культурное единство в тоталитарном обществе может быть только фиктивным. Верен и другой вывод: любое самое активное формирование культурного пространства не приведет к тоталитаризму, пока не будут перекрыты каналы информации. Мне думается, что писатель, стремящийся говорить правду, даже если он авторитарная личность (как Солженицын или Толстой), никаким боком не схож с тоталитаристом, который не просто что-то проповедует, но о чем-то непременно умалчивает. Разве Сталин потому диктатор, что он упрямо пропагандировал свою систему, а не потому, что он затыкал рты и уничтожал инакомыслящих? Асистемность же отнюдь не синоним свободы, в том числе и творческой. По мне, она просто спутник распада. Она может завершить процесс разложения псевдокультуры, но для культурного строительства никак не годится. Мода на асистемность, спрос на нее — симптом того, что какие-то ткани в современной культуре омертвели и должны распасться. Что касается солженицынского барокко, то за ним стоит не асистемность, а очень цельный этический пафос, и пафос этот явственно гетерогенен по отношению к сталинской псевдокультуре. Солженицын живет в мире других (не с обратным знаком, а просто совершенно других) нравственных ценностей. А вот о дискурсе поговорим. Как единое культурное пространство невозможно без единства пространства информационного, так и свобода слова невозможна без общего языка. Семидесятые годы при всей их раздвоенности не выпали из общего преображения послереволюционной России из архипелага в континент. В эти годы благодаря самиздату, усилившейся мобильности населения, а в большей степени — магнитофону и киноэкрану стало складываться единое информационное пространство, которое незадолго до этого держалось лишь на молве и на анекдоте” ().

Правда, тут следует уточнить, что единое пространство было и так – официальное. Просто в эти годы начинает расти параллельное информационное пространство – неофициальное.

И вот его мнение, правда, 2008 г. о сочетании телевидения и пропаганды: “Когда держишь в руках газету тридцатых годов, понимаешь, что перед тобой серьезный документ, может быть, даже страшный. А в телевизоре политические новости живут в контексте песни и пляски, художественного или не очень художественного вымысла бесчисленных сериалов. К тому же параллель между политической и коммерческой рекламой воздействует на сознание и подсознание почище всех двадцать пятых кадров вместе взятых. Даже если предположить, что все каналы – один канал и что все сообщения подчинены одной цели – продвижению таких-то идей, – то и тогда светлому делу тоталитаризма эта штука принесла бы больше вреда, чем пользы. Она даже куда менее амбициозные и мирные задачи синхронизации общественных действий и гармонизации общественных интересов решает не то чтобы блестяще. Очевидна и тенденция: по мере развития телевидения его способность воздействия на общественное сознание не растет, а убывает. Если кто-то вообразит себе телезрителя в виде “массы” и будет обходиться с ним как с толпой болельщиков, телевизор может стать контрпродуктивным по отношению к государственной пропаганде независимо от ее содержания. Следует вспомнить, что ни гражданская риторика античного мира, ни тем более христианская риторика не играли на инстинктах толпы, они искали путь к уму и сердцу каждого отдельного слушателя. Отсюда и роль Писания, а не камлания. Первое преуспело в мире значительно больше второго. И только в “век толп” слоган смог перевесить духовное и культурное наследие человечества. Но это была пиррова победа” [3].

Тут он оказался не прав, поскольку телевидение имени Соловьева-Киселева нашло такую форму политических ток-шоу, где удается приглашать “чужих” с одновременным затыканием им рта и даже иногда изгнанием из студии. Наличие “чужого голоса” призвано моделировать достоверность информационного потока, а победа над ним символизирует победу властной точки зрения.

Сегодняшние государства держатся на своем варианте информационного “щита”, как раньше на пропаганде. Но для них изобретена формула, разрешающая негатив в сочетании с позитивом, который вызывает в головах чувство достоверности. Это “чужие головы” на политических телешоу, где ведущие наглядно расправляются с “еретиками”. Другая точка зрения превалирует в источниках информации с минимальной аудиторией, которых легко побеждает в заочном поединке официальное телевидение.

Пропаганда: исторический аспект

СССР приучал людей скорее молчать, чем говорить. Молчание для власти служит знаком покорности и согласия, поскольку на говорение ей надо как-то реагировать. С одной стороны, Советский Союз был сильным государством, с другой, он оказался слабым внутренне. Когда убрали “скрепы” (идеологические и репрессивные), он легко отказался от прошлой системы. Однако то, что никто не вышел на ее защиту, говорит и о созданном искусственном послушании, когда все послушны тому, что приходит сверху.

А. Ципко вспоминал: “Я об этом никак не могу забыть, ибо моё личное участие в общественной жизни страны начиналось осенью 1965 года, когда в партии закипели оживлённые дискуссии вокруг хрущёвской критики «культа личности Сталина». Тогда мне впервые в жизни удалось заявить о своих антисталинских настроениях. Об этом мало кто помнит, поскольку свидетелей полемики между мной, студентом 3-го курса философского факультета МГУ, и докладчиком на Московской партийной конференции, секретарём ЦК КПСС по идеологии Петром Ниловичем Демичевым, почти не осталось в живых. Тогда, 26 октября 1965 года, в противовес рефрену основного доклада на конференции – «Партия и Сталин едины!» – я заявил, что, напротив, развитие партии невозможно «без продолжения политики ХХ съезда КПСС». Фамилию Хрущёва я не назвал, но почти что в состоянии самогипноза заявил, что «студенты философского факультета МГУ, члены партии, которые послали меня на эту конференцию, недовольны тем, как нынешний ЦК КПСС осуществляет подготовку к предстоящему съезду партии». Потом, по настоянию секретаря парткома МГУ М. Чедлова, свои слова о недоверии ЦК КПСС из стенограммы партийной конференции я собственноручно убрал. В «благодарность» мне обещали дать возможность продолжить учёбу на философском факультете МГУ…” [4].

А. Ципко подчеркивает повальное членство в КПСС советской интеллигенции: “В СССР подавляющая часть интеллигенции, и прежде всего гуманитарной, преподаватели вузов, учителя школы, состояли в КПСС. В СССР, в равной мере это относилось и к Болгарии, Румынии, только членство в коммунистическом союзе молодежи, а потом в партии открывало дорогу к высшему образованию, к карьере. Среди технической интеллигенции, работающей на оборонку, почти все состояли в КПСС. Наиболее образованная и талантливая часть общества в СССР состояла в КПСС. Конечно, среди этой многочисленной партийной интеллигенции было очень мало марксистов-фундаменталистов типа главного редактора журнала «Коммунист» Ричарда Косолапова, но в то же время сама эта ситуация повального членства образованной части общества в КПСС исключала появление в СССР влиятельной и авторитетной антикоммунистической оппозиции” [5].

У него есть и некое объяснение этой ситуации: “В сущности, советская Россия после коллективизации и сталинского истребления остатков русского дворянства, русской интеллигенции, является уже действительно новой Россией, и прежде всего в генетическом отношении. Это действительно была Россия рабочих, крестьян и коммунистической интеллигенции — как правило, интеллигенции в первом поколении” ().

Мы живем в мире пропаганды, которая рассказывает нам, как хорошо мы живем. Так было в советское время, так с нюансами это происходит и сегодня. Информационно-виртуальный мир, выстроенный пропагандой, которую, правда, теперь так не называют, легко побеждает мир физический. Люди часто предпочитают эмиграцию, чтобы поменять один физический мир на другой.

Э. Бернейс писал в своей книге “Пропаганда”: “Меньшинство обнаружило великолепный способ влияния на большинство. Оказалось, что можно формировать мнение масс таким образом, чтобы направить свежеобретенные ими силы на строго заданные цели. В современном обществе это неизбежно. Любые социально значимые шаги – в области политики, финансов, промышленности, сельского хозяйства, благотворительности, образования или любой другой – сегодня должны совершаться с помощью пропаганды. Пропаганда становится инструментом невидимого правительства. Предполагалось, что всеобщая грамотность нужна, чтобы научить обывателя контролировать окружающую среду. Овладев чтением и письмом, он овладеет возможностью управлять – так гласила демократическая доктрина. Но всеобщая грамотность дала человеку не разум, а набор штампов, смазанных краской из рекламных слоганов, передовиц, опубликованных научных данных, жвачки, желтых листков и избитых исторических сведений – из всего, чего угодно, но только не из оригинальности мышления. У миллионов людей этот набор штампов одинаков, и, если на эти миллионы воздействовать одним и тем же стимулом, отклик тоже получится одинаковый. Утверждение о том, что широкие массы американцев получают большинство своих идей таким вот оптовым путем, может показаться преувеличением. Пропаганда – в широком значении организованной деятельности по распространению того или иного убеждения или доктрины – и есть механизм широкомасштабного внушения взглядов. Я сознаю, что слово «пропаганда» для многих имеет отрицательный оттенок. Однако то, хороша пропаганда или плоха, в любом случае зависит исключительно от того, что именно она прославляет, а также от достоверности оглашаемой информации” [6].

То есть индустриальные потоки информации побеждают еще и потому, что большие массы людей хотят простых и внятных объяснений того, почему власть хороша, а оппозиция плоха. Советский Союз поработал хорошо, чтобы создать в каждом ген страха, который продолжает передаваться через поколения. Средний бизнес, которому так не дают подняться на постсоветском пространстве, тоже опасен для власти, поскольку создает независимость от нее. А власть привыкла работать с зависимыми людьми. Беларусь сейчас продемонстрировала яркий пример того, как активных протестующих не только можно сажать, но и увольнять с работы, начиная с дипломатов и ректоров, которые были, конечно, не протестующими, а только сомневающимися.

Попытки внесения изменений типа арабской весны или Беларуси все же достаточно редки. Арабскую весну пытаются привязать к онлайновой активности, цитируя одного из активистов, сказавшего: “Мы используем Facebook, планируя протесты, Twitter для координации, а YouTube, чтобы рассказать об этом миру” [7]. Власть точно так использует соцмедиа. Трамп стал опираться на Твиттер в своем общении с населением. США получили свой вариант выхода протеста наружу в виде движения Occupy Wall Street.  Потом пришел вариант #BlackLivesMatter.

При анализе первого такого варианта революции в Тунисе Кастельс выделил три фактора [8]:

существование активной группы безработных выпускников, возглавивших восстание без традиционного лидерства,

присутствие сильной культуры киберактивности, критиковавшей режим,

высокий уровень распространения использования интернета.

Его исходная точка отсчета такова: все социальные движения в истории зависели от конкретных коммуникативных механизмов: слухов, проповедей, памфлетов, манифестов. Коммуникативные возможности определяли организационные. В создании социальных движений лежат эмоции индивидов, они объединяются на базе когнитивной эмпатии, выражаемой в идеях, идеологиях, программах.

Однако есть еще фактор смены поколений. Следует признать честно, что все принципиальные изменения нашей истории связаны с новым поколением, у которого “отключается” этот “ген страха”. Правда, потом его вновь включают. Мы все время имеем модель “оттепель и пост-оттепель”. Возникают условные “шестидесятники” или “семидесятники” в основном в сфере литературы и искусства, которым потом вновь закрывают рот.

За все это время сегодняшняя власть получила самый главный урок – можно не бояться критики, главное делать из нее, условно говоря, муху, которая пытается бороться со слоном.

В. Переведенцев приводит данные переписи в СССР, из которой можно увидеть, что в 1959 в возрасте от 15 до 29 в СССР было 26.5% населения, в 1993, например, 20,5%, правда, в 1979 – 27.2% [9]. То есть перестройка, как и арабская весна, тоже как-то привязана выходу на арену иного поколения. Молодые люди, “необстреленные” властью, создают давление на власть, которому она вдруг начинает подчиняться. Но только временно…

По многим сегодняшним воспоминаниям можно увидеть, что люди во власти были нормальны, они понимали, где пропаганда, а где жизнь, но система каждый раз была сильнее их. И, получается, что решают не люди, а система. Это касается воспоминаний множества советников, помощников, спичрайтеров первых лиц.

Сегодня на место пропаганды “выползает” конспирология, которая близка ей в плане необязательности соответствия действительности. Враги государства видны даже там, где их раньше и не искали. Так думает прокуратура, обратившаяся в московский вузы. Доцент А. Архипова, известная исследовательница фейков, ответила на это язвительной репликой “Явка с повинной”, где детально перечислила свои “нарушения”. Вот одно из них: “Вы спрашиваете о случаях «идеологической обработки россиян и молодежи» через «продвижение американских и европейских либеральных демократических ценностей», а это «продвижение» может происходить через «организацию языковых курсов». Я хочу заявить, что я везде продвигаю демократические ценности и буду это делать. Свободу слова, например, я считаю важной ценностью. Кроме того, я хочу заявить, что я знаю иностранные языки, а также постоянно склоняю своих магистрантов и студентов к знанию этой крамолы. И да, я посещала языковые курсы (например, созданные вражеской организацией «Гете-институт»). И студентам рекомендовала” [10].

Это поручение прокуратуры, напрямую продиктовано защитой пропагандистской модели, от которой пытается уклониться студенческая молодежь. Но власть не хочет разрешить ей это.

Вот некоторые пункты, взволновавшие прокуратуру с точки зрения чистки мозгов:

дискредитацию руководства страны и проводимой им внутренней и внешней политики (в частности, подготовка и публикация по заказам иностранных и международных неправительственных организаций различных научных исследований, статей, обзоров, содержащих тенденциозные оценки социально-экономического развития России и общественно-политической обстановки ней, подрывающих авторитет руководства страны и доверие населения к власти, и др.);

формирование общественного мнения о необходимости смены власти в России и создание условий для дестабилизации социально-политической обстановки, эскалации протестных настроений в обществе, например, с использованием существующих социально-экономических проблем, этнических и религиозных факторов;

идеологическую обработку россиян, в первую очередь молодежи, и создание в данной среде проамериканских групп влияния, которые могут быть задействованы иностранными международными неправительственными организациями для достижения своих деструктивных целей (через продвижение американских и европейских демократических и либеральных ценностей, популяризацию американского образа жизни, критику социально-экономической ситуации и образовательной системы нашей страны, организацию языковых курсов и др.);

вмешательство во внутренние дела Российской Федерации, деятельность органов государственной власти и местного самоуправления (например, путем внесения предложений по совершенствованию и оптимизации их работы, проведения различных мониторингов и публикации их результатов и т.д.);

приобретение позиций влияния в органах государственной власти с целью изменения федерального и регионального законодательства, получения информации о религиозных конфликтах, сведений о нарушениях прав граждан в России, а также по другим общественно значимым вопросам;

фальсификацию мировой и российской истории для достижения геополитических интересов антироссийских сил;

разрушение традиционных российских духовно-нравственных ценностей, распространение радикализма в молодежной среде” [11].

Или такое: “участие в проведении антироссийских информационно-пропагандистских кампаний, а также в мероприятиях, направленных на подрыв международного авторитета России и доверия международного сообщества к проводимой Российской Федерации внешней и внутренней политике, а также создание ей имиджа государства-агрессора. Сообщите, имеют ли место факты привлечения научного и преподавательского сообщества к подготовке в интересах иностранных международных неправительственных организаций тенденциозных материалов с критикой внешней и внутренней политики России, действий руководства страны, а также содержащих недостоверные сведения о якобы имеющих место массовых нарушениях прав граждан, провокационных статей; различных исследований, рекомендаций и докладов для руководства иностранных государств и международных структур, выводы которых учитываются при принятии внешнеполитических решений, заявлений и призывов к международным организациям и правительствам иностранных государств (например, о «политических репрессиях» в Российской Федерации, «оккупации полуострова Крым, информационных угрозах мировому сообществу со стороны России, о необходимости усилить военное, политическое и экономическое давление на нее и др.)”.

Все мы понимаем по советскому опыту, что это мало что даст. Но ведомства всегда имеют нюх на то, что хочется начальству (см. также другие отклики на эту “новеллу” [12 – 14]). Система начинает придумывать и другие ограничения, призванные ограничить свободные информационные потоки. Этот процесс получил справедливое обозначение, как введение единомыслия в России.

Б. Надеждин рассуждает так: “В этом замечательном законопроекте Ирины Анатольевны [Яровой] очередном есть две свежих идеи. Первая как раз – это фактически запрещаются исторические дискуссии. Грубо говоря, в конечной точке этого пути должно быть примерно следующее: нельзя ругать Советский Союз, а также Сталина, Ленина. Просто нельзя ругать и все, если ты ругаешь, значит ты враг. Вторая идея еще более интересная, она имеет прикладное значение важное, а именно: буквально полгода назад Государственная дума приняла такой закон, который запрещает участие в выборах, даже местного депутата, людям, которые привлечены к уголовной ответственности, и страшно расширили список статей” [15].

Перед нами процесс замены реальности подлинной реальностью пропагандистской, поскольку все то, что расходится с пропагандистской картиной мира, перестает иметь право на существование.

Интенсивные процессы по восстановлению пропагандистской картины мира идут сейчас в Беларуси [16 – 18]. Но их невозможно делать по советской модели, поскольку людям доступны другие источники информации. Снятие с работы и аресты также скорее шли вместе с советской моделью пропаганды, но сегодня, как оказалось, это не является уже сдерживающим фактором. Мир физический, где применяется запугивание, перестал быть более определяющим, как это было в советское время.

Россия у себя применяет иные пропагандистские приемы, разрешая на госканалах “смесь” правильных и неправильных мыслей в телевизионных политических ток-шоу. Но и эта, бывшая долгое время успешной, модель постепенно изживает себя.

Пропагандисты настолько прочно вошли, а точнее, вернулись в нашу жизнь, что их уже начинают пародировать, а это говорит как о распространенности этой формы, так и о том, что она уже начинает приедаться населению. Вот такие примеры:

Соловьев, рассказывая о войне, воспользовался кадрами из видеоигры: “блогер Полка Гика обратил внимание на то, что представленный ролик на самом деле — кадры из видеоигры Arma 3, снятые игроком из Азии. Соловьев никак не отреагировал на данную оплошность” [19],

комик Илья Соболев “снял ролик с пародией, в котором упомянул также оппозиционера Алексея Навального. В своем ролике он, изображая телеведущего, рассказал об интервью Навального Юрию Дудю. «Недавно я посмотрел видео про Навального у Дудя. Конечно, смешно, ребята. Накрутили за три дня 13 миллионов просмотров. Это, конечно, позорище. Там реально всего 400 просмотров. Я сам это знаю, потому что я лично смотрел 400 раз»” ().

И еще пародия от А. Мусагалиева, который “представившись ведущим Владимиром Соловьевым-Разбойниковым, провел передачу «Полный гутен таг» на вымышленной радиостанции «ДвестиFM». Для разминки перед эфиром он многократно повторял слово мразь. Именно это ругательство часто использует ведущий Соловьев в своих передачах. «Уже семь утра, пора просыпаться и ненавидеть Америку. Пока мы уютно спали в своих кроватках, этот гадливый звездно-полосатый американский кошак наверняка нам успел напакостить за эту ночь», — отметил известный комик. Он посетовал на то, что теперь американцы встают на колено из-за борьбы с расизмом. «Вот русские люди встают на колено только перед родиной и развязанным шнурком, понятно. Только две святые, духовные вещи», — сказал Мусагалиев. «Крым же наш! Я бы даже сказал наш Крым наш. Специально с двух сторон словом “наш” запаковал, чтобы с какой стороны ни посмотрел, Крым был наш», — добавил комик. В эфир к нему «пришел» ведущий Владимир Понзер, который, со слов Соловьева-Разбойникова, имеет «российское гражданство и пару предательских». Артист пародировал журналиста Владимира Познера. Узнав о поездке гостя во Францию к другу, Соловьев-Разбойников заявил, что нет другого объяснения для выезда за границу, кроме как вызволение приятеля из плена”  [20].

А. Мусагалиев одновременно является создателем того, что можно обозначить мягкой пропагандой, поскольку под развлекательностью прячет очень правильные пропагандистски мысли. Вот отрывок его с коллегой песни “О стратегически важных людях”, где все настолько правильно по нужным акцентам, что может даже работать на подсознание [21]:

– из куплета об Америке:

– из куплета о Германии:

Модель “разрешенной правды” характерна для телевизионных ток-шоу. Здесь в отличие от советской программы “Время” все решают эмоции, именно ими управляют ведущие, которые могут просто отключить микрофон у неправильного выступающего.

В. Соловьев активно борется со своими врагами даже за пределами телеэкрана, среди которых оказался и спортивный комментатор В. Уткин, поскольку как-то позволил себе высказаться против родного государства, заявив такое: “Мне представляется, что наше государство и, в частности, президент, играют в довольно понятную игру: надо постараться как-то на цыпочках пройти, чтобы не разбудить. То есть вирус как-то сам сойдёт на нет по своим собственным законам и упадёт в пределы, которые могут подчиняться здравым расчётам медицины. И за это время никто не задаст каких-то очень важных вопросов. Вопрос на самом деле только один: «Государство, ты мне на кой вот сейчас, в данный момент?» Я бы в принципе сам дома отсиделся бы, наверное. Я отсиживался и в других ситуациях. Но я, в конце концов, много лет, уже десятилетий, всё тебе скидываю и скидываю долю от своих заработков, какую-то часть денег ты у меня забираешь само, и я никогда их не увижу. Я имею в виду так называемый Пенсионный фонд. И никто никогда их не увидит, это совершенно очевидно. Так это всё ради чего? Чтобы сейчас потёрли репу, напомнили мне про каких-то кипчаков, и на этом мы разошлись, что ли? То есть я за свой счёт, собственно, сижу дома, сам себя запер, ещё и за квартиру плачу, все налоги и так далее. Это что? То, ради чего я отстёгивал налоги каждый месяц лет тридцать? Как-то я очень разочарован всем этим обстоятельством. Мне такое государство не нужно. Ни для чего”. [22].

Соловьев обиды не стерпел, видимо, восприняв ее как личное оскорбление. Развернулся конфликт, где обе стороны постарались “измазать” друг друга: “Уткин записал для Соловьева видео, в котором вызвал его на баттл и пообещал унизить. «Дело зашло слишком далеко. Я думаю, что нам пора встретиться по правилам версус-баттла. Честного словесного боя. Выходи, попробуй защитить. Не истины, не политику, не экономику, а себя. Я хочу тебя унизить, я хочу вернуть тебя на то место, которое ты занимаешь», — обратился к ведущему «России 1» Уткин. Он также назвал Соловьева «мерзкой карлицей» и «хлопотливой тетушкой» — эти определения по отношению к Соловьеву использовал теле- и радиоведущий Сергей Доренко, который рассказывал, что Соловьев испытывал к нему профессиональную зависть. Уткин также нарек Соловьева «маршалом пропаганды» и предположил, что соперник откажется от баттла: «Ты испугаешься, потому что прекрасно знаешь, что меня учили в тех местах, в которых тебя не пускали на порог». Уткин добавил, что, по его мнению, без «машины, которая работает на него», ведущий «ничего не представляет из себя»” ([23], см. также [24]).

Такие конфликты, попадая в публичную плоскость, становятся бесконечными, пока власть не одернет кого-то из них. Так видимо в результате и произошло, и они в результате стали есть в разных уголках ресторана.

Уткин говорит: “Никто не обращается внимания, что я этот конфликт не начинал. Я защищался в этой ситуации. С самого начала ему сказал: “Я хочу тебя унизить”. Ну что мне оставалось делать? С этим человек невозможно спорить по сути. У него нет взглядов и ценностей. Я лишь отвечал на агрессию. Мне, видимо, нужно было дойти до Берлина. Сначала я сказал, что отзываю войска, но ему захотелось еще. Пожалуйста, мне не жалко” [25]. И продолжает: “Я высказал свою гражданскую позицию со стороны здравого смысла. Он полез на меня с оскорблениями. Я не могу с ним спорить и устраивать полемику. У него нет своих взглядов, это бессмысленно”.

В очередном выступлении Уткин объяснил отсутствие драки с Соловьевым: “Если этого человека тронуть хотя бы пальцем, ты гарантированно потеряешь все и сядешь, это совершенно очевидно. Я не стану с ним драться ни при каких обстоятельствах. Вообще, желание подраться с кем бы то ни было у человека, который везде ходит с двумя фсошниками, это крайне смешно. Мое оружие – слово. Если мне доведется встретится с Владимиром Соловьевым, что бы он ни делал, я не трону его пальцем. Я уберу руки за спину. Я своими глазами увижу, как его хватит удар. Живи сто лет, не встречайся со мной и перестань мне угрожать своими кулаками смешными” [26].

Все это лишь немногим отличается от того, что происходит на экране у Соловьева. Там идет словесная драка, тут речь идет о драке физической. При этом Соловьев пытается занять позицию над схваткой, хотя сам является главным ее участником. Он так комментирует пародию на себя И. Соболева: ““” [27]. Общее пожелание должно быть таково: ребята, деритесь в эфире, но не на улице…  Но и в эфире должны быть пределы, ибо усиление информационной войны ведет к обострению политической [17].

Пропаганда сильна своим вариантом обязательной конспирологии, которая распространяется на всех жителей страны. Настоящая конспирология в отличие от нее “вытягивает” две группы: верующих в нее и неверующих. И они могут спокойно бороться друг с другом. А в пропаганду должны верить абсолютно все, она как вариант религии, поскольку тоже оперирует сакральными ценностями.

Публицист М. Макогон видит эту проблему так: “На пропаганду не жалеют денег. Прямые субсидии федеральным СМИ из федерального бюджета – статья расходов, защищенная ото всяких кризисов, с каждым годом она только растет. Только растут и множатся каналы доставки, едва появляется новая платформа – она тут же плотно зарастает источниками, прямо или косвенно финансируемыми из кармана налогоплательщиков и/или прикормленных олигархов. Сколько стоит многоликая Симоньян российскому государству – можно только прикидывать. Мы знаем, что бюджет RT – 27 млрд. рублей в 2020, мы знаем, что один выпуск “Международной пилорамы” стоит 3,4 млн. рублей, мы знаем про контракты с Аэрофлотом и силовыми ведомствами, но было бы очень наивно думать, что только тем, что смог раскопать Навальный поток наличных в семейный бюджет Симоньян-Кеосаян ограничиваются. Т.е., в неформальной иерархии российского политического режима, Симоньян – какой-то очень ценный человек, она оказывает важную услугу. И, наверное, если бы цели у сторон совпадали, то выглядело бы это страшновато. Потому что 3,4 млн. рублей, 50 тыс. долларов за получасовой выпуск, по российским деньгам – это все лучшее: лучшие актеры, лучшая картинка, а главное – лучшие сценаристы. Это больше, чем могут себе позволить на один выпуск даже самые топовые Ютуберы. Со всем этим можно достичь и превысить искомый эффект пропаганды, сделать очень мощный продукт. Проблема в том, что цели у сторон прямо противоположные: одни – покупают пропаганду, вторые – хотят украсть как можно больше денег, отжать бюджет досуха, снять настолько дешево, насколько это вообще реально” (цит. по [28]).

Но газета, которая это перепечатала, “выкинула” более опасные строки из Фейсбука от М. Макогона: “Российский режим не просто так квалифицируют “информационной автократией”, пропаганда в нем – это начало и конец, это фундамент и шпиль. Владимир Путин пришел к власти только телевизором. Тут нужно всегда напоминать: в июле 1999 года, за 5 месяцев до “я ухожу” и за 8 до президентских выборов – фамилию “Путин” в стране знало человек 100 и даже его назначение премьером мало что в этом изменило – он был третьим главой правительства (после Примакова и Степашина) за год и шестым за два. Ныне подзабытый вопрос “Who is mr.Putin?” тогда не на ровном месте возник” [29].

То есть как раньше звучало “патронов не жалеть”, то теперь это превратилось в “денег на пропаганду не жалеть”. Государство любит защищать себя, создавая под это множество институтов, в том числе и пропаганды.

Пропаганда и модель мира

Пропаганда – это ручное управление ситуацией, позволяющее делать все, что захочешь, со своими врагами, как это произошло отравлением А. Навального, который получил не только отравление, но и ушат грязи, вплоть до аргумента, что он мог и сам себя отравить. В принципе это интересный пример того, как пропаганде трудно выбраться за пределы своего государства (см. некоторые статьи [30 – 33]). Она хорошо работает только у себя дома, да и то в критических ситуациях сразу возрастает число тех, кто в нее не  верит.

А. Баунов так оценивает новый статус А. Навального, который разрушает “старую” пропагандисткую картинку: “Резкая атака Пескова на Навального аж по двум направлениям – агент ЦРУ, говорящий чужой текст, и хам, оскорбляющий президента, – продолжение попыток его маргинализации в совершенно новых условиях. Как было раньше? «Кто он? Да никто, мелкий мошенник, воровавший лес, интернет-баламут, который шантажирует бизнесменов и чиновников». Именно эту картину по инерции Путин пытался принести Макрону и не был с ней принят. Нужна другая. Отсутствие у Навального долгих тюремных приговоров вполне вписывалось в эту политику маргинализации. Вот Ходорковский был серьезный враг, за ним была сила, депутаты, деньги, его и посадили по-серьезному. А из этого «не надо делать героя». Часть этой стратегии – непоименование (даже сейчас он чаще «берлинский пациент», хотя имя уже начало звучать из уст высоких спикеров) и недовольство, когда кто-то из важных шел с ним на открытый, особенно в личном присутствии разговор. Однако в результате последних событий из Алексея Навального получился больше, чем герой. Навальный – единственный политик, который умирал, был убит и воскрес. Тут появляется библейский Лазарь, а то и вовсе что-то мессианское, адресованное самым глубоким, мифическим и сказочным, а если угодно, и религиозным слоям сознания. Впрочем, и практиковавшееся до этого табуирование имени – тоже довольно мифотворческое действие” [34].

Модель мира, которую несет государство, распознается по тому, кто в ней находится в списке “друзей”, а кто “врагов”. Соответственно по друзьям/врагам государство распознает и нежелательные организации внутри себя, с которым пытается прямо и косвенно бороться.

Сегодняшнюю пропаганду, направленную вовне, например, из Russia Today, изучают даже с академических позиций. Например, одно из исследований опиралось на интервью с сотрудниками, которых даже пришлось “прикрыть” номерами без фамилий, поскольку по условиям контракта с Russia Today они не имеют права разглашать информацию. Russia Today – это внешний рупор России, поэтому интересна механика его функционирования. Тем более она должна коррелировать и с направлением атак анонимных троллей, аккаунты которых связывают с Россией.

Вот некоторые моменты этого исследования официального рупора внешней пропаганды [35]:

– “В наших интервью респонденты согласились, что цели канала с 2008 были и являются следующими. Во-первых, продвижение идеи, что западные страны имеют столь же много проблем, как и Россия. Во-вторых, поддерживать конспирологию в отношении медиа институтов Запада, чтобы дискредитировать и делегитимизировать их. Это четко соответствует слогану канала: “Больше вопросов”.

В-третьих, создавать контраверсийность, чтобы подтолкнуть людей критиковать канал, поскольку это создает ощущение важности канала, что в частности помогает менеджерам канала получать больше финансирования от правительства”;

– “Участник 20 не понимал позиции канала по Брекзит: “я спросил своего редактора, какова линия RT по этому вопросу, им он сказал: все, что создает хаос является линией  RT”;

– об изменениях позиции: “такие изменения имели место во время освещения арабской весны 2011. Участник 10 дал пример того, как RT должно было часто менять свою редакционную политику, чтобы совпадать с линией Кремля. RT поддерживало арабскую весну в 2011, однако после того как российское Министерство иностранных дел оценило ситуацию и решило, что арабская весна мешает их внешней политике, RT изменило освещение, чтобы быть анти-арабской весной. Хотя изменение нарративов не столь часто на других каналах, это привычная практика на RT и часть ее организационного поведения”.

Перед нами боевое телевидение, которое способно удерживать у экрана не только старшее поколение, как считается в целом по отношению к телевидению, но и молодежь. Здесь политика обретает индивидуальные лица, чего особо не было в случае советского ТВ, точнее было только в “избранных” передачах.

Самыми цитируемыми журналистами в России оказались: Венедиктов, Соловьев, Познер, Симоньян, Собчак, а Дм. Киселев – лишь на 10 месте [36]. Этот список как бы не очень совпадает с наиболее высокооплачиваемыми, у которых другая пятерка:  А. Шейнин – 100 миллионов рубл. за год, М. Симоньян, Т. Кеосаян, В. Соловьев, А. Пушков идут за ним [37 – 38].

Правда, действия этих лиц в жизни часто не совпадают с тем, что они говорят на экране, например: “У члена Совета Федерации и ведущего программы «Постскриптум» Алексея Пушкова есть неизменные вещи. Во всех спорных ситуациях у него всегда виновны США и европейские страны, а российский президент Путин неизменно прав. Еще одна пушковская константа — отмечание праздников за пределами Отечества” [39].

И еще: “Ведущие программы «60 минут» на телеканале «Россия 1» Ольга Скабеева и Евгений Попов подверглись критике в интернете из-за отпуска в Австрии. Супруги провели зимние каникулы в Альпах, а фото Скабеева активно публиковала в Instagram. Подписчики телеведущей остались в недоумении: почему в телеэфире Скабеева и Попов критикуют Европу и ее ценности, а отдыхать едут не на российские зимние курорты, а на «загнивающий Запад»?”.

И только ленивый не вспоминал две виллы на озере Комо в Италии В. Соловьева [40 – 44]. Во всем этом присутствует несомненный конфликт интересов. Нас с детства учили, что врать плохо, но жизнь учит, что врать за государство – это хорошо. Однако власть готова закрывать на это глаза. Это как бы перевернутая парадигма советской пропаганды, которую выразил в 1946 г. Сергей Михалков в своей басне, которая завершается такими словами:

Теперь наоборот: пропагандисты хвалят для других родное, но сами любят западное, и это еще одно доказательство того, что пропаганда не отражает, а искажает реальность.

А. Окара справедливо отмечает двойственное положение политических журналистов: “с точки зрения элитных сообществ, политические журналисты не часть элиты, а наемные работники, которые за деньги пишут (говорят, показывают) то, что им заказывают издатели, собственники и главные редакторы газет, радио- и телеканалов, интернет-изданий и информационных агентств. И не пишут того, чего не следует (по мнению элиты) писать. Однако сами политические журналисты рассматривают себя в качестве вполне самостоятельных акторов политического процесса, и многие из них относят себя к элите (как минимум — к невидимой ее части). Ведь они не только развлекают, информируют и просвещают общество, но и обеспечивают легитимность политического режима и устойчивость политической системы. Ведь именно они в ходе предвыборных кампаний убеждают избирателей голосовать за того или иного кандидата в депутаты, мэры, губернаторы и президенты. Ведь это благодаря их журналистским расследованиям снимают высокопоставленных чиновников и даже заводят против них уголовные дела. Ведь это благодаря их работе население не бунтует и сохраняет лояльность власти. Ведь это именно они в случае войны создают специфическую общественную атмосферу, в которой убийство противника воспринимается как нечто обыденное. И именно они, журналисты, контролируют главный в постиндустриальном обществе ресурс — информационный” [45].

На постсоветском пространстве провозглашается отсутствие идеологии, но на самом деле эта идеология есть. Ее можно обозначить как анти-протестная идеология, которая обслуживает власть. Все, что против власти, плохо и должно уничтожаться всеми методами во всех трех пространствах: физическом, информационном и виртуальном. Кстати, блогеры скоро могут стать опасной профессией, почти наравне с канатоходцем.

Пропаганда и конспирология – близнецы-братья, поскольку готовы обманывать всех и сразу, к тому же бесплатно… Пропаганда работает более на рациональном полюсе, конспирология – эмоциональном. Но и та, и другая ведут нас в мир, который с каждым шагом будет все дальше от реальности. Этот мир явно более понятный, чем тот, в котором нам реально приходится жить. Правда, от пропагандистского мира настроение поднимается, а от конспирологического падает…