Дочь Олега Тинькова шесть лет жила без паспорта

06 января 2020

997

Дочь Олега Тинькова шесть лет жила без паспорта

— Ты в Москву по какому-то случаю приехала?

— Да, я вообще в Москве очень редко бываю и сейчас залетела буквально на три дня, чтобы сделать паспорт. Мой в 20 лет просрочился, мне сейчас 26 будет — шесть лет ходила без паспорта и вот решила сделать. Мне даже штраф выписали, а когда я [для оплаты штрафа] пришла, на меня посмотрели, будто я инопланетянин: «Девушка, вы как без паспорта шесть лет?». А я такая: «Вот так вот, живу нормально, ничего».

— Ты тут с детства не живешь, да?

— Да, я в Москве, на самом деле, жила буквально два года. Я выросла в Америке, потом жила два года в Италии, год во Франции, потом обратно в Америку вернулась. С 15 лет я в Англии, училась в школе в Оксфорде до 18, потом переехала в Лондон, поступила в университет, окончила его пару лет назад и осталась жить [в Лондоне].

«Вино воспринимается как искусство: люди не бухают, а коллекционируют»

— Что для тебя значит Россия?

— Очень многое, конечно, я себя считаю абсолютно русской девушкой. Просто Москва — это не мой дом, я ее не знаю абсолютно. Мне называют адрес, я его говорю водителю — и все, сама не ориентируюсь. Пару дней назад меня мама на Красную площадь сводила, я хоть посмотрела опять. Стала фотографировать все, Большой театр и так далее, и мама говорит: «Ты, правда, как туристка все фотографируешь». А так ведь и есть. Видела, конечно, но давно, хочется иногда освежать в памяти, ну и друзьям потом в Лондоне фотки показывать.

— У тебя в Instagram очень провоцирующий никнейм — drinkingwithdasha. И подпись, что ты занимаешься вином. Что это значит?

— Звучит очень странно, но с детства меня папа F 47 приучал к хорошему вину. И мы всегда ходили по ресторанам, всякое вино дегустировали, и по всему миру мы путешествуем и тоже пробуем, ну и я, чтобы запоминать все эти вина, решила создать себе такой блог, назвать его drinkingwithdasha и публиковать фотографии вин, которые я пью, бутылок с наклеечкой, писать что-то про них. Такой дневник отзывов, что запоминать. Ну и блог этот как-то развился, прижилась идея, но это скорее для себя. А так, да, я занимаюсь в винном бизнесе, еще с 18 лет.

— Получается, уже восемь лет ты продаешь вино?

— Да, продаю вино, не в магазинах, у меня все спрашивают: «Ты у [Евгения] Чичваркина работаешь?» Нет, я не у Чичваркина работаю. Я работала в самой большой компании лондонской, и мы продавали огромные объемы вина частным клиентам. Я специализировалась, естественно, на русских клиентах. И я занимаюсь созданием частных винных погребов, то есть человек покупает себе дом, делает погреб и пишет мне, чтобы я ему создала такую коллекцию. Вот, если ты себе купишь дом в Лондоне и обратишься ко мне, я тебе с удовольствием винный погреб сделаю. Это, на самом деле, очень частая практика, потому что пьют практически все, очень мало, кто не пьет. Более того, конкретно вино уже скорее как искусство воспринимается: люди не бухают, что называется, а коллекционируют.

— Какие у тебя дальше планы?

— Хочу остаться в винном бизнесе, мне это очень интересно. Примерно полгода назад я ушла из той крупной компании и сейчас работаю над одним пока что секретным проектом, о котором смогу рассказать через пару месяцев, он тоже связан с винной индустрией.

— Сейчас очень популярен, наоборот, ЗОЖ. Ты вступаешь с этим трендом в противоречие?

— Мне часто задают этот вопрос и, если честно, меня он немного поражает. Ни в какое противоречие я не вступаю, я тоже веду здоровый образ жизни, я вегетарианка, очень много занимаюсь спортом. Ну и практически не пью алкоголь — на дегустациях я всегда вино сплевываю, а все эти бутылки из Instagram — я обычно даже бокала не выпиваю, так, пробую. Если человек работает в винном бизнесе, это совсем не значит, что он алкоголик, это полный бред. Всего надо в меру: чуть-чуть можно выпить, ничего такого не будет.

— Твои любимые вина?

— Любимые вина точно из Бургундии. Если честно, предпочитаю красное вино, мне оно очень нравится. И сейчас в Бургундии очень много интересных маленьких производителей, которые еще не очень раскрученные, но делают чумовое вино по доступным ценам, и знаешь, качество такое же, как и у производителей, вино которых стоит по £10 000 за бутылку.

«У меня все спрашивают: «Ты у Чичваркина работаешь?»

— Кстати, почему вино так дорого стоит, из чего формируется цена?

— На самом деле, я думаю, что после £5000 за бутылку разницы уже никакой нет. Это уже некий хайп, раскрутка. Считается, что [такие цены производитель выставляет] потому, что ты покупаешь какую-то историю. Допустим, где-то год назад умер [известный винодел из Бургундии] Анри Жайе и был аукцион в Женеве, я на него летала, и там вина [из коллекции Жайе] продавались буквально по сотне тысяч фунтов за бутылку. Ты это покупаешь как частичку истории, как вино, которое больше никогда не повторится, для коллекции. Но понятно, что бутылка не стоит £100 000 — это просто вино.

— Ты ощущала что-то особенное, когда пробовала сказочно дорогие вина?

— Голова, может, меньше болела. Это действительно зависит от стоимости: если ты купишь вино в супермаркете за £6, тебе точно будет наутро не очень здорово, никакой «Нурофен» не поможет. Причем только такое вино в основном и покупает в Англии мое поколение. Я говорю: «Вы понимаете, что, если даже стеклянная бутылка стоит 50 центов, пробка — 50 центов, а вино внутри — £4, это же вообще непонятно, что вы пьете». Но тут так почему-то у молодежи принято.

— Ты с детства находишься в окружении предпринимателей, как минимум одного F 47. Сама ты тоже хочешь пойти по этому пути, создать свой бизнес?

— Да, свой бизнес как раз сейчас создаю.Не хочу идти по стопам отца, потому что это неправильно. Но у папы тоже есть эта любовь к вину, и он мне очень сильно помогает, поддерживает. И дело не столько в финансах, сколько в том, что ему приходят очень крутые идеи в голову, особенно в маркетинге, и у него очень много опыта, контактов, он меня учит. В общем, без него я бы не смогла. У нас на время работы прекращается общение как папы с дочкой, мы друг другу e-mail’ы пишем, на встречи ходим рабочие, садимся, обсуждаем. А потом расходимся — и [ведем себя] уже как обычно.

— Почему ты не пошла работать в Тинькофф банк или в La Datcha?

— Проектом La Datcha я занималась очень много, абсолютно всю винную карту для него делала. Она там очень сложная, особенно в Альпах, во Франции — это самая крутая винная карта в региона, ее составление больше года у меня заняло. Я же собирала вино по всему миру. У нас там такие вещи есть, которые буквально в единственном экземпляре остались. К нам когда приезжает туда клиент, выпивает бутылку, мне потом менеджер звонит: «Даш, найди бутылку 72-го года, купи новую, тут человек выпил». А такую уже больше нигде не найти. Поэтому это очень долго все составлялось. Вот сейчас еще La Datcha в Мексике будем открывать семьей, там будет винная карта вообще чума. Так что я занимаюсь [этим проектом] очень много.

А банк — это просто не мое. Меня как-то папа отправил поработать в call-центр, где работают сотни тысяч человек, наверное, чтобы я посмотрела, как там все устроено. Ну, это был просто ужас, сильнейший стресс, очень тяжелая работа. Неделю поработала еле-еле и ушла. Но вообще у нас все в семье — и я и оба брата — будущие предприниматели: никто не поет, не танцует, но и в папины бизнесы идти не собирается, нам это кажется неправильным.

— Расскажи про ваш ледокол — безумный совершенно проект Олега Тинькова, самый яркий, наверное, за последнее время.

— Я там еще не была, и он еще не готов, но я знаю, что недавно его спустили на воду и он не перевернулся — это уже хороший старт. Ну а ледокол — потому что у всех яхты, хочется что-то другое, особенное.

Плюс, как я уже говорила, мы помешаны на спортивном образе жизни, и у нас одно из любимых увлечений — хели-ски. Когда с вертолета прыгаешь и на лыжах катаешься. Мы с папой на этом просто помешаны, каждый год ездим на Камчатку с ним вдвоем кататься. Так вот там мы останавливаемся на базе, которая в часе езды от Петропавловска-Камчатского, там абсолютно ничего нет, условия спартанские. А на этом ледоколе ты можешь приехать куда угодно — на Аляску, в Гренландию, в Исландию, — кататься на хели-ски и жить при этом на ледоколе в люксовым абсолютно условиях.

«На время работы у нас прекращается общение как папы с дочкой»

— Расскажи поподробнее про это увлечение, это очень интересно.

— Это очень дорогое удовольствие, но эмоции просто невероятные. Я вообще считаю, что Камчатка — это самое классное место на свете. Там вообще нереально, такая природа, эти вулканы, эти гейзеры, этот воздух. Тебя сбрасывают с вертолета на вершину вулкана, ты спускаешься, и вокруг тебя бродят медведи, такого, мне кажется, просто нигде нет. И ни души вокруг, одни медведи ходят. Ты к ним уже даже привыкаешь, хотя надо знать меры предосторожности, они ведь очень близко и могут быть очень агрессивные. От них нужно уезжать не вниз по склону, потому что так они догонят, а параллельно, потому что они тяжелые и так просто будут заваливаться, не догонят.

— Часто дети из обеспеченных семей начинают пренебрежительно относиться к людям или, например, уходить во вредные привычки. Как ты объясняешь то, что вы с братьями, будучи детьми из очень обеспеченной семьи, остались очень приземленными людьми?

— Наверное, не очень хорошо так говорить, но, я думаю, очень сильно на нас повлияло английское образование. И я говорю не о высшем, а именно о школьном. Оно очень суровое, ты живешь в общежитии, в маленькой комнате, очень строгий график, никаких прогулок, но это очень сильно дисциплинирует. Даже [мой брат] Паша изначально учился в московской школе, а потом перешел в английскую и стал абсолютно другим человеком — перестал быть вредным, стал очень вежливым. И мама, например, всегда замечает, что я прямо удивительно вежливая со всеми, всегда «спасибо-пожалуйста». Я недавно шла по Москве и увидела, как мужчина просто на ходу плюнул на землю — для меня это был шок. Кстати, это наверное интересно: мое обучение в английской школе было идеей Ричарда Брэнсона. Мы как-то отдыхали на его острове всей семьей, плавали — я тогда занималась серьезно плаванием, а он даже в своем возрасте очень спортивным человеком остается, — и он как-то предложил мне в школу оксфордскую пойти, мол, я такая общительная, у меня получится там освоиться.

«Камчатка — это самое классное место на свете»

— Как тебе эти несколько дней в Москве?

— Живу с родителями, у меня даже комнаты своей нет, я же уехала, получается, десять лет назад, мою комнату мама давно уже превратила в гардеробную. Ну, лучше, конечно, не с родителями жить. Я вот вчера пришла в 12 ночи после встречи с подругой, и папа сразу: «Где была, что делала?» Ну он скорее не строгий, просто очень любопытный.

— Скажи, дома он такой же, очень экспрессивный и яркий человек?

— Да, у него столько энергии, он вообще никогда не останавливается, хоть ему и за 50 лет, энергия прямо-таки прет. Поэтому, наверное, мы и катаемся на хели-ски, потому что эту энергию надо просто куда-то выплескивать. Он такой и есть. И столько всего делает, не знаю, как все успевает, работает всегда допоздна.

— А Instagram он свой сам ведет?

— Да, а разве незаметно? Это так смешно, я ему даже говорю: «Папа, ну ты хоть фильтры иногда накладывай». Сейчас он научился сторис делать, теперь сторис постоянно выкладывает. Он так просто прикалывается, в целом он против, когда люди в телефоне много сидят.

— Расскажи в финале три повлиявших на тебя правила твоего отца. Не есть после шести, не бегать вечно за деньгами — что-нибудь такое.

— Не есть после шести — это интересно. У меня папа всегда к питанию внимателен: мы сейчас из Грузии вернулись, а я мясо не ем, и мне там было трудно себе еду найти подходящую, я хачапури ела. И он мне все: «Даша, ты знаешь, что хачапури с сыром — это очень вредно?»

«Мое обучение в английской школе было идеей Ричарда Брэнсона»

Ну а три правила? Наверное, что главная ценность — это семья, для него это очень важно. Когда я не провожу Новый год дома, это для него прямо трагедия. Второе — конечно, про работу, что всегда нужно работать, это тоже не менее важная вещь. Ну и третье — никогда не сдаваться и подталкивать себя на движение вперед.