Тюремный опыт и компромат на Лавента (часть вторая)

20 декабря 2019

1317

Тюремный опыт и компромат на Лавента (часть вторая)

Или как более часто принято называть на тюремном сленге – “пайку”, “баланду”, “хамку”. Кому как больше заблагорассудится. В латвийской спецтюрьме особо “фирменным” блюдом, неизменно подаваемым либо к обеду, либо на ужин, либо и там и там являлся так называемый “рыбный супчик”. Не знаю, ни разу не пробовал, из чего данное “явство” было в действительности приготовлено, но от него всегда исходил такой запах, вернее – вонь, которая вызывала у меня только одно единственное чувство – рвоту. Если к этому ещё добавить “призывный” внешний вид обозначенного “кушанья”, то есть уже больше вообще ничего не хотелось.

Думаете, преувеличиваю? Ну что же, судите сами – “бульончик” ржаво-алого оттенка (в цветовой гамме - ржавчина перемешанная с кровью) и непонятно из чего сделанный, в котором везде полным-полно было намешано каких-то ошмётков, кишек и отрубей. Однако и это далеко не всё. Потому что полный “пейзаж” указанного “шедевра”, вероятно, для приколов специально изготавливаемого латвийскими тюремными “кулинарами-изуверами” дополняла такая выразительная и очень эффектная деталь, как поверху этого “супчика” плавающие килькины глаза. Да, да, не удивляйтесь, самые настоящие рыбьи глаза, причём в огромнейшем количестве, как маленькие, непотопляемые поплавки повсюду плавали, покрывая всё внутреннее пространство тюремной миски. Стройно и торжественно. Ну почти, как солдаты шеренгами на военном параде. К тому же все эти “поплавки-глаза” с самым, что ни на есть, немым укором смотрели на меня каждый раз, когда я принимал в свои руки передаваемую мне через специальное раздаточное окошко во входной двери камеры алюминиевую миску. На персональном “опыте” могу сказать, что данное зрелище не просто незабываемое, а на самом деле завораживавшее, в прямом смысле, захватывавшее дух. Натурально гипнотизировавшее, заставлявшее, как минимум, смотреть в ответ.

Беря в руки тарелку каждый раз чувство было такое, что вот-вот все эти глаза вдруг разом начнут моргать, или что даже тут, во время еды за тобой неотступно наблюдает никогда недремлющее око “большого брата” вездесущей латвийской правокарательной системы.  

Не знаю у кого как, однако только от одного внешнего вида описываемого “кушанья” меня начинало натурально выворачивать наизнанку. Не думаю, что нашёлся бы хотя-бы один смельчак во всей Великобритании, кто даже за огромную страховку согласился бы рискнуть собственным драгоценным здоровьем и решился бы попробовать подобное “лакомство”. Я уж не говорю о том, чтобы пытаться кормить таким “кушаньем” домашних животных – тут уж за это и взаправду, и надолго можно “загреметь” в ту же самую тюрьму. За издевательство и негуманное отношение к четвероногим друзьям - не дай Бог, отравятся. Чего-чего, а к животным в Англии относятся гораздо лучше, чем к людям.

  Между тем данную, с позволения сказать, “пищу” в латвийской тюрьме готовили для людей. И они её ели. Да ещё как. К примеру, мой сокамерник, тот самый уголовник-провокатор с таким жадным урчанием (прямо-таки, как какой-нибудь кот-бродяга, к тому же не жравший дней пять, не меньше) каждый раз за один присест опустошал, практически вылизывал до блеска свою миску с таким, вот, “супчиком”. После чего, ну, никак не мог я отказать себе в удовольствии неизменно, раз за разом предлагать ему в качестве добавки и собственную порцию. Которую тот также проглатывал на одном дыхании, практически “в шесть секунд”. При этом искренне не понимая и удивляясь тому, чего это я тут выпендриваюсь, отказываясь от столь “изысканного блюда”. Однако я не являлся гурманом и становиться им в латвийской тюрьме вовсе не собирался.

  Слава Богу, в спецтюрьме в Латвии были разрешены передачи. Продуктовые и вещевые. Надо заметить, что “процесс” этот также был достаточно “своеобразным” и до такой степени унизительным, что описать обозначенную процедуру по-настоящему тяжело. Так как, ну, абсолютно все продукты, которые приносила мне жена проверялись, прощупывались, просматривались и даже пробовались на вкус ужасно бдительной тюремной охраной. Потому что, если вам передавали палку колбасы, то “исключительно” в целях “проверки” и “соблюдения норм личной безопасности” заключённых находчивые и, очевидно, постоянно ужасно голодные латвийские “вертухаи” вырезали из колбасы примерно две её трети – в середине. После чего самый большой, центральный кусок оставляли себе – для последующего индивидуального “тестирования” и “анализа”, а вам в камеру передавались два самых натуральных колбасных огрызка. Типичных объедка, иными словами. Да, что это меня, право, опять куда-то понесло? Тюремная охрана – они ведь тоже люди и поэтому, вполне понятно, что “ничто человеческое им не чуждо”. И они также хотят кушать. Мало ли, что за ваш счёт. Это, в конце концов, ваша проблема, раз уж вы сидите в “их” тюрьме, а они вас сторожат. Такая уж у них, “бедняг”, “неблагодарная” и “суровая” доля.

Хотя, как показал мой персональный опыт в “тюремно-посылочных” делах, далеко не все предметы, передаваемые с воли в латвийский следственный изолятор интересовали местных мародёров из числа тамошних охранников. Занимательно, что почему-то брезговали они пачкать собственные барские руки и притрагиваться к таким атрибутам первой необходимости, как самая обыкновенная туалетная бумага. Которой, к слову, в латвийской, да и в российской тюрьмах арестантов снабжать вообще не считали необходимым. Тем не менее такой существенный факт имел место быть - рулоны с туалетной бумагой находились за пределами сферы непосредственных интересов местных тюремных “вертухаев”. Вот данной-то оплошностью я как-то однажды и воспользовался для того, чтобы получить в латвийской тюрьме долгожданные новости от моих родных и близких. Которые были написаны на предварительно осторожно вскрытом и метров на пять-шесть отмотанном рулоне такой, вот, “туалетно-писчей бумаги”. Впоследствии опять-таки аккуратно скрученной обратно и тщательно заклеенной. В общем, на поверку оказалось, что подобный незамысловатый трюк ни разу ещё до меня, во всяком случае, в латвийских тюрьмах никто из арестантов не проделывал для того, чтобы получать таким, вот, неординарным образом весточки с воли. Вы бы видели выражение лица у сидевшего вместе со мной в тот период в одной камере негласного полицейского “стукача”-информатора, того самого, с “криминальным прошлым”, когда он увидел, что я читаю письмо. Которое было передано мне в камеру вместе с тщательно проверенной продуктово-вещевой посылкой. Потому что и без того длинная и худая физиономия агента-“барабана”, казалось, вытянулась ещё как минимум раза в полтора-два от удивления и доселе невиданного им способа бесконтрольного общения. Он был до такой степени озадачен и, одновременно, поражён моей наглостью и изобретательностью, что по его полностью растерянному виду было понятно, что ни с чем подобным за время своей долголетней “тюремно-шпионской карьеры” он ранее никогда не сталкивался. 

Из “фирменных кушаний”, отведанных и особо запомнившихся (потому что ничего, кроме этого там вообще не давали) в российской тюрьме “Матросская тишина” не могу не упомянуть о трёх необычайно “изысканных блюдах”. А именно, об “овощном супе”, почему-то именовавшемся не иначе, как “борщом” и приготавливавшемся из воды, воды, воды, воды (нет, ни в коем случае не подумайте, это вовсе не опечатка) и чуть-чуть гнилой капусты; о наполовину опять-таки сгнившей и ранее замороженной, а затем сваренной в совершенно неповторимом “колоре” тёмно-фиолетового, почти чёрного цвета картошке; и о специальном чёрном тюремном хлебе, изготовляемом тут же, на “зоне” и делавшимся из опилок и отрубей.

Если рассказывать о первом “блюде”, подаваемом, как правило, на “обед”, то вкус у названного “яства” был просто непередаваемый. При этом от него каждый раз исходил такой “аромат”, ну, как будто его до вас кто-то уже пробовал кушать, а потом ему вдруг резко стало плохо. То есть, натурально стошнило. Причём, прямо к вам в тарелку. Так как именно “это”, сравнимое разве только что с чьей-то натуральной блевотиной, обычно плавало поверху в той воде вперемешку с крупно, почти топором нарубленными кусками листьев  наполовину сгнивших сельскохозяйственных растений, в простонародье именуемых белокачанной капустой. Если “то”, что таким изуверским способом было настругано в обозначенный “борщ”, можно было вообще называть “капустой”. И уж тем более – “белокачанной”. Потому что, когда слоноподобно толстая и с немытыми минимум последние полгода, как у натурального мясника, ручищами “тётушка-разносчица” тюремной “баланды” в “Матросской тишине” наливала из огромного бельевого алюминиевого бака этот, вот, “супчик”, каждый раз меня так и подмывало спросить у неё: “Голубушка, у меня видимо что-то с глазами. Может быть, у меня дальтонизм, потому что столь “замечательный” цвет, ну, никак не ассоциируется с привитым мне в детстве понятием “белокачанной капусты”. Расскажи, поведай свой кулинарный секрет, из чего это такого “заморского” (в смысле, не импортного, а того, чтобы заморить) вы “кухарите” столь неповторимое блюдо?” Однако я каждый раз с опаской удерживал себя в руках от подобных навязчивых провокационных вопросов. Ведь сидел я не в простой, а в специальной тюрьме, где за такую, вот, вполне невинную попытку выведать “самую важную государственную тайну” могли покарать по всей строгости тогдашнего “революционного” времени. 

Это в том смысле, что по моему глубокому убеждению, как начиная с переворота, осуществлённого в 1917-м году большевиками-“реформаторами” Россия начала жить, так до сих пор и существует исключительно “революционными эпохами”, которые с завидным постоянством сменяют одна другую.

“Сталинизм”, “брежневщина”, “горбастройка”, “ельциноутопия”, “путинократия” (эта наиболее извращенная и искаженная форма клептократии вообще заслуживает отдельного повествования – при которой система тотального контроля, включая в себя в систему тюремного содержания, как этакий «скол» всей нынешней российской системы подавления личности!) - далеко не полный перечень всех “перекроечных” этапов, которые в разные отрезки довелось пережить многострадальной России. Поэтому приходилось отдавать себе отчёт, что столь неосторожное любопытство было чревато последствиями и могло вызвать неадекватную реакцию у неимоверно бдительной и ни секунду не дремлющей охраны “Матросской тишины” (ну, некогда им просто дремать, потому что когда тогда будет время “расслабиться” – в смысле водочки попить?). Которая, если помножить её на непроходящий у тамошних “вертухаев” похмельный синдром, вместе нередко давали весьма плачевные результаты. Прежде всего для тех, кто подобные “провокационные” вопросы задавал.

Что до “второго”, предлагаемого “спецконтингенту” в “Матросской тишине”, как правило, на ужин “кушанья”, то оно представляло собой ещё более “изысканное блюдо”. Как я уже говорил, “при своей жизни” то растение-корнеплод, из которого “стряпалась” указанная “пайка”, являлось самой обыкновенной картошкой. Нет, вру, не совсем обычной, а на тот момент, когда из неё готовили “то”, “чем” затем кормили заключённых, уже наполовину сгнившей, а до этого ранее капитально промороженной. Откуда я это знаю? Видел и пробовал самолично. Причём не раз и не два, за время моей более, чем двухмесячной вынужденной отсидки. Вкус, скажу вам, непередающийся!

Судите сами - ранее бывшая свежей картошка, а затем порядком, до состояния древесины замороженная (я подозреваю, где-нибудь в районе Заполярья и вечной мерзлоты) и, очевидно, поэтому очень сладкая и с ярко выраженным крахмальным привкусом. Если добавить к данному, надолго запоминающемуся вкусу ещё и “аромат” кисло-гнилой картошки, то “явство” получалось, ну, просто – “пальчики оближешь”! В смысле, собственную “лапу будешь сосать” с голодухи, как самый настоящий медведь-бродяга в своей берлоге зимой. Да, чуть было не позабыл упомянуть о той непередаваемой “цветовой гамме” обозначенного, с позволения сказать, “деликатеса”, многократно отведанного мною в российской “Матросской тишине”. Потому что, когда мне приходилось брать названное “блюдо”, помимо яркого тёмно-фиолетового и чёрного цветов в металлической, обжигающей руки миске я мог насчитать там ещё, как минимум, оттенков пять – почти всю гамму спектра, переливавшегося цветами из одного в другой. Тарелка с такой “порцией” прямо-таки светилась “играя” в руках, ну, почти как радуга.

У особо любопытствующих может зародиться сомнение на счёт того, неужели совсем не кормили мясом? Отвечаю – нет, отчего же, кормили. Да ещё и каким! Самым, что ни на есть, “отборнейшим”. Почти уверен, что никто из читателей таких, вот, “изысканных лакомств” в своей жизни ни разу вообще не пробовал. Думаете, о чём это я? Да, всё о той же самой “незамысловатой” картошке. Которую один из моих соседей по тюремной камере, неимоверно находчивый “взрывник-террорист” даже окрестил не иначе, как “гуляшом”. Спросите, почему? Дело заключалось в том, что “финальным аккордом”, который как самое высшее творение кулинарного искусства завершал “вкусовую гамму” и “калорийность” того незабываемого и чрезвычайно “аппетитного явства”, именуемого “картошкой”, как раз являлось “мясо”. Иными словами, самые “обыкновенные” черви – белые и жирные, сваренные вперемешку вместе с картошкой. Которые в описываемом “необычайном блюде”, по очевидному замыслу какого-нибудь там из “режиссёров-постановщиков” из числа местной тюремной администрации, все разом исполняли “роль статистов” – “мяса”, то бишь. Если уж быть абсолютно точным – то “приготовленное” не вместе, а внутри “картошки” такое, вот, “мясо”, червяки в смысле, как бы играли с вами “в прятки”. Или в “коварных диверсантов”, которые очень умело маскировали собственные упитанные “тушки” среди “неровностей ландшафта” наполовину разварившейся и размякшей от воды “картошки”. Единственным положительным моментом во всём тут являлось то, что когда “мясные” эти червячки попадали в миски к арестантам, к тому времени все они были уже неживыми. Сваренными, то есть. Во всяком случае, залегали они в картошке совершенно неподвижно, без каких-либо видимых признаков жизни. 

 Так что действительно получался своего рода “кулинарный шедевр”, от одного внешнего вида которого в животе активно начинал выделяться желудочный сок. Однако вовсе не от аппетитного вида описываемого “кушания”. Потому что, каждый раз беря в руки миску с такой, вот, “пайкой” я старался, прежде всего, “договориться”, заключить некий “союз”, который как-бы “подписывали” между собой мои голова и желудок. В смысле того, чтобы выполнить такие примитивные условия как – не думать, не осознавать и не смотреть на “то”, что приходилось кушать. И чтобы мои, видимо, не совсем здоровые мозги обеспечивали хотя бы накоротке функционирование беспроблемного “глотательного процесса”, который обычно у большинства нормальных людей сопряжён с приёмом пищи.

Откровенно говоря, не был я ни австралийским аборигеном, ни индусом-йогой, ни китайским императором, кто с малолетства приучены к подобного рода “деликатесному” питанию. В связи с чем не могу утверждать, что мне всегда с успехом удавалось решать столь явно несущественные “задачки” и лихо  уплетать за обе щёки такую, вот, “еду”. Тем не менее зачастую, по неизвестным (или, наоборот, по вполне объяснимым) причинам, моя голова вдруг начинала ужасно “глючить”, напрочь отказываясь выполнять управляющие функции в ходе столь, несомненно, простого физиологического процесса, как приём пищи и тщательное её пережевывание. Независимо ни от чего.

Как я не старался “уболтать” собственные мозги перестать артачиться, мне это удавалось очень и очень редко. Хотя я по-настоящему старался на славу, по “полной программе”, что называется. Тем не менее, капитально “замкнувшая на массу коробочка”, несмотря на применяемые к ней методы уговоров и психологических внушений (в стиле неповторимого Deil Сarnegy) нередко совсем не срабатывала. Ну ни в какую, прямо-таки, как “клин” какой-то! Да и чего вы, в общем-то, хотите? Не знаю кому как, но один только внешний вид этой “бригады” червяков-“спецназовцев”, залегавших, как в засаде, в картофельных “дюнах”, ну, никак не мог вызвать чувства зверского аппетита. Даже у такого наполовину изголодавшего создания, какое в то время являл собой автор настоящего повествования. Потому что в результате такой, вот, ненавязчивой “дието-терапии” и проведённых в “Матросской тишине” нескольких месяцев, после освобождения я покидал российскую тюрьму почти натурально вылетев оттуда. После того как открыли все запоры и двери и случился сквозняк, которым меня, собственно, и “выдуло” наружу. Так как был я на тот момент килограммов на 20-25 легче того веса, который наблюдался в моём пышущем здоровьем теле до незапланированного “визита” в российскую “Матросскую тишину”. 

И наконец завершая несколько затянувшийся “русский тюремно-кулинарный экскурс”, как и отмечал уже выше, не могу не вспомнить отдельно и не остановиться на том “лакомстве”, имя которому “чёрный хлеб”. К тому же ни какой-нибудь там - деревенский или заводской, а “испечённый” в тюремных условиях. Хотя до последнего момента у меня продолжали сохраняться также весьма большие сомнения на счёт данного физического процесса – в смысле того, что “это”, с позволения сказать, “кушанье”, почему-то именовавшееся исключительно “хлебом”, в действительности пекли. Как бы то ни было, однако именно в “Матросской тишине” в ходе одного из разговоров с моим очень осведомлённым и в достаточной мере понюхавшим жизнь со всех её сторон сокамерником – “взрывником-террористом”, тот поведал мне “великий секрет” изготовления такого “хлеба”. Который сам он есть категорически отказывался. Спросите, почему? Да просто из чувства собственного самосохранения. Так как, по его утверждениям получалось, что делали указанный “хлебушек” тут же, “на зоне”, причём ни кто иной, а сами “зеки”.  

Кроме того, со слов моего всезнающего соседа следовало, что процентов на 80 такое “хлебо-булочное изделие” состояло из древесных опилок и отрубей различных пород злаковых культур, которые в “нормальной жизни”, как правило, выбрасываются. Закапываются в землю, другими словами. Ими на селе местные жители даже опасаются кормить скотину по той причине, что последнее просто опасно для здоровья этих самых животных. Любопытно, что вообще-то для изготовления такого, вот, “специального” тюремного хлеба по существующим нормативам, целевым назначением сверху, из других структур системы “исправительно-трудовых учреждений” министерства юстиции России должны выделяться зерно, мука, дрожжи, сахар, ну, и не знаю, что ещё там обычно кладут в тесто, когда пекут. И всё это, по признанию моего эрудированного сокамерника, обеспечивается. Но только, либо “на бумаге”, или же в форме поставок, которые затем тут же перепродаются на сторону персонально заинтересованными боссами из числа высшего тюремного руководства. То есть, как ни прикидывай, но продукты до конечного пользователя - до “зеков”, то бишь, не доходят. Ну, это и понятно, в общем-то. Да и чего вы, собственно, хотите? Как-никак, однако Россия всё ещё – огромное государство, тюрем в ней до недавнего времени оставалось предостаточно. В которых сидят и до сих пор вполне успешно воруют, а также используя двойную бухгалтерию и всякие там приписки, “делают свой маленький бизнес” целая армия зажравшихся деляг от тюремной администрации. Поэтому чему здесь, собственно, удивляться? Все там хотят хорошо жить, в связи с чем каждый живёт и существует так, как может себе это позволить.

Однако, если же всё-таки вернуться к “хлебобулочному изделию”, выдававшемуся арестантам в “Матросской тишине” под видом хлеба, то по своему внешнему виду и по цвету описываемые буханки действительно чем-то напоминали собой чёрный хлеб. Но только, ни в коем случае, не на вкус. Потому что, ежели с неимоверной голодухи сразу же съедал хотя бы половину такого, вот, “кирпичика”, то затем начинала мучить иная проблема. Можете задать бестактный вопрос, какая? Отвечаю – самым лучшим применением данному “хлебу” было использовать его в качестве уплотняюще-склеивающей замазки. Которая после затвердевания разжёванной ранее массы приобретала прочность и твёрдость сравнимую, разве что, с камнем. Для примера, размягчив такой, вот, “хлеб”, из него можно было с успехом вылепить какую-нибудь фигурку. Статуэтку “горячо любимого”, остававшегося в Латвии тогдашнего генерального прокурора Яниса Скрастиньша, исполненную в форме “задумчивого” Наполеона перед Бородинским сражением (в смысле, на негласном “поле брани” в пользу “Parekss Banka”). Или же впав в состояние абсолютной прострации и “ностальгируя” по своему КГБ-шному прошлому “сваять” бюстик “Железного Феликса” - Дзержинского. Которыми затем разукрасить убогую обстановку камеры. 

Слышал, что отдельные “зеки” умудрялись ваять из такой, вот, разжёванной “хлебной” массы даже почти настоящее оружие – кастеты, макеты пистолетов. Впоследствии разукрасив которые можно было вполне с успехом использовать подобные “предметы первой необходимости” для того, чтобы пытаться захватить в плен (в самые, что ни на есть, натуральные заложники, то есть) парочку тюремных “вертухаев”. Прикрывшись упитанными тельцами которых искать счастья с боем вырваться на “волю”.

Примечательно, что наиболее часто упомянутый “хлеб” использовался для изготовления различных тюремных игр – шахматных фигур, шашек, косточек домино и т.д. В одной из камер в “Матросской тишине” мне даже самому лично довелось лицезреть такой, вот, “шедевр” тюремного “искусства” - шахматные фигурки, с мастерством и изяществом вылепленные из данного “хлеба” местным провокатором-“внутрикамерником” - “дедулей-говоруном”, корчившим из себя профессионального киллера “со стажем”. Так, для изготовления белых фигур и пешек этим “специалистом” был использован “хлеб” в том виде, какой он есть, только предварительно размягчённый. Чтобы добиться цветового колора чёрных наш неугомонный “сосед” смешал заранее разжёванную им “хлебную” массу с пеплом от выкуренных сигарет. В общем, всё предельно просто и примитивненько.

 Тем не менее, если говорить о применении обозначенного “хлеба” для реализации в таком физиологическом процессе, как еда, лучше этого было бы не делать. Даже и не пытаться. В смысле, не рисковать драгоценным здоровьем. Чего о себе сказать не могу. Потому что каюсь, кушал я указанный “хлебушек” с неимоверной голодухи, хотя прекрасно осознавал, что затем собственный желудок и “прилегающие к нему внутренние агрегаты” с самого верха и до самого интимного низа будут представлять собой практически ничем непробиваемый “бронежилет”. Только как-бы “наизнанку”. Изнутри, в смысле. Потому что после того, как живот таким, вот, образом набивался “до ушей”, ощущение было такое, что внутри тебя как-бы залили бетонным раствором или клеем суперцемент, и ты чувствуешь, как эта консистенция, медленно растекаясь внутри органов, заполняет всё свободное там пространство. После чего намертво затвердевает.

Хотя идиотско-навязчивое ощущение голода при этом почему-то не исчезало. Странно, не правда ли, устроен человеческий организм? Пихаешь в него, пихаешь как в топку, а он – зараза всё хочет и хочет жрать. Ему бы успокоиться, угомониться, ан, нет же, он – опять за старое. Это так, если очень коротко в качестве завершающего штриха на тему о российском тюремном “хлебе”.

Да, вероятно, у кого-нибудь может возникнуть законный вопрос: а чем же я, в таком случае, питался те почти два с половиной месяца, проведённые в столь “достойном благотворительном учреждении”, именуемом “Матросской тишиной”?

Ну, как же. Во-первых, водой. Которая несмотря на то, что имеет слабовыраженную энергетическую калорийность, равную абсолютному нулю, тем не менее на время как-то утоляет чувство голода. К тому же в российской спецтюрьме это была не просто вода, а “вода кипячёная”. Разница, смею вас вполне авторитетно заверить, очень и очень существенная. Особенно, если учесть, что ежедневно по утрам эта вода почему-то именовалась “чаем”. К которому к тому же на весь день полагалось “целых” две столовых ложки сахарного песка. Можно добавить к данному ещё и то, что к “хлебному бутерброду” утром также выдавался кубик маргарина с “круглым” размером в 1 см. Да, если о самом тюремном “бутерброде”, то обычно приготавливался он из ломтя “фирменного чёрного хлеба”, того самого маргарина, “исполнявшего роль” масла, и пол-ложки сахара, посыпанного сверху. 

     Кроме того, если уж по-настоящему всерьёз, то от голодной смерти в “Матросской тишине” меня спасли харчи, присланные с передачей одному из моих сокамерников. Который по прошествии пары недель пребывания в тюрьме освободился на волю, однако любезно перед уходом оставил свои съестные припасы мне. А именно – приличный кусок закопченного деревенского свиного сала, а также с десяток головок чеснока. Вот исключительно этими продуктами я и питался в течении примерно полутора месяцев, заставляя съедать себя ежедневно по заранее нарезанному на куски шматку сала и одному-двум зубчикам чеснока. Последний, насколько известно, не дает распространяться цинге, которая всегда появляется от капитального недоедания. Так я и выжил. Вероятно, чудом. Хотя, как последнее стало понятно несколько позднее, далеко не все, с кем мне довелось встречаться после описываемых событий, считали именно так.    

     Однако прошу великодушно извинить меня за столь длинное невольное отступление на “кулинарные темы” в латвийских и российских тюрьмах. Я и сам заметил, что слишком увлёкся изложением всех этих “рецептов”. Тем не менее, ничего не мог с собой поделать – уж больно неповторимыми они мне показались. Когда я перечислял их, то даже начал всерьёз подумывать, а не издать ли параллельно, отдельным томиком “книгу изысканной и здоровой пищи” в “исправительно-калечащих учреждениях” в Латвийской Республике и Российской Федерации? И включить в неё весь список и полное описание тех незабываемых “творений” из области “кулинарного искусства”, которые мне довелось узнать и изведать за периоды пребывания в “образцово-показательных” тюрьмах двух названных, ну, неимоверно “демократических” государств...