09 июня 2020
2399
В двадцатиминутном журналистском расследовании издания «МОСТ» (развивали этот интернет-ресурс Никитенко и Екатерина Гандзюк совместно) речь шла о связях Владислава Мангера, тогда уже руководителя Херсонского областного совета, с уголовным миром. Сначала фильм Никитенко отказалась транслировать областная ТРК, а позже вельможа подал на журналиста в суд.
Местные суды запретили трансляцию материала. Однако свободу слова Сергею Никитенко удалось восстановить в Верховном суде. Практически через две недели после этого решения на Сергея напали двое неизвестных. Злоумышленники ожидали журналиста на автостоянке, повалили на землю и избили. Это случилось в июне 2018 года. Никитенко уверен: нападение на него — месть за профессиональную деятельность. Но за все это время ни один виновник преступления не наказан.
О том, как непросто местным журналистам в противостоянии с региональными кланами, как они и активисты остаются практически один на один со спрутом местной власти, силовиков и криминала, а также о пророссийских настроениях в Херсоне и грани между активизмом и журналистикой мы говорим с Сергеем Никитенко в рамках специального проекта УХСПЧ для ZN.UA.
«Недореформированная судебная система сейчас используется как весьма действенный способ затыкать рот»
— Сергей, два года назад вы стали жертвой нападения. Год назад появилась информация, что следствие, вероятно, связывает нападение на вас с нападением на Екатерину Гандзюк. За это время следствие продвинулось?
—Оно, может, и продвинулось, но я ничего об этом не знаю. Потому что за два последних года это дело, наверное, раз шесть передавали из ведомства в ведомство. Его возбудило районное отделение полиции в Херсоне. Потом его передали в главное управление Херсонской области, оттуда — в главное следственное управление СБУ, потом — в главное следственное управление МВД Украины и, насколько мне известно, оттуда снова — в СБУ. Это максимально все, что я знаю об этом деле.
— Нападение на вас вы сами называли местью за фильм, который вы сняли о Владиславе Мангере ( — Н.С.). Из-за этого материала Мангер пошел в суд, а фильм даже запрещали к показу. Расскажите об этом судебном противостоянии.
—Судебное противостояние было очень интересным. Сначала мы договорились с областной государственной телерадиокомпанией показать этот фильм. Но их творческий совет запретил показывать фильм. И тут же передали диск Мангеру. Мои источники сказали, что он получил его в тот же день.
Фильм вышел на Youtube. Позже его опубликовали несколько херсонских сайтов и киевские «Буквы». После этого Мангер подал на меня в суд. Судья рассмотрел это дело без меня, не приобщив мои доказательства. Он вынес очень странное решение. Я должен был опровергнуть около двенадцати вырванных из контекста фраз. Я подал апелляцию и проиграл. Думаю, большую роль в этом сыграл тот факт, что у одного из адвокатов Мангера есть родственные связи с одним из руководителей Апелляционного суда Херсонской области.
Мы подали кассацию в Верховный суд, особенно ни на что не надеясь. Вынашивали мысль, как исполнить решение суда. Надо было на камеру зачитать решение суда первой инстанции, так что мы уже думали, каким образом это обыграть. В апреле 2018 года полиция Херсонской области сообщила мне, что против меня планируют возбудить уголовное дело, а исполнительная служба открыла производство. И в тот же день из Верховного суда сообщили, что дело принято к рассмотрению, и суд на время рассмотрения остановил исполнение решения. Еще раньше Херсонский городской суд запретил вообще кому-либо где бы то ни было показывать этот фильм, Youtube его заблокировал. Но я обжаловал это решение в апелляции.
18 июня произошло нападение, которое я связываю с этим фильмом и прочей моей деятельностью. А примерно через две недели Верховный суд вынес решение об отмене решения первой апелляционной инстанции. Сейчас расследование можно посмотреть в открытом доступе на YouTube. Фактически, мы победили в этой борьбе за свободу слова.
— Учитывая этот опыт, какое впечатление сложилось о слушании таких дел в местных судах?
—Судиться на местах для журналистов вообще неблагодарное дело, потому что есть влияние и адвокатов, и самих фигурантов на судей, какие-то связи. Эта недореформированная судебная система сейчас используется как довольно-таки действенный способ заткнуть рот. Потому что решение суда выносится по формальным признакам. В моем случае никто и не собирался доказывать, что канал, на котором вышел фильм, мой. Хотя для дела это важно.
— В прошлом году Херсонская область заняла пятое место по количеству правонарушений в отношении журналистов. Эта статистика охватывает нападения и угрозы. Какое развитие в области имеют указанные инциденты — уголовное производство, суды, общественный резонанс?
—Да, мы действительно в прошлом году вошли в пятерку. В этом году тоже уверенно движемся к первой пятерке. Вопиющих нападений с избиением не было, но нарушений фиксируем довольно много. Только за период карантина — около шести случаев. Одного журналиста четыре раза за четыре дня не допустили на сессии разных уровней. Причем это известный журналист областного уровня.
А в прошлом году в Херсоне на блогера напал строитель с пистолетом и угрожал. Кроме того, была резонансная угроза журналисту Олегу Батурину от депутата облрады переломать ноги. Полиция тихо закрыла это дело, хотя возбуждала его по ст. 345-1 (угроза или насилие в отношении журналиста).
— Что изменилось в Херсоне после убийства Екатерины Гандзюк? Гражданское общество стало более активным или наоборот более осторожным?
—Понимаете, я не могу сказать, что в Херсоне есть устойчивое гражданское общество. Когда меня спрашивают, с кем в Херсоне из общественных активистов можно работать, я обычно называю две-три фамилии и организации, и все.
Криминогенная ситуация в Херсоне ухудшилась в геометрической прогрессии, если посмотреть статистику, например разборок между криминальными элементами. Но уголовных случаев в отношении журналистов-активистов стало меньше. Это понятно, потому что они откровенно напуганы.
«Местные элиты перед выборами будут просить для себя преференций. Возможно, это сдача дел активистов»
— Расследования дела Кати, как и других резонансных дел, в том числе убийств активистов и журналистов, не имеют результатов. Хотя Зеленский обещал найти и наказать заказчиков убийства Екатерины Гандзюк, сейчас адвокаты и активисты говорят о сливе дела. Пассивную позицию предыдущей власти в некоторой степени объясняли тем, что Порошенко покрывал своих однопартийцев — Гордеева и Рыщука. В чем, по вашему мнению, причина пассивной позиции действующей власти?
— Во-первых, мне кажется, что президенту пообещали быстро решить эти громкие проблемы, не сказав, каким образом. Наверное, он согласился.
Во-вторых, мы видим, что у президента и его партии в регионах нет ни сильных команд, ни поддержки местных элит. А перед местными выборами они нужны. Я так понимаю, что в некоторых регионах они уже начали договариваться, в некоторых — еще будут. Понятно, что ни в Одессе, ни в Херсоне, ни в Николаеве или Запорожье элиты не изменились. Все они будут просить для себя каких-то преференций. Возможно, это именно сдача дел активистов, таких как дело Кати Гандзюк, о которой президент перед стадионом говорил, что ответственность за это лежит на Порошенко. Сейчас мы видим, что он об этом уже забыл.
— А влияние Авакова?
— То, что Аваков влиятельнее президента, понятно. Даже местные полицейские во многих вопросах иногда намного влиятельнее местной власти.
Аваков играет роль покровителя этих полицейских. Когда-то в моей практике была работа в милицейском учебном заведении, и я общался со многими опытными полицейскими. Все они люто ненавидели Луценко именно за то, что он не заступался за своих. Авакова же полицейские и любят потому, что они для него «свои».
В некоторых городах, особенно в Одессе, Херсоне, полиция не то что не расследовала нападения, а порой еще и помогала. Не исключено, что Мериков (. — Н.C.) мог сообщить Левину (подозреваемому в организации убийства Екатерины Гандзюк), что за ним ведется слежка, но после этого он получил звание генерала и повышение.
Также всем известно, что полицейские как минимум помогали в отдельных нападениях на Сергея Стерненко. В деле о нападении на меня полиция тридцать шесть дней молчала и выкатила в Фейсбуке пост о поиске нападавших. А потом выяснилось, что все эти дни они рассылали письма в НСЖУ, в ИМИ, чтобы получить ответ, журналист я или нет, нужно ли расследовать мое дело.
— На локальном уровне в городах, в которых складываются договоренности между властью и полицией, активисты говорят о практике задабривания. Например, власть дарит местной полиции автомобиль, а та потом не трогает ее представителей. Есть ли что-то подобное в Херсоне?
— Конечно же, есть. По два миллиона гривен, если не ошибаюсь, в год выделяется на горюче-смазочные материалы, на компьютеры, на автомобили. А в конце прошлого года херсонская власть передала средства по программе «Безопасный город» прямо полиции, без отчета. Там семь с половиной миллионов гривен — на оборудование, камеры, серверы. Все это благополучно закупили, но мы до сих пор не можем точно сказать, эта ли система работает. 20 апреля нынешнего года в центре Херсона произошел поджог синагоги. Все скриншоты, которые нам показали, когда задержали подозреваемых, оказались с бытовых камер. Где камеры этого «Безопасного города», никто не знает. Поэтому, я так понимаю, это один из способов отблагодарить полицию за какие-то услуги.
То, что полиция превратилась в подпольную империю, тоже понятно. Они имеют огромное влияние на экономику городов, областей, сумасшедшее влияние на политику. У них есть карманные общественные организации, свои фракции в радах, свои активисты, журналисты, свои СМИ. В Херсоне, например, до сих пор действует сайт, созданный еще в 2013 году, который ведут штатные сотрудники пресс-службы. Пишут «мусорскую» хронику, но выдают за независимое СМИ. У них есть свой человек в городской раде, депутат (его в тусовке называют «младший сержант Богданов»), который сливает всю нужную информацию. В этот контекст вполне вписываются нападения на активистов, потому что во многих городах они мешали полиции. В том числе и Катя мешала. И не столько действиями, сколько публичностью, потому что больше всего эти люди боятся именно ее. И публичность — единственное оружие, которым можно с ними бороться.
«В Херсоне пророссийские настроения до сих пор принято скрывать»
— В медиа была информация, что действующий председатель ОГА Юрий Гусев имеет связи с Мангером. Хотя сам он открещивается от близких контактов с председателем облрады. Что-то сейчас свидетельствует об их контактах?
—Надо сказать, что Гусев испуган. Во время его назначения, когда казалось, что ничто не может ему помешать, был сумасшедший скандал с Мангером, их совместным участием в «Землячестве» ( — ZN.UA).
Я бы не сказал, что там приятельские отношения, потому что Мангеру не нужны такие невлиятельные друзья. Но Мангер очень часто отдает Гусеву жирные куски без обсуждения. Например, восемьсот тысяч гривен дают на диджитализацию Гусева, его Телеграм-канал, еще какую-то ерунду. Хотя раньше, я так понимаю, ни одному главе облгосадминистрации не давали.
— На фоне последних событий, в частности вокруг дела Стерненко, вопрос самозащиты стал весьма актуальным. Право на защиту включает в том числе и право владения оружием, которым можно воспользоваться в критические моменты. Однако есть список херсонцев, которые получили травматическое оружие как журналисты, но на самом деле ими не являются. Почему, на ваш взгляд, возникла такая проблема?
—Во-первых, журналисты имеют право носить оружие. Но не столько для защиты, сколько для того, чтобы все понимали: человек может дать отпор.
Во-вторых, этот список — настоящий подарок судьбы. Когда я писал запрос, даже не надеялся получить ответ. Каким же было мое удивление, когда я увидел полный список этих людей. Теперь это вообще энциклопедия. Там, кажется, двести человек, из них двое или трое журналисты.
Понятно, что это бизнес. Если бы мы увидели список СМИ, выдававших удостоверения, то среди них было бы несколько зарегистрированных самими полицейскими. За двести долларов в карман они выдают эти удостоверения, а потом — пистолет. Так же действуют объединения охраны общественного порядка. Это огромное поле для коррупции. Продавать эти удостоверения — бизнес, существующий благодаря тому, что есть спрос, но нет нормального предложения на рынке.
— Херсон из-за своего географического положения считается нестабильным регионом в Украине. В значительной мере угрожающими представляются возможные пророссийские настроения в городе. Насколько ситуация опасна?
—В Херсоне пророссийские настроения до сих пор принято скрывать. Здесь нет открытых пророссийских «движух». Я бы больше говорил о «ватной» части населения. Но в самом Херсоне она не такая большая. Больше в Новой Каховке, Геническе — исторически так сложилось.
Да, здесь люди будут голосовать за ОПЗЖ или похожую партию. Но обычно на местах эти партии — это объединения конъюнктурщиков, которые, возможно, больше проукраинские, чем другие. Таких откровенно пророссийских или идейных «ватных», как правило, в этих партиях нет. Я не знаю, что там у Шария или у других маргиналов. Но не вижу очень большой угрозы реванша.
— Должна ли, по вашему мнению, быть грань между журналистикой и активизмом? Вы ее для себя проводите?
—Это очень сложный вопрос, который я себе часто задаю. Одно другому мешает, но, с другой стороны, по моему мнению, у журналиста должна быть позиция. Хуже, если журналист, особенно местный, не в контексте и не понимает, о чем он пишет, снимает, говорит.
По поводу активизма. Трудно во время акций относительно дела Кати Гандзюк не взять фаер и не встать рядом с друзьями. С другой стороны, для себя я объясняю, что пока во многих городах не появится достаточно активных людей нежурналистов, придется активизмом заниматься за них. Общественных организаций, инициатив много. Но когда посмотришь на работу и ее результат, то максимум это какие-то баллы перед местными выборами, не более. Я не считаю, что журналист — какая-то сакральная специальность, которая должна быть сугубо и чисто журналистикой, особенно на местах.
Автор: журналистка проекта УХСПЧ по защите и поддержке гражданского общества; ZN.UA
