Об украинских ментах-полковниках в московском ОМОНе: «Русский мир», на самом деле — мир ментовской

Оказывается, одиозный украинский полковник стал российским, и это не первый такой случай — два года назад в российской полицейской форме во время разгона очередного митинга в Москве видели украинского полковника Петра Федчука, также разыскиваемого на родине по делу об убийствах на Майдане, а журналист Алексей Абанин, снимавший на Тверской 12 июня, пишет о полицейском, который пообещал ему «сломать фотоаппарат и лицо», и украинские фотографии этого полицейского тоже удалось обнаружить любознательным пользователем — человек при Януковиче разгонял митинги в Луганске, теперь разгоняет в Москве.

Вряд ли здесь был какой-то специальный расчет, вряд ли кто-то хотел нарочно похвастаться новыми кадрами московской полиции и Росгвардии. Скорее — просто никому не пришло в голову прятать этих людей, никому не пришло в голову, что их появление на публике может вызвать какой-то скандал. Не подумали, не учли. «А что такого?»

А действительно — что такого? Вот если не заламывать руки и не обзывать убийцами тех, кого в убийствах подозревает ангажированное украинское следствие; в конце концов, если киевская февральская бойня 2014 года когда-нибудь будет расследована всерьез и объективно, едва ли выводы такого расследования совпадут с официальной версией нынешних украинских властей.

Преступление не доказано, называть людей преступниками права ни у кого нет; люди выполняли свой долг, а когда оказалось, что никакого долга на самом деле нет, добрая Россия протянула им руку помощи, выдала новую форму, погоны и оружие и позволила реализовывать свой профессионализм уже у себя, на своей территории. В таком пересказе история офицеров «Беркута» звучит почти достойно, и их появление на Тверской становится настоящим хэппи-эндом, когда украинские профессионалы, ошельмованные на родине, нашли свое призвание в другой стране. Что здесь не так?

Не так здесь все. Начать, наверное, стоит с того, что работа полицейского не исчерпывается одним только профессионализмом — в конце концов, очевидна разница между местным шерифом, стоящим на страже безопасности и покоя своих соседей и друзей, помнящих его еще ребенком, и между полицейским, командированным наводить порядок в дальний и совсем чужой ему регион вроде Чечни. Кроме умения тащить демонстрантов в автозак и стрелять из пистолета, есть моральная составляющая, есть долг, выходящий за пределы обычной работы и зарплаты, есть присяга.

В легенде о бойцах чеченского МВД, которые прячутся в московском «Президент-отеле», чтобы однажды выйти на разгон решающего протестного митинга, главная составляющая — как раз вот эта, непроговариваемая, про чужаков. Это, может быть, глупо и смешно, но если «свой» полицейский еще имеет какое-то моральное право поднять на тебя дубинку, то у чужака такого права точно нет, и с этим не спорят даже сами местные полицейские — пример с чеченским МВД, может быть, слишком экстремальный, но известны случаи, когда в роли чужаков с дубинкой оказывались и московские омоновцы; так, несколько лет назад, когда Владивосток протестовал против ограничений на ввоз импортных автомобилей, демонстрации автомобилистов разгоняли именно московские омоновцы, и именно прилет москвичей как факт, а даже не то, что они делали, стал для Владивостока символом унижения и несправедливого насилия; даже лоялистская «Комсомолка» писала тогда о «кровавом воскресенье» и цитировала местных милиционеров — «Москвичи сегодня натворили дел. Они теперь уедут, а мы останемся. Наши многие ведь отказывались вообще выходить против горожан».

Когда речь идет об украинцах-полицейских, неизбежны оговорки по поводу особой близости наших стран и народов, об условности и недоделанности (собственно, это же и есть реальная причина войны) границ между ними и о том, что Россия Путина так или иначе стала новым отечеством для тех украинцев, которых Украина объявила врагами. В известном смысле это так, но даже с самой радикальной позиции сторонников «русского мира» — стоит ли начинать разговор о русско-украинском братстве с полицейских? В  Украине действительно еще в самое давнее мирное время было достаточно местных активистов, недовольных способами государственного и национального строительства, людей, грезивших о русском Крыме и о Донецкой республике задолго до 2014 года. Некоторые из них, как покойный Олесь Бузина, отрицали даже само понятие украинства и называли себя малороссами.

Что с кем стало, рассказывать не надо — Бузина убит, и не только Бузина, какие-то активисты сидят в тюрьмах, а те, кому повезло («повезло») оказаться на территории нынешних непризнанных республик, учатся теперь «русскому миру» в условиях, максимально приближенных к боевым, — кто-то на передовой, кто-то «на подвале», а кто-то уже ничему не учится, потому что лежит в братской могиле. Так или иначе, ничего не известно о том, чтобы объятия российского государства были как-то особенно распростерты перед теми гражданами Украины, которые считают своим отечеством Россию. Все на общих основаниях вплоть до судов об экстрадиции. Москва слезам не верит.

Объятия распростерты, как мы теперь видим, только перед социальной группой «менты», и это не кажется случайностью — просто то, что в официальной российской риторике называли «русским миром», на самом деле — мир ментовской. Интернациональная солидарность силовиков оказывается выше минимальной национальной солидарности. За все постсоветские годы Россия ни разу даже не попыталась стать родиной всех русских планеты, зато стала родиной всех ментов. От них не требуется признаний в любви к России, в принадлежности к русской культуре и в приоритете Пушкина над Тарасом Шевченко. О них вообще нельзя говорить в привычных нам терминах «русский», «украинец». Каждый из них прежде всего мент — ну и украинец заодно, да.

Люди, по праву принадлежности к привилегированной опричной касте получившие российские паспорта, командуют избиением людей, родившихся и проживших всю жизнь в Москве. Пропаганда любит акцентировать юный возраст героев новой протестной волны — «школота», «дети» и так далее. Но стоит иметь в виду, что самый юный, даже десятилетний, если вдруг там такие были, участник этих протестов живет в России дольше, чем полковник Кусюк.

Для любого тинейджера с Тверской Россия — настоящая родина, а для Кусюка — не более чем очередное, не первое и не последнее, место приложения его полицейского профессионализма. Когда закроется окно возможностей в России, он поедет дальше — может быть, запишется к французам в иностранный легион, может быть, присоединится к (запрещенному в РФ) Исламскому государству. Нет никаких оснований видеть за Кусюком и его земляками, нанятыми в российские силовые ведомства, какие-то иные мотивации кроме тех, которые есть у наемников, продающих за деньги свои профессиональные навыки (очень, кстати, спорные, если помнить, чем все у Кусюка и его друзей закончилось в Киеве).

Все подводят итоги митингов 12 июня — пишут о Навальном, о смене протестных поколений, о перспективах протеста и так далее. Но вообще-то главный итог этого дня — украинский полковник в российской форме с российскими погонами. Власть вольно или невольно продемонстрировала обществу, что у нее для подавления недовольных есть не только моднейшее полицейское оборудование, но и иностранные наемники. Со времен латышских стрелков иностранных наемников советская власть против народа не использовала никогда, и вот это «никогда» закончилось. Велик соблазн сказать по этому поводу что-нибудь пафосное — что власть показала свое истинное лицо, или что она совершила роковую ошибку, или еще что-нибудь в этом роде, но нет, все проще. Власть совершила сейчас по отношению к обществу чудовищную бестактность. А вот бестактность как раз и становится источником самых роковых ошибок. Когда-нибудь они доиграются.

cripo.com.ua